«Если и существует нравственный человек, то он никогда не будет говорить о нравственности и никогда не будет делать ничего безнравственного».
«Эго есть не что иное, как конфликт между правильным и неправильным, плохим и хорошим. Это абстракция, никакого эго не существует».
Он был вправе так сказать. Другие – нет.
По мере приближения отъезда Юджи вопросы Мохана становились все более быстрыми и напористыми.
– Юджи, кто слушает?
Он был как та собака, что гоняется за своим хвостом, выкапывая в процессе ямку. Казалось, Мохан думал, что если он будет задавать вопросы достаточно быстро, то натолкнется на собственный ответ и вся конструкция развалится сама собой, но он никