А потом они разрывали на две части эту райскую пещерку, отделяли свои лица друг от друга, и ледяной воздух тут же обрушивался на них, терзал… Они ели без всякого аппетита: да поправде им совсем и не хотелось есть — не могли они думать они о еде в то время как смерть витала совсем рядом.
.
…Темно, блещут в ледяных скалах отражения звезды: самих скал не видно, только тьма и эти мерцающие в ней небесные огоньки — со всех сторон они, и даже под копытами Вихря — мерцают холодно — конь бьет по ним копытами, и они с ледяным звоном разбиваются и серебристыми искорками уносятся куда-то назад ветром…
— Как красиво, — мечтательно молвила Оля, — Словно мы скачем с тобой среди звезд, по небесной дороге… Да, как-будто это ночное небо… но какое же холодное оно и все-таки прекрасное…
И тогда Алеша, не обращая внимания на режущее сердце боль, шептал: "…Как же нескончаемо высока и огромна твоя жертва, сколько сделала ты ради меня, сколько сил душевных истратила — пожертвовала и молодостью, и красотой… хотя, что я?! Красота осталась — нет она расцвела даже больше, она… — он и не заметил, как стал говорить отстранёно. — ..она теперь изнутри этой красотой светится, вся сияет, в любом тряпье она несравнено краше будет любой розовощекой, сытой царевны!.. Но если бы только дан был мне такой выбор: чтобы все она забыла, чтобы никогда меня и не знала, жила бы спокойно, а я бы умер здесь, в самом жутком смысле умер, не дойдя до ворот — я бы с радостью избрал это!"
Из размышлений его вывел встревоженый, срывающийся от неожиданости голос Оли:
— Алеша… неужели мы дошли!
Алеша вскинул голову и увидел, что стены ледяного ущелья расступились, образуя весьма широкое, окруженное со всех сторон скалами поле, в центре которого распустился дивным ледовым цветком дворец. На могучем, способном выдержать любые удары стебле, сложены были скрывающие что-то лепестки.
— Что! — Алеше даже жарко стало от неожиданости, сердце быстро-быстро забилось в груди, отдаваясь при этом глухими ударами в голове, — Что? — его хриплый голос перешел в неразборчивый шепот, — неужели мы достигли… неужели это дворец Снежной… — он не мог дальше говорить, слова замерзшими комьями застревали у него в горле.
В это время где-то далеко-далеко, за ледовыми скалами и за снежными полями солнце коснулось и окрасило нежными бордово-огненными мазками, часть небосклона и свет этот, преломляясь бессчетное множество раз в гранях ледяных скал, прорезая их мертвые толщи, достиг этого поля. Вмиг все стены зарделись солнечным пламенем. Всё сразу засветлело, засеребрилось, зазолотилось, заянтарилось и даже ветер, испугавшись такого яркого света, попрятался в каких-то укромных местах. Над ними еще чернело северное небо, здесь пылал дневной пожар…
Похожий на цветок дворец дольше других оставался безучастным к этой световой буре, но вот и он проснулся: огненный, живительный поток рванулся из под поверхности поля, по ней побежали золочено-водные блики (оказывается подо льдом скрывалось озеро). Объялся пламенем и ствол цветка, и, последними — его закрытые лепестки, они оказались полупрозрачными, цвета ярко-бардового.
А потом лепестки бесшумно стали раскрываться. И оттуда, из этого света, слетел навстречу Алеши и Ольги порыв метели — белое облако из пушистых снежинок. Оно остановилось перед недвижимо стоящим Вихрем и вдруг пало к ногам прекрасной белой девицы, которую он скрывал. Одета она была в длинную, с синевой февральского неба, шубу. Длинные плотные косы, яркими серебристыми лучами опускались до пояса, а кожа ее была совершено бела.
Не успели они еще опомниться, не успел еще даже зарычать и залаять Жар, как она уже говорила леденистым, но звонким и задорным голосом:
— Не бойтесь меня — я Снегурочка, дочка Деда-Мороза. Погостите у нас, а то вы совсем, бедные, замерзли. Прошу. Сейчас правда моего батюшки нет — разъезжает он по небу на своих санях по своим владениям. Ну — милости прошу в наш дом. Я вас долго не задержу и чем смогу помогу…
Только она это сказала, как вновь поднялись от ее ног и закружилась пушистые снежинки. Вновь блещущее в пламенном свете снежное покрывало скрыло ее и поднялась она в воздух. Из покрывала вылетело облачко и, окутав всех, подняло в воздух, и понесло следом за Снегурочкой ко дворцу.
Когда влетели они в сияющую ледяную залу, солнечное пламя, наполнявшее ледяные скалы, начало затухать, стало темно-голубым, а затем померкло совсем, и вновь засияли вокруг дворца звезды, словно не на льду он стоял, а парил в небесах. Лепестки, все еще хранившее в своей глубине цвет роз, беззвучно закрылись…
Внутри совсем не было холодно, и все предметы выделанные толи из алмазов, толи изо льда, светились сами: светились и столы и кресла с широкими спинками, и вся мебель и даже стены, которые как и все кругом были полупрозрачны.
— Вот и наш дом, — проговорила Снегурочка, — слезайте с коня, отдохните, расскажите, какая беда таких юных занесла в наши края. Вы ведь из Руси?… Неприпомню, чтобы кто-нибудь из этой далекой страны гостил у нас. Ну присаживайтесь, угощайтесь, рассказывайте…
Она указала на ледяной стол, подле которого расставлены были хрустально-ледяные кресла.
Только они уселись, как Снегурочка хлопнула в ладоши: хлопок ледяным звоном пронесся в воздухе и вот уже в распахнутые двери вошел белый медведь, неся на лбу поднос с какими-то кушаньями — по большей части синеватого, окруженного морозной дымкой, цвета.
Следом за медведем плюхали тюлени, неся на своих вытянутых носах подносы (точнее уж надНосы), поменьше с блестящими крупными рыбинами, за тюленями поспевали моржи — они несли на своих загнутых клыках большие кубки наполненные белым мороженым.
— Ну вот, — улыбнулась Снегурочка, — очень сожалею, что немогу порадовать вас никакими теплыми блюдами, у нас в доме это не принято. Но съешьте и это: уверяю, сил у вас прибавиться…
Они поели, а потом, обо всём, вкратце рассказали:.
Та вздохнула и произнесла:
— Это опять моя мачеха — Снежная колдунья зло творит… И я бы рада вам помочь, но вот беда — не могу я ступать в ее владения — таково давнее проклятье, а владения ее здесь уже совсем близко начинаются… И все же я помогу вам… Сначала отдохните немного.
— Нет! — хором ответили Алеша и Оля, поднимаясь из-за стола, — Спасибо вам, спасибо но не можем мы больше задерживаться. Отпустите нас пожалуйста.
— Хорошо, хорошо, — вздохнула Снегурочка, — прошу за мною. И она тоже поднялась из-за стола и повела их по длинной винтовой лестнице вниз.
Лестница вывела их на берег озера с темно-голубой, цвета сгустившегося ледяного неба, водой. Над их головами темнела ледяная поверхность и подвывал ветер, здесь же только в воде время от времени бултыхались, блестя чешуей в рассеяном свете, рыбы.
У берега покачивалась на граненых зыбчатых уступов воды ледяная лодка.
— Здесь я распрощаюсь с вами, — с печалью в голосе, вещала Снегурочка, — Лодка довезет вас до ледяной пещеры, там высаживайтесь на берег и… дальше я и сама ничего не знаю, кроме того, что до Снежной колдуньи там уже совсем недалече. И еще остерегайтесь ледового зверя… Ну прощайте!
Все они: Алеша, Оля, Жар и Вихрь взошли на лодку. Снегурочка издала певучий, не человеческий, но какой-то воздушный звук. Тут же вода перед лодкой вспенилась, вздулась ледяными буранчиками, забурлила, появился высокий, изумрудного цвета плавник, натянулись скрытые до того в воде ледяные цепи, и лодка, быстро набирая ход, отчалила от берега.
Стуженая, только каким-то волшебством не превращающаяся в лед вода темнела с каждой минутой, темнели и ледяные стены и купол над которым громоздились, переливая в своих глубинах отражениях звезд, все более и более высокие скалы. Ледяная пещера в которой распрощались они со Снегурочкой давно уже скрылась за поворотом туннеля по которому они плыли. Впереди же тьма и холод сгущались, и ничего не было видно.
Вот лодочка вынесла их в новый, большой, судя по гулкому эху под невидимыми во тьме сводами и дальними закоулками, грот. По мере продвижения вперед из этого марева выступали силуэты поднимающихся со дна причудливых, изогнутых, ветвистых арок и колонн — в полумраке они казались черными, словно бы каменными, такой же была и вода, в которой время от времени плюхались какие-то массивные тела, раз вода всколыхнулась тяжелыми волнами. Рыба с изумрудным плавником, которая везла их лодку, отдернулась, да так резко, что стоявший у борта Вихрь едва не полетел в воду.
Но вот из марева выступил берег: тоже ледяной, гладкий, черный…
Все они выбрались на берег и осторожно стали пробираться от черной воды.
Ледяная лодка развернулась и канула в призрачном, растворяющем мареве.
Они прошли еще несколько шагов и замерли — им послышался какой-то звук… Нет — это только капли тяжело, словно камни, падали на воду: "Бух-бух-бух!".
Близко — уже совсем близко…
Взявшись за руки, они шли среди леденящего марева — от этих тёмных, зловещих стягов трещала кожа, гудела голова, из этого мезнущего, иногда издающего скрипучий стон воздуха тянулись к ним усеянные когтями лапы, изогнутые клыки, пучились застывшее, холодные, безжалостные глазищи. И все они, хоть и были лишь глыбами льда — все они двигались, шевелились…
Когда они проходили под двумя большими колоннами похожими на арки, за которыми еще больше сгущалась тьма, Алеша с жадностью, стараясь впитать в себя каждую ее черточку, посмотрел на Олю. И она посмотрела на него своими огромными глазами, похожими на два ведущих в мир иной озера; вся озаренная изнутри светом, который бил из сильной ее, все время в небо устремленной души. Губы её едва заметно шевельнулись… Такой Алеша ее и запомнил…
Потом поток времени подхватил Алешу, и поволок неукротимо в страшную муку…
Лицо Оли в одно из этих стремительных мгновений, в каждое из которых жаждал Алеша вцепиться, преобразилось, сделалось грозным и даже льющийся из ее души свет стал зловещим: она по прежнему оставалась прекрасной.