В третье лето он уже практически непрерывно просил меня дурачиться, развлекать народ или просто находиться в комнате, где я сходил с ума по моей маленькой королеве драмы, которая, к моему большому удивлению, старалась сесть то слева, то справа, то прямо передо мной. Когда я возвращался с прогулки, мне обычно говорили: «Он тебя искал».
Едва я переступал порог, он спрашивал: «Где ты был? Что ты делал? Что ты видел?»
Я говорил, что делал отчет. Эти прогулки давали нам с Йогиней возможность провести какое-то количество времени наедине: достаточное, чтобы подышать свежим воздухом, и не слишком большое, чтобы между нами успело возникнуть напряжение.
Он ее игнорировал почти полностью.
Глава 26
«Тебе остается, как это говорится в боксе, «выбросить полотенце», признать себя побежденным, быть совершенно беспомощным. Никто не может помочь тебе, и сам ты не можешь».
Он стал использовать меня, чтобы самому изображать «старика»: для этого он начал меня бить и бросаться вещами. Однажды я сделал вид, будто кто-то позвонил ему по телефону, и позвал его к трубке. Взяв трубку и обнаружив, что я его разыграл, он улыбнулся и тут же швырнул в меня бутылкой с апельсиновой содовой. Сладкая вода облила всего меня, телефон и ковер. Не обращая на это внимания, он смеялся: «Я не милый парень! Я не святой!»
Я очень хорошо знал, кто он.
После того как все было убрано, я кинул в него салфеткой.
Новый джинн был выпущен из бутылки, и сумасшествие закрутилось с новой силой.
Он взял в привычку сажать меня рядом с собой и щипаться.
– Ущипнуть? – спрашивал он кого-нибудь из тех, кто сидел впереди.
Еще он мог полить мою руку горячей водой из чашки, объясняя, что я нахожусь в очень высоком духовном состоянии. Я подыгрывал ему, изображая «духовную продвинутость»: перебивал его, поправлял то, что он говорил, пока он не начинал щипать мою руку, а потом и лицо. В том моем состоянии меня это нисколько не заботило. По сути, ничего более веселого, чем эти дружеские развлечения, в моей жизни не было. Он был невероятно забавным и никогда не уставал дурачиться. Мне казалось, он может превратить в золото любой нонсенс, и я до сих пор так думаю. Мне нравилось нарушать священную тишину, образовывавшуюся вокруг него. Я чувствовал, что именно его энергия была даром, и не важно, в какой форме она проявлялась. Если бесполезность логических аргументов и идиотских догм осознана, что еще остается? Можно и повеселиться. Жаль, что я не мог в этом убедить Йогиню, не говоря уж о себе самом…
Однажды он вылил на меня кувшин воды. Я вылил еще один в свои карманы. Вскоре он начал «швырять» меня по всей комнате подобно тому, как это делают борцы на международном ринге. Разыгрывая этот маленький спектакль, он тянул меня за руку и я эффектно «пролетал» через всю комнату. Иногда люди начинали хватать воздух ртом, когда он начинал капать горячей водой мне на руку. Это был безобидный театр, и некоторые, понимая, что происходит, еще и подбадривали его. Если спектакль слишком затягивался, я, для смены декораций, бежал по лестнице наверх, перепрыгивал через балкон и, свесившись со стропил, плюхался прямо перед ним на пол, получая пинок, щипок или просто заваливаясь на бок.
Теперь он не отпускал меня от себя. Он был как тот двухлетний малыш, которому нравится, когда его кружат, и твоя усталость не имеет для него никакого значения.
Любой человек, не понаслышке знакомый с сильной эмоциональной болью, знает, что лучше зашибить палец, обжечь руку или попасть в автокатастрофу, чем постоянно испытывать душевные страдания. То время было идеальным для таких представлений.
По мере того как он становился все слабее физически, меня легко можно было использовать и для развлечения, и для поддержки. Да и кроме того, это было просто весело.
– Хочешь сказать, я слабею?
– Ну-у-у-у, ты – крошечный старичок…
Ба-бах! Он использовал мои слова в качестве предлога, чтобы «швырнуть» меня на пол и поставить свою ногу на мою руку или ногу и стоять на ней, демонстрируя свою силу! Он был таким легким, что я едва его чувствовал. Затем он обязательно должен был убедиться в том, что Йогиня наблюдает за нами.
– Глянь, глянь! Она смотрит! Мне надо быть поосторожней.
Затем он поворачивался к ней за разрешением:
– Можно?
– Зачем ты это делаешь, Юджи? – спрашивала она, с тревогой в глазах глядя на него.
– Он это заслужил! Поделом ему!
Затем он поворачивался ко мне:
– Значит, говоришь, я слабею?
– Ну-у-у-у…
И он пинал меня, пока я не откатывался прочь.
– Смотри, он просто играет!
Это занятие могло длиться часами, и прекратить его можно было, только покинув комнату. Я был у него на коротком поводке. Ему нравилось мучить меня, и вскоре он начал привлекать к игре детей.
– Давайте, девочки, бейте его!
Сначала они вообще никак не желали участвовать.
– Юджи, я не хочу! – пожаловалась Шилпа. Конечно, Лакшми тоже начала нервничать. Однако он продолжал настаивать, и мне пришлось показать девочке язык. Тогда у нее в глазах загорелся огонек, и она ввязалась в драку, ударив меня по голове подушкой. Плотина была прорвана.
– Шилпа! Осторожнее! – закричала Лакшми, и Шилпа разозлилась уже на нее:
– Мам! Он сам сказал мне!
