Он жил в области, свободной от всякой обусловленности. Он проходил ее как призрак, ничто к нему не липло. Сейчас мне кажется, что он проникал собой во все – прозрачная фигура, движущаяся сквозь пространство, являющаяся им и не задевающая его. Звучит безумно, я понимаю. Он был вершиной равнодушия природы, смотрящей на себя посредством человеческой формы взглядом бесконечности. Это чувствовалось в его спокойствии и постоянном балансе, что для бешеного ума было просто целебным бальзамом. И что же? Я постоянно находился рядом с ним, меня трясло от жара дезориентации, а затем приходил он и снижал температуру одним своим прикосновением. Этого я тоже никак не могу осознать.
– Полегче, болван!
Я не находил опоры под ногами, но рядом с ним образовывалось пространство, вмещающее в себя все. Когда я проходил через неоновый кошмар человеческого желания, его присутствие омывало мое беспокойство молоком и медовым нектаром. Он сделал апокалипсис более очевидным и одновременно более переносимым. Как это, черт возьми? Он был цветущей веткой жизни, раскаленным угольком с копной седых волос. Жаркий и прохладный, проливающий свой свет повсюду, невидимый, непостижимый, невероятный.
– Мне нравится это место, – с энтузиазмом сказал он. – Ну давай же, болван, или мне называть тебя ублюдком? – подбодрил он меня, пока я тащился позади толпы.
– Как вам угодно, сэр.
В то утро Йогиня со мной не разговаривала. Накануне вечером мы с Гари и Лизой ходили в ресторан. Они стали встречаться после того, как Лиза рассталась с Марио – итальянцем из Германии. Когда она впервые привела Гари к Юджи, тот встретил мужчину более чем сомнительным комплиментом: «Я сказал тебе найти жирного кота, а не толстяка!» Каким-то образом он переварил оскорбление и очаровался Юджи. Лиза была миниатюрной блондинкой, он – внушительным блондином, страдающим любовью к высоким скоростям, точно как я. Конечно, поход с ними был моей небольшой местью Йогине. Но я подумал, что со своей привычкой к раннему подъему она бы все равно не пошла. Естественно, она обиделась.
Люстра в холле Bellagio представляла собой огромные разноцветные стеклянные цветы, похожие на «грибные» видения Хантера Томпсона. Брызги световых осколков отскакивали от разудалых ковбоев, шествовавших по холлу рука об руку с безупречными красотками. Я, как загипнотизированный, наблюдал за этим шоу, пока не вышли остальные и мы не отправились в итальянскую часть города. Бродить по улицам уменьшенной крытой Венеции после того, как несколькими месяцами раньше ходил по настоящему городу, было странно. Он остановился посмотреть на рабочих, реставрировавших раскрашенное небо позади фасадов старых зданий рядом с каналом. Высыпав содержимое пакетика с сахаром себе в рот, он сказал с довольной улыбкой:
– Ух! Ну и ну!
Похоже, ему нравилась созданная иллюзия.
– Это действительно нечто!
– Смотри! Смотри! Это тебе! – Вручив мне пакетик сахара, он ждал, пока я его опустошу. Он забросил жменьку в свой беззубый рот, чтобы еще раз показать мне, как это делается.
– Теперь ты! Я и так уже сладкий, зачем мне это нужно?
По всей видимости, я все еще нуждался в подсластителях – мне всегда их не хватало.
На следующее утро мы завтракали у себя в комнатах, пока Юджи одновременно проводил брифинг, читал проповедь и делал комментарии, после чего объявил, что посещение Лас-Вегаса закончено.
В середине утра мы уже возвращались назад, пересекая пустыню под серым небом.
Остановившись отдохнуть в торговом центре на месте, где некогда был город, я попытался выяснить наше местоположение у маленькой старушки, стоявшей рядом с Denny’s. «Буллхед», – спокойно ответила мне она. Темное небо, подвывающий ветер – было в этом что-то мрачное и притягательное одновременно.
Курорт «Озеро Хавасу» был одним из любимых мест Юджи. Какой-то американский бизнесмен воспроизвел Лондонский мост и установил его там, посредине пустыни. Одетые как порнозвезды девушки порхали вокруг, преследуемые сексуально озабоченными парнями с пивом в руках. Сидя на переднем сиденье машины перед магазином с пончиками, Юджи, поставив ногу на приборную панель, расслабленно наблюдал за происходящим. Затем негромко произнес: «Развлекайтесь, девочки. Ваши дни сочтены».
Взяв реванш за целый день приличного поведения, Гари рванул мимо первой машины на скорости около ста миль в час, подобно преодолевающей препятствия дикой лошади. На дороге то и дело попадались ямы, и нас подбрасывало к потолку как на американских горках. Небо над горами за окном отсвечивало пурпурным блеском. Если к этому добавить рвущиеся из радио громкие звуки классического рока, то не будет преувеличением сказать, что езда по этим дорогам сильно отличалась от наших спокойных путешествий по Европе. Я был на грани. Казалось, темный край смерти теперь постоянно выглядывал из-за горизонта, когда Юджи был рядом.
Глава 38
«Если бы книги могли чему-то научить, мир был бы раем».
Юджи хотел знать тему рождественской проповеди Преподобного.
«Пробуждение сердца».
– Если вы сделаете это, вас хватит сердечный удар!
Началось обсуждение достоинств торгового центра в Буллхеде. Затем прямо посредине «проповеди» Юджи сказал: «Как можно трахаться с пенисом, как у ребенка?» Одним из последствий «катастрофы» был взрыв его гормональной системы, приведший к уменьшению размера полового члена до детских размеров – об этом феномене не часто говорят, упоминая «таких людей». Он стоял в штанах, державшихся на резинке от старой пары шелкового белья. Когда-то он рассказывал, что не носит ремень, потому что в детстве дед отходил его ремнем, а он в ответ ударил деда. Теперь он ни за что не соглашался надевать ремень. И вот он стоял и требовал, чтобы мы засвидетельствовали бесполезность его скукожившегося члена, являвшегося явным доказательством того, что «сам бы он ни за что на свете не пожелал себе такой участи!».
Иногда, благодаря своей невероятно легкой походке и спутанным волосам, он напоминал безумного койота. Он мог пойти на кухню, открыть холодильник и напихать полный рот еды, ни дать ни взять койот.
– Я здесь буду сорок дней и сорок ночей, а потом уеду, – начал он регулярно повторять.
Хозяева запротестовали, но он настаивал:
– Я достаточно долгое время доставлял вам беспокойства. Пришло мне время уезжать и оставить вас в покое.
– Ты нас не беспокоишь, Юджи!
– Пожалуйста, останься! Нам нужна твоя помощь!
Мы поехали на день в Хемет, чтобы все обдумать.
«Проклятый Хемет» представлял собой торговый центр посредине неизвестно чего. Мое мнение по поводу этого места можно опустить. Но если бы я его озвучил, я бы сказал, что оно уродливое, ровное и абсолютно неинтересное. «Дерьмо, слетающее с твоего языка, – единственное различие между тобой и тем парнем в полях», – говорил Юджи относительно культурного превосходства.
На стоянке «Старбакса» в Хемете я увидел его под деревом сразу после того, как его вырвало только что съеденной пищей. Наши глаза встретились: это был взгляд какой-то древней формы жизни. Произошел какой-то сдвиг, как будто время неожиданно расширилось до бесконечности позади и впереди меня.
Что это было такое? Не представляю.
Комната все больше и больше напоминала палату психбольницы. Большую часть времени я чувствовал себя ребенком, сидящим на задней парте в классе. К этому моменту я уже настолько утвердился в роли придворного шута, что говорить с ним по-другому было невозможно. Это меня выматывало. Я сам себя загнал в ловушку. Полагаю, я сделал то же самое во всех остальных областях моей жизни. Я постоянно изображал придурка. Я и есть придурок.
«Я не обзываю тебя идиотом. Ты и есть идиот».
Это было понятно и мне самому. Но существовало еще нечто, что наблюдало за этим и говорило мне об этом. Что это, черт возьми? Юджи постоянно держал занятыми мои лобные доли, но в другой, более объемной области происходило что-то, что постоянно меня путало, злило, разочаровывало и так далее. Думаю, мое нестерпимое желание Йогини тоже пряталось там. Он просто подогревал ситуацию своим присутствием.
«Давайте уберемся из этого места!»
Мы шли в торговый центр и пили кофе.
Рэй тенью следовал за ним как курица-наседка и телохранитель в одном лице, когда Юджи покупал гаджеты по просьбе друзей, давших ему деньги. Ему нравились будильники, которые можно было настроить под себя. На одном из них он велел Дэну сделать звукозапись голосом: «Вставай, вставай, вста-а-ава-а-ай!» Это была вариация его последней мантры: «Заткнись, заткнись, за-а-аткни-и-и-сь!», которую Марио использовал вместо мелодии звонка на своем мобильном телефоне.
В середине «сессии звукозаписи» для будильника я встрял с каким-то предложением, когда Юджи объяснял Дэну, что нужно делать. Я был несколько раздражен, и мой суперумный комментарий был продиктован нетерпением. Повернувшись ко мне и пронзив меня ледяным взглядом, Юджи сказал: «А ты заткнись. Меня не волнует, что ты думаешь».
Он сказал еще что-то, но все, что я запомнил, это ощущение тотальной раздавленности. Нечасто происходило подобное. Щипки и удары и рядом не стояли с его словами. Они были совсем другого порядка, и я понимал, что он не шутит. Мне было так плохо, что я едва не расплакался. Затем я как-то взял себя в руки, замолчал, но не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Это еще один пример того, как он реагировал на ситуацию, когда кто-то вмешивался в его взаимодействие с другим человеком. Таким образом он отшвыривал тебя в сторону.
О да – это удавалось ему круто.
Он купил для отца Йогини маленький брелок-фонарик, которым тот потом пользовался много лет.
Когда темп нашей жизни замедлялся, мы садились смотреть видео с его интервью. На одном из видео с Джоном Реном-Льюисом Юджи говорил:
– Мне нужен был достоверный результат. Его невозможно добиться логикой.
– Этому вас не может научить ни один учитель. Вы должны это открыть для себя. Обычный парень является чем-то экстраординарным!