В первую же ночь возникли проблемы с электроснабжением в «пещере». Он разжег огонь, использовав салфетки Нью-Йоркерши. Утром дверца новой печи оказалась в трещинах. Юджи тут же переложил ответственность за случившееся на нескольких человек. Нью-Йоркерша пришла в восторг от того, что ее салфетки пригодились для разведения огня, и пошутила: «О, Юджи, это так романтично!» Проигнорировав эти слова, он обвинил ее в том, что она разбила стекло. Затем вошла женщина из Венгрии, и вина была перенесена на нее. Думаю, я был виноват тоже. А мы были только рады, что не хватало электрических мощностей: на какое-то время в комнате стало не так жарко.
Однажды я находился в «пещере» один, пока он избавлялся от пищи в ванной комнате. Не помню, чтобы он когда-либо жаловался на свое физическое состояние. Вернувшись из ванной, он бросил на меня хитрый взгляд и сделал несколько ритмичных шаркающих движений ногами в стиле «Чаттануги чу-чу». Я засмеялся. Он со вздохом снова сел в кресло и ничего не сказал. Ноги его всегда стояли на пуфике. Выписывая цифры большим пальцем ноги, он словно плавал в пространстве нагретого печкой теплого воздуха. Несмотря на жару, на нем всегда был кашемировый свитер, а из-под брюк в районе лодыжек выглядывали теплые кальсоны. В комнате было жарко, как в аду. Наверное, еще жарче можно было сделать, только поместив ее прямо на огонь.
– Сожгите ее дотла, посмотрим, что появится из золы!
Я часто задавал себе вопрос, не понимают ли женщины Юджи лучше, чем мужчины, поскольку особая физическая чувствительность, которой он обладал, была больше свойственна женщинам? Матери узнают о происходящем напрямую, минуя вербальный уровень, так как в них заложена способность воспроизводства жизни в собственном теле, в то время как мужчины склонны к абстрагированию. Юджи говорил, что от своего новорожденного сына он за первые два года его жизни узнал больше, чем от любого духовного или светского учителя. Его способность гасить любые высокоинтеллектуальные абстракции простыми практичными наблюдениями, наверное, приходилась очень по душе женщинам, являвшимся постоянными свидетелями того, как самодовольные мужчины важно рассуждают о жизни и истине, пока они тихо вынашивают, а затем воспитывают своих детей. Комната накалилась до предела.
Сцена в саду напоминала воссоединение семьи, поскольку все присутствующие постепенно выползали из пекла в сад. Не понимая, что происходит, он тоже вышел в сад. Мы вытащили для него самое красивое плетеное кресло из кухни, и он сидел в нем, поддразнивая нас, сплетничая и просто наслаждаясь погодой. Мина – старая кошка, подошла потереться о его ногу. Он всегда устраивал шоу, крича на домашних животных.
– Эй, киса! Ты мне не нравишься! – Он махал на нее рукой. – Не подходи сюда!
Но двадцатилетнее черно-белое существо бесстрашно подошло к нему с высунутым языком. Плевать ей было на его крики.
– Эй! Что ты делаешь?
Он был в прекрасной форме и болтал в тот вечер до девяти часов. Мы даже думали, уж не полнолуние ли на него так влияло.
В те дни я почти не думал о будущем. Я был слишком занят тем, что предоставлял мне текущий день.
Глава 47
«Вы всегда должны распознавать, на что вы смотрите, в противном случае вас там нет».
Люсия спросила Юджи о страхе.
– Так только страх и существует. Страх не получить то, что вы хотите, или страх потерять то, что у вас есть. В конечном итоге это страх потерять то, что у вас есть. Страх – это вы, такие, какими вы себя знаете, и если этот страх придет к концу, вы тут же упадете замертво.
Он воспользовался возможностью, чтобы снова рассказать историю смерти Джидду Кришнамурти.
– Старик чуть не убил меня. Он хотел забрать меня с собой.
Это была одна из тех таинственных историй, которые он рассказывал, пока мы не выучили ее наизусть.
Найдя глазами своего худого друга Калифорнийца в дальнем углу комнаты, он напомнил нам, как тот спас его в знаменательный день в 1986 году, когда «старик» из Охая умирал и пытался прихватить его с собой:
– Эй! Спасибо, что спас меня!
– Пожалуйста, Юджи! – отметил он с легким поклоном и кривой улыбкой. Калифорниец был одним из тех, кого вопросы духовности мало заботили, но он был очень предан Юджи: его никогда не интересовали другие гуру, духовные люди или идеи.
История отношений между двумя людьми с одинаковой фамилией Кришнамурти продолжала трансформироваться в моей голове по мере того, как всплывало все больше деталей. Я подслушал, как Калифорниец рассказывал на кухне историю о смерти Юджи. Юджи не был уверен, что его тело сможет выдержать пульсировавшую в его теле энергию. Он показал своим друзьям, где лежат важные документы, и дал инструкции относительно того, что делать с его телом, если он не справится. Он говорил, что волны энергии идут вверх и вниз из головы в грудную клетку.
Калифорниец также рассказал о том, как Юджи явно умирал несколько раз разными способами в разное время. Вскоре после случившегося взгляд Юджи часто становился пустым, голова опускалась на руки и на какое-то время он «исчезал». Если с ним начинали в это время разговаривать, он «возвращался». Иногда у него на лбу появлялось похожее на пепел вещество, но он быстро его стирал. Будучи тогда более открытым к обсуждению, он объяснял, что пепел являлся результатом выжженной изнутри мысли – процесса, называемого в ранних аудиозаписях «ионизацией мысли». Он считал, что именно отсюда берет начало ритуал размазывания пепла по лбу в индийской религиозной практике. На одной из записанных в 1970-е годы кассетах он размышляет на эту тему и замечает, что видел подобную субстанцию на коже Джидду Кришнамурти.
– О, он тот еще плут, я вам говорю! Он не любил трепаться о подобных вещах.
Хозяйка дома, в котором мы жили, предложила познакомить меня со своей подругой – коммерческим арт-дилером, занимавшейся проведением частных выставок в своем доме в Савоне. В то утро Юджи превзошел сам себя, прилюдно разнося мои картины в пух и прах. Я чувствовал себя очень неловко. Мне не нравилось, что ей придется везти меня знакомить со своей приятельницей, когда рядом будет Юджи: он настоял на том, чтобы поехала вся наша честная компания. Я беседовал с ней, а они в течение нескольких часов ждали меня в местной кофейне. В конце разговора она сказала, что следующей весной можно устроить выставку двух художников с моим участием.
Когда я вернулся к нашим, Юджи ни о чем не спросил, ну и я промолчал. В итоге ничего из этой затеи не вышло. Несколько месяцев спустя он уже рассказывал о том, как арт-дилерша устроила мне выставку, поскольку не хотела обидеть подругу, и ни одна из картин не была продана. Я продолжил рассказ и добавил деталей: арт-дилерша заболела, ее муж разорился, а в семье произошло несколько трагических смертей. Мои картины стали использовать вместо туалетной бумаги. Мое дополнение ему понравилось.
Я стал проводить довольно много времени в своей комнате. Он постоянно посылал за мной Йогиню, чтобы та «притащила меня вниз». Ей это надоело до чертиков, а мне до чертиков надоело крутить баранку. У меня появились новые боли – на этот раз в заднице, которые, казалось, с каждой поездкой становились все сильнее и сильнее. Я снова был уверен, что у меня рак. Теперь это был рак простаты.
Время от времени мы готовили вместе обед. Обычно она была инициатором, поскольку хотела как можно больше вещей делать сообща. Юджи взял за правило хвалить за еду меня, хотя прекрасно знал, кто готовил на самом деле. Она не возражала. Он часто спрашивал нас друг о друге, когда мы находились тут же вместе с ним в комнате. Вопросы не отличались разнообразием: «Что она здесь делает? Она такая богатая талантливая девушка». Я отвечал, что у меня нет ответа на этот вопрос и лучше спросить об этом у нее.
Наедине она была гораздо более разговорчивой, чем это можно было представить. Часто она не понимала, что он имел в виду, сделав комментарий по тому или иному поводу: «Что он имел в виду, когда сказал …?» Я понятия не имел. В большинстве случаев эффект сказанного испарялся в тот же момент. Она постоянно сомневалась, но, тем не менее, просиживала в «пещере» час за часом. Из всех окружавших его людей она была самой стойкой, самой верной. Гримаса была на ее лице или улыбка – она продолжала сидеть. В ответ на мой вопрос об этом она ответила: «Я хочу, чтобы он растворил меня».
Глава 48
«В вас присутствует некое ощущение и вы говорите, что вы пребываете в депрессии или что вы несчастны, счастливы, радостны, завидуете, жадничаете. Это навешивание ярлыков дает жизнь тому, кто является переводчиком всех этих ощущений».
Не успели мы приехать в Гштаад, как Юджи тут же задал свой любимый, действующий нам на нервы вопрос:
– Какие планы?
Мы все еще вибрировали от дороги, а новая поездка уже неумолимо маячила на горизонте. Марио предложил, чтобы мы снова поехали в Кельн. Я уже был готов заткнуть ему рот, когда Юджи сказал:
– Зачем мне ехать в Кельн?
Согласно его расписанию через несколько дней ему предстояло лететь из Парижа в Нью-Йорк. В эти несколько дней могло уместиться ох как много поездок! Что касалось меня, здесь у меня хотя бы была крыша над головой, а что ожидало в Нью-Йорке – кто знает? Я хотел какое-то время понаслаждаться ничегонеделанием, но надежды на это было мало. Между тем в гостиной разразилась гроза.
– Я не хочу иметь с вами ничего общего, люди! Я иду к себе и не хочу видеть ваши лица!
Он велел Марио везти его домой одного.
Небо было чистым, день прекрасным. Белые облачка, вытянувшиеся над Альпами, отбрасывали случайные тени на коров на соседском поле. Где-то в здании стучали рабочие. Казалось, рабочие долбят во всех местах, где я останавливаюсь. На улице было так хорошо, что я решил выбраться в город и устроить шопинг. Йогиня уже ушла за покупками. Я пошел в супермаркет и просто бродил по нему. В такие моменты чувство свободы действовало как наркотик. Моя голова была настолько пустой, я чувствовал такое умиротворение, что до покупок дело не дошло. Я просто не мог думать о том, чего я хочу. На обратном пути я решил посмотреть, что там происходит с этим маленьким седовласым гномом. Чем ближе к его дому я подходил, тем сильнее свербило у меня в животе, но соп