Тогда я пихнул Банни на Чандо; оба они повалились на палубу. Сеграно отпустил Вандору и что-то вякнул. Я прыгнул к нему и от души вмазал башмаком по яйцам. Просто-таки ощутил, как бубенцы сплющились от удара – теперь никакая рихтовка не поможет!
Сеграно упал на палубу около люка – я попытался пинками вытолкнуть его наружу, но не преуспел – скотник был слишком тяжел.
Краем глаза увидел, как Чандо выпростался из-под труппа Банни и протянул руку к тесаку, который сам же воткнул в палубу.
Сказочно!
Я ухватил вилы за черенок и неимоверным усилием выдернул их из трупа. Чандо уже был на ногах, пытался пырнуть меня тесаком, другой рукой придерживал штаны. Я отпрыгнул, выставив вилы, принимал удары на их острия.
Помещение наполнилось мерзким скрежетом: Чандо рубил, как заправский мясник.
А оркестр все играл.
Вандора возилась на полу. Кажется… Нет, вы только подумайте – и это, по-моему, все бабы такие: она спешно натягивала матросские брючки! Нет, чтобы помочь – фигли! Она торопилась спрятать от мира свою драгоценную целлюлитную попу!
Чандо нырнул, попробовал ударить сбоку. Я неловко подставил вилы: хряп! Косой удар остро заточенного тесака отсек стальную насадку с зубьями. Я стал счастливым обладателем голого черенка, ну как нудист посреди обыкновенного пляжа – вот примерно так я себя почувствовал.
Чандо взорлил: пошел на меня гордо. Я отпрыгнул в коридор, тыча в негодяя импровизированным копьем.
Экшен первый сорт! Нет-нет, высший! Тесак против черенка от вил. Да еще эти башмаки так жмут ноги, что я кусаю губы от боли.
Я понимал, что сейчас меня изрубят на бифштексы, но организм не имел сил пугаться еще больше.
Меня загнали в коровник. Чандо, по всему, был умелым бойцом. Держа штаны левой рукой, он так отменно управлялся тесаком, что я выставил ему пять баллов.
– Му-у-у-у…
– Плюх-плюх-плюх!
– Сундаго… зря… – проскрипел Чандо на выдохе. Глаза блестели недобро, но без той страсти, которая отличает совсем уж конченых маньяков, которым убить человека – неимоверная радость. Нет-нет, для Чандо это была работа, устранение досадного препятствия, не более.
– Сам ты… Сундаго! – бросил я, отступая. – Нашел еще… дурачка!
Он понял и удивился, так, что приопустил тесак.
В этот прекрасный момент за его спиной кто-то дробно прошлепал, и к промежности Чандо со смаком приложилась маленькая босая ступня.
Чандо удивился еще больше.
Его удивление перешло в изумление, когда я всадил заостренный черенок ему в горло.
Он упал на колени, глаза почти сразу остекленели. Я повалил его на бок и узрел Вандору, похожую на разъяренную кобылицу; волосы как грива, глаза мечут молнии, крылья носа трепещут. Если заржет – сходство будет необыкновенное.
Ее маленькие груди – нагие, с выпяченными сосками – уставились мне в глаза. Я видел, что обе покраснели – Чандо шлепал по ним, глумясь в садистской страсти.
Я всхрапнул.
– В глаза, Олег, – сказала Вандора, тяжело дыша. – Смотри мне в глаза.
Я с трудом оторвал взгляд от сосков. Знаю, что вы подумали, но я из тех мужчин, что и на смертном одре будет тянуться к женским прелестям, что уж говорить о моменте, когда счастливо избег смертельной опасности. Тогда сам бог велел пялиться на женскую грудь, тем более, что она – рядышком, протяни руку…
Шею принцессы украшал лиловый синяк – рука Чандо постаралась… губа набухла и кровила.
– Ну… – сказал я, с трудом подбирая слова, – это, привет.
Брови принцессы взлетели на середину лба. Других слов она от меня ожидала, что ли?
– Вон отсюда, – бросила Вандора, тяжело дыша.
– И это вместо спасибо? – удивился я.
Скажите, и как это назвать?
Она взглянула на меня строго:
– Дождись, пока встретят брата. Затем найдешь боцмана Бизли, скажешь, чтобы ступал сюда. Скажешь еще: мак расцвел небесным цветом. Запомнишь?
Дер пароль? Ну конечно, запомню, моя очаровательная шпионка. Вы вскрыли ячейку Организации на флагмане принца, а ты играла в дурочку, постигающую морскую науку, а заодно смотрела и слушала… Пока не дослушалась. И что случилось бы с тобой, если бы не я?
– Сам свободен… пока свободен. Все понял, Олег?
– Ы-ы… ы, – родил я, без раздумий напялив личину Сундаго.
– Му-у-у-у…
– Плюх-плюх-плюх…
– Пошел вон.
Я не стал дальше испытывать ее терпение и ушел.
Сеграно валялся без памяти: пока я занимался Чандо, Вандора рассадила о башку скотника табуретку. Но, думаю, он останется жив. С пробитой башкой и отбитыми бубенцами говорить на допросе все же можно. Ну а если хочет жить – расскажет все, что знает.
Я дождался, пока смолкнет оркестр, и отыскал Янфорда Бизли и передал ему все, что велела Вандора, приняв все-таки облик Сундаго.
Да уж, сильна малышка!
Туман загустел. Корабль не двигался, окутавшись желтыми огнями масляных фонарей, и был непривычно тих.