Это был финал. Делая вид, что я ее не интересую, и глядя в сторону, она нанесла мне легкий удар, извинилась, а потом еще раз хорошенько меня стукнула. Когда я попытался прикрыться рукой, Юджи схватился за нее и еще подстегнул ее:
– Давай! Сильнее! Сильнее! Ну что так слабо?
Затем он взялся за Сумедху. Вскоре они уже обе регулярно били меня подушками.
– Сильнее! – кричал он, если чувствовал, что они бьют не в полную силу. – Сильнее! Сильнее! Слабо бьешь!
На самом деле Сумедха никогда не уступала. Она наносила удар и убегала. Об упрямстве Сумедхи я узнал еще прошлым летом, когда Юджи приказал мне «притащить ее сюда вниз!». Он хотел, чтобы она сыграла ему на скрипке, а она ненавидела ее настолько, что забросила занятия вообще. Я пошел к ней, сказал, что мне приказано «притащить» ее, и, когда она отказалась, просто схватил в охапку и отнес вниз. Больше я никогда так не делал. Она тогда одарила меня таким взглядом поверх своих очков, что даже для одиннадцатилетней девочки это было более чем серьезное предупреждение.
История с песнями набирала обороты. Больше всего он любил балладу о Джидду Кришнамурти на мотив «Джингл Беллз». Я сочинил эту песню во время предыдущего визита в Индию, и каждый раз, когда появлялся кто-нибудь из «людей Джидду Кришнамурти», он требовал эту песню:
– Эй, придурок, или мне лучше звать тебя «ублюдок»? Пой ту песню!
Динь-дилень, Юджи говорит, что Джидду Кришнамурти – фальшивка.
Единственное, что восхищает меня, – его секс-авантюры.
Динь-дилень, Юджи говорит, что Джидду Кришнамурти – фальшивка.
Новое лицо все той же старой теософской игры.
– Он сочинил ее спонтанно! – с гордостью напоминал он присутствующим.
Конечно, я не сочинил ее спонтанно, она родилась у меня на Рождество: просто я так много знал о Джидду Кришнамурти и отношении Юджи к нему, что она получилась сама собой, почти как автоматическое письмо. Затем шло требование показать Русского и Грека – ему нравилось, а меня выматывало. Иногда, когда он этого требовал, я просто уходил в горы.
Глава 27
«Можешь ли ты переживать такую простую вещь, как эта скамейка напротив тебя? Нет, ты переживаешь только знание, которое есть у тебя о ней».
Рэй арендовал многоместную легковушку, и мне было велено занять место сзади как верному сторожевому псу. В таком положении я путешествовал неделями, и это было гораздо лучше, чем сидеть зажатым с двух сторон. К счастью, меня не укачивало, как многих других. В машине с Юджи, слово под воздействием нервного газа, народ начинал засыпать сном без сновидений. Мы могли часами ехать в полной тишине.
Девочки были привычны к длительным поездкам. Когда они были еще совсем маленькими, их укачивало, но он неделями не обращал внимания на их состояние. День за днем их тошнило, пока не перестало – раз и навсегда. Теперь они пели все песни подряд, от «Битлз» до «Ред Хот Чили Пепперз», глупые песни типа «Май притти фройляйн» и, конечно же, какие-то мотивы из «Звуков музыки» – они знали их все и пели втроем – Шилпа, Сумедха и Синди, раскладывая партии на три голоса. Юджи поддерживал их, и чем больше они дурачились, тем больше ему нравилось. В один год как-то приезжал Калифорниец, и Юджи заставил его катать горланивших песни девчонок, пока тот не сбежал из страны.
Юджи сидел рядом с водителем, Рэй был за рулем, Шарон сидела за ним, подкармливая его конфетами, кофе и шоколадом, чтобы тот не заснул. Рядом с Шарон сидела Синди, за ней Шилпа, а Сумедха иногда перебиралась ко мне на заднее сиденье. Рэй откидывал спинку сиденья под максимальным углом, как в раскладывающемся кресле «Лей-зи-бой», и ноги Шарон были зажаты под ним. Когда он шевелил длинными конусообразными пальцами в воздухе и, бормоча, просил дать ему что-нибудь перекусить, она всовывала ему в руку батончик «Сникерс», кофе или конфету. На крайний случай на приборной доске у него стоял «Ред булл». Один глоток этой смеси, скорее всего, доконал бы его. Шарон также в любой момент была готова подкормить Юджи, и через неделю салон машины напоминал свинарник. Юджи это нисколько не беспокоило. Когда кто-нибудь хотел навести порядок в машине, он говорил ему: «Пойди и наведи порядок в своей голове! Это будет более полезно!»
По мере приближения дня рождения он бурчал все больше. «Я не хочу никого видеть. Я не хочу ни с кем говорить. Я не шучу. Я просто хочу убратьсяотсюдаподальше!» – ворчливо произносил он в одно слово.
– Я не такой, как вы, люди, со всеми вашими сю-сю-каньями! – произносил он нараспев. – Ну что такого счастливого в этих ваших счастливых днях рождения, хотел бы я знать? Мне восемьдесят девять лет по индийскому календарю! Вы постоянно навязываете этот ваш грязный календарь всему миру, грязные ублюдки! Вы хотите быть мо-о-о-оло-о-о-ды-ы-ы-ыми! В конце концов, есть такая вещь, как процесс старения. Кроме того, как вы чувствуете ваш возраст, хотел бы я знать?! – Он всегда обращался к кому-нибудь с подобным вызовом, желая, чтобы тот объяснил ему эти понятия и попробовал доказать!