– А что вы хотите от меня?
– Рано или поздно, он придет к вам…
– Почему вы так уверены?
Пистилло вздохнул, разглядывая стакан.
– Почему вы так уверены? – повторил я.
– Потому что, – сказал он, – Кен уже звонил вам.
Я ощутил свинцовую тяжесть в груди.
– Мы засекли два звонка из автомата, который находится вблизи дома вашего брата в Альбукерке, – продолжал Пистилло. – Первый раз звонили примерно за неделю до того, как были убиты два бандита. Второй раз – сразу после убийства.
Странно, но я был не слишком потрясен. Должно быть, в глубине души ожидал чего-то подобного.
– Вы ведь не знали об этих звонках, правда, Уилл?
Я судорожно сглотнул, подумав о том, кто, кроме меня, мог взять трубку.
Шейла…
– Нет, – ответил я, – не знал.
Пистилло кивнул.
– Ну вот, а мы тогда, понятное дело, подумали, что по телефону разговаривали вы.
Я взглянул на него:
– А какое отношение ко всему этому имеет Шейла Роджерс?
– Ее отпечатки нашли на месте убийства.
– Это я уже знаю.
– Тогда, Уилл, ответьте на один вопрос. Мы знаем, что ваш брат вам звонил. Знаем, что ваша девушка побывала в доме Кена в Нью-Мексико. Какой вывод вы бы сделали на нашем месте?
– Что я как-то замешан в этом.
– Правильно. Мы решили, что Шейла была вроде посредника и вы как-то помогали брату. А когда Кен сбежал, решили, что вы знаете, где он.
– Но теперь вы поняли свою ошибку?
– Совершенно верно.
– И что теперь думаете?
– То же, что и вы, Уилл, – тихо сказал Пистилло, и – черт побери! – я услышал в его голосе жалость. – Шейла Роджерс использовала вас. Она работала на Макгуэйна. И это она навела его на вашего брата. А когда убить Кена не удалось, Макгуэйн приказал ее убрать.
Шейла… Это предательство поразило меня в самое сердце. Пытаться защищать ее сейчас, доказывать, что я был для нее чем-то большим, нежели обыкновенным простофилей, значило нарочно закрыть глаза на правду. Наивный простофиля в розовых очках…
– Я говорю вам все это, Уилл, так как боюсь, что вы сделаете какую-нибудь глупость.
– Например, дам интервью…
– Да. А еще я хочу, чтобы вы поняли: у вашего брата только два пути. Либо Макгуэйн с Призраком найдут его и убьют. Либо его найдем мы. Найдем и защитим.
– Понятно. Только до сих пор это у вас паршиво получалось.
– И тем не менее, кроме нас, ему не на кого положиться, – парировал Пистилло. – И не надейтесь, что Макгуэйн ограничится Кеном. Неужели вы думаете, что нападение на Кэти Миллер было случайностью? Так что я призываю вас к сотрудничеству ради вашего же блага.
Я молчал. Пистилло верить было нельзя, это ясно. Верить нельзя никому. Но Пистилло особенно опасен. Он прожил одиннадцать лет, глядя на искаженное горем лицо сестры. Такое сведет с ума кого угодно. Пистилло дал понять, что не остановится ни перед чем, лишь бы добраться до Макгуэйна. Он готов был пожертвовать моим братом, засадить за решетку меня… И самое главное – Пистилло уничтожил мою семью! Я подумал о бегстве сестры в Сиэтл. Подумал о матери и ее солнечной улыбке, осознав внезапно, что именно этот человек, сидящий напротив меня и обещающий спасти брата, стер улыбку с ее лица. Он убил мою мать. Никто не убедит меня, что ее опухоль никак не связана с тем, через что она прошла, и что ее иммунная система не стала еще одной жертвой той ужасной ночи. И теперь этот человек просит меня о помощи…
Я не знал точно, сколько лжи в его словах, но решил, что достаточно, чтобы солгать в ответ.
– Я помогу вам.
– Хорошо, – сказал Пистилло. – Я прослежу, чтобы все обвинения против вас были немедленно сняты.
Я не поблагодарил его.
– Если хотите, мы отвезем вас домой.
Меня подмывало отказаться, но я не хотел выдавать себя. Если Пистилло лжет, то и мне не грех этому поучиться. Я молча кивнул. Встав из-за стола, он сказал:
– Я слышал, что скоро похороны Шейлы…
– Да.
– Теперь, когда обвинения сняты, вы можете поехать.
Я промолчал.
– Вы собираетесь присутствовать? – спросил он.
На этот раз я сказал правду:
– Не знаю.
Глава 47
Я не мог сидеть дома, ожидая неизвестно чего, поэтому на следующее утро отправился на работу. Казалось, все должно было валиться у меня из рук, но справлялся я на удивление неплохо. В «Дом Завета» всегда входишь, как боец на ринг, сосредоточившись на самом главном. Детям нужно отдавать все силы, меньшего они не заслуживают. Заезженная фраза, но верная. Я постарался настроиться и с головой окунулся в работу.
Ко мне подходили знакомые с соболезнованиями, я говорил положенные слова. Всё здесь, до последней мелочи, напоминало о Шейле. Я старался не думать о ней, хотя, разумеется, ни о чем не забыл и не оставил планов разобраться в том, кто ее убил, и разыскать Карли. И конечно же, найти брата. Как к этому подступиться? Я снова попытался поговорить с Кэти, однако телефонная блокада оставалась в силе. Крест нанял частного детектива для поисков Донны Уайт в компьютерах авиалиний, но он пока ничего не нашел. Оставалось только ждать.
Я записался на ночную работу. Крест присоединился ко мне, мы сели в фургон и снова погрузились во тьму. Лица детей на улице, освещенные голубоватым искусственным светом, казались плоскими, гладкими, лишенными индивидуальных черт. Когда видишь взрослого бродягу, старуху с мешками или мужчину с тележкой, сразу понимаешь, что перед тобой бездомный. С детьми и подростками из неблагополучных семей, которые бегут, спасаясь от жестокого обращения, и окунаются в мир наркомании, проституции и сумасшествия, все иначе. Они легче смешиваются с толпой, их трудно отличить от детей, просто бродящих по улицам.
Что бы ни говорилось на эту тему, бедственное положение взрослых бездомных сразу бросается в глаза. Вы можете отвернуться и пройти мимо, напоминая себе, что четвертак или доллар, которые вы им бросите, пойдет на выпивку или наркотики, но боль в душе все равно останется. Вы бросили в беде человеческое существо, и от этого никуда не деться. А дети почти невидимы, они сливаются с ночными улицами. Их можно проигнорировать, не испытав никаких неприятных ощущений.
Радио передавало что-то звонкое и ритмичное. Крест дал мне пачку телефонных карточек. Мы остановились на авеню Эй, в районе, известном своими героиновыми притонами. Я видел запавшие глаза, набухшие, исколотые вены. Началась обычная работа. Мы разговаривали, убеждали, слушали…
В четыре утра мы снова сели в фургон. Крест посмотрел в окно. Детей стало даже больше. Казалось, их порождает сама улица. Друг с другом мы последние несколько часов почти не общались.
– Надо съездить на похороны, – сказал Крест.
Я промолчал, боясь, что голос подведет меня.
– Ты когда-нибудь был здесь с ней? – продолжал он. – Видел ее лицо, когда она работала с детьми?
Я видел. И понимал, что Крест имеет в виду.
– Это нельзя подделать, Уилл.
– Хотелось бы верить.
– Тебе было хорошо с ней?
– Я чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Он кивнул:
– Это тоже не очень-то подделаешь.
– Тогда как все объяснить?
– Не знаю. – Крест включил зажигание. – Мы слишком полагаемся на свои головы. Неплохо бы иногда вспоминать и о сердце.
Я нахмурился.
– Звучит красиво, но я не уверен, что в этом есть какой-то смысл.
– Давай сформулируем это так: мы едем, чтобы почтить память той Шейлы, которую мы знали.
– Даже если все было ложью?
– Даже. Но возможно, мы что-то и узнаем. Лучше поймем то, что произошло здесь.
– Разве не ты сказал, что нам может не понравиться то, что мы узнаем?
– И в самом деле. – Крест поднял брови. – Какой же я молодец!
Я улыбнулся.
– Это наш долг перед ней, Уилл. Перед ее памятью.
Он был прав. Надо довести дело до конца. Остались вопросы, на которые еще предстоит найти ответы. Может быть, кто-то из приглашенных на похороны что-то подскажет… Да и сам процесс прощания с фальшивой возлюбленной поможет мне прийти в себя. Хотя вряд ли… Но и попробовать, пожалуй, стоит.
– Опять же нельзя забывать о Карли. – Крест кивнул в сторону улицы. – Главное – спасать детей, разве не так?
– Точно. – Я повернулся к нему. – Кстати, о детях…
Выражение лица его трудно было разобрать – Крест часто носил ночью темные очки, – но его руки крепче сжали руль.
– Крест…
– Мы сейчас говорим о вас с Шейлой, – сухо сказал он.
– Это все в прошлом. Что бы мы ни узнали, ничего не изменится.
– Все равно, давай сосредоточимся на чем-нибудь одном, ладно?
– Нет, – упрямо сказал я. – Дружба есть дружба. Она работает в обе стороны.
Крест покачал головой. Мы ехали молча. Я смотрел на его рябое небритое лицо. Он жевал нижнюю губу, татуировка на лбу потемнела.
– Я не говорил Ванде… – начал он.
– Что у тебя есть ребенок?
– Сын…
– Где он сейчас?
Крест почесал подбородок. Рука его дрожала.
– Ему еще не было четырех, когда его похоронили.
Я закрыл глаза.
– Его звали Майкл. Я им совсем не интересовался, да и видел-то всего раза два. Он жил с матерью, семнадцатилетней наркоманкой. Ей нельзя было доверить даже собаку. Как-то раз она обкололась и въехала в грузовик. Оба погибли. Я до сих пор не знаю, было это самоубийством или нет.
– Извини, – неловко сказал я.
– Ему сейчас был бы двадцать один.
Я не мог найти подходящих слов.
– Это было давно, ты сам был еще ребенком.
– Не пытайся все объяснить, Уилл.
– Я и не пытаюсь. Просто… – Я не знал, как выразиться. – Если бы у меня был ребенок, я попросил бы тебя стать его крестным отцом… И опекуном, если бы со мной что-то случилось. И не только потому, что мы друзья, а в своих собственных интересах, ради своего ребенка…
Он молча вел машину.
– Некоторые вещи нельзя простить.
– Ты не убивал его, Крест.
– Ну да, конечно, я тут ни при чем.