Мне было до смерти интересно, как Бизли, явно посвященный в дела тайной полиции Тендала, и Вандора будут обрабатывать уцелевшего члена Организации. По всей видимости, Организация пустила прочные корни во флоте Тендала – не только боевом, но и торговом – так сказать, помогая шпионить и способствовать пиратам острова. А я-то думал, у принца все схвачено несколько прочнее, а оно вон как – не сказать, чтобы очень, коли уж даже его родная сестренка взялась помогать…
На баке поджидали брезентовый бассейн, ведро с веревкой, склянка жидкого мыла и чан пресной воды. Охая, я оттащил бассейн в тень, натаскал забортной воды и вымылся, стараясь держаться раненым плечом к борту. Обтер тело пресной водой, затем выстирал свой наряд, прополоскал, выкрутил как мог и напялил. В кубрике лежит смена, но чтобы дойти до нее, нужно спрятать окровавленную повязку на плече. А чтобы сменить одежду, нужно дождаться ночи.
Руки тряслись как у припадочного, но сердце постепенно выравнивало ритм.
Через полчаса я доковылял до кубрика, бросил на рундук плошки с едой и устало опустился на свою койку.
– Издевательство, – шепотом передал старику, стягивая ботинки. – После такой работы меня заставили отстоять молитву! Десять коров… Вы только представьте: десять жрущих, мычащих коров, и хоть бы у одной запор!
Ни слова про экшен в коровнике и Вандору я не сказал.
Я уснул. Да, я смог уснуть после всего, что случилось и еще могло случиться.
Знаете, почему?
Я сумел. Я сделал.
Я себя переломил.
Глава шестая (стремная)Очная полуставка[25]
Среди ночи я проснулся и, плюнув на все и всяческие опасности, увлек Франнога на палубу, в направлении бака, где, как известно, располагается гальюн. Ну, приспичило святому Маке сходить до ветра, а помощник Сундаго сопровождает подслеповатого и слабосильного старика, чтобы не свалился за борт, когда будет оправляться.
Возле гальюна я подверг старика допросу с пристрастием – вызнал все, что он в свое время разведал о королевском доме Вэлианов. Вдобавок я узнал, что чародей вместе со всеми встречал принца на палубе и хорошо рассмотрел всех пассажиров лодки. Их я тоже попросил описать.
Меня снедали дурные предчувствия и, если так можно выразиться, грызла интуиция: скоро, ой, скоро мне предстоит свидеться с принцем. И чем больше я буду знать о нем и правящем доме, тем мне будет лучше.
Франног, ошеломленный моим напором, отвечал охотно, хотя и без меры ворчливо. Я пока не рассказывал ему о том, что случилось в коровнике (между мной и коровами, между мной и Чандо, между мной и Вандорой).
Затем мы вновь спустились в кубрик. Меня здорово развезло. Температурка поднялась, трясло, во рту гулял суховей. Ой, ребята, и худо же мне было. В том числе от дурных предчувствий.
И они оправдались.
Нас подняли на рассвете, незадолго до побудки. Я едва задремал, укутавшись от озноба с головой, хотя рука безостановочно ныла и иногда взрывалась приступами режущей боли.
– Пшли. Обоих – неотложно. – Рядом с Бизли, держа на отлете светильник, стоял флаг-офицер Стерамона, высокий худощавый мужчина. Я не знал его имени.
Я вскочил, оправил блузу, чуя недоброе: просто так, за обычными матросами, флаг-офицер не придет.
Значит, вот он, час истины!
На соседней койке, лупая со сна глазами, привстал Франног:
– Чт… Мнэ-э-ааааа…
– Начальника требовать! – сообщил я. Чертов старикашка едва не спалился, попробовав заговорить. – Только моя башмаки не брать, моя от них горемычный!
– Надевай башмаки и не вякай, Сундаго! – рявкнул Бизли. – Скорей!
Пришлось подчиниться.
Нас повели к трапу, флаг-офицер замыкал шествие, будто конвоируя пленников, да, собственно, так оно и было. Поднялись на палубу, все так же – гуськом, двинулись к юту. Было прохладно, серые клочья тумана недвижно висели в серовато-перламутровом небе. Рассвет, который, как известно, не сулит выхода, если вспомнить известную песню…
По палубе расхаживали солдаты. У левого борта слышались знакомые вздохи алхимического движителя, поднимался изумрудный дым. Принц готовится отплывать в такую рань? Весла «Благодати», что характерно, работали. Корабль куда-то плыл.
Я посмотрел через борт и невольно запнулся.
Темное, чуть подсвеченное рассветным багрянцем зеркало воды не далее чем в паре километров закручивалось громадной воронкой, грязновато-белой, страшной. В темный зев воронки великанская длань могла бы уронить «Божью благодать» – и, заметьте, строго горизонтально.
Великий Крутень. Мордоворот, чьи воды низвергаются в подземную полость республики Менд с немыслимой высоты.
Корабль работал веслами, по-видимому, описывая вокруг Крутня огромную циркуляцию, но, думается, так, чтобы не попасть в течение, которое могло бы увлечь «Благодать» в бездну.
Бизли сказал недовольно:
– Че стал, ушлепок?.. А, Крутень… Что, не видал никогда?.. Кхм… Да и зачем нашему принцу к этому Мордовороту плыть ни свет ни заря на своей лодчонке? Какие дела могут у него там быть, а, ушлепок?.. Ну, насмотрелся? Пшли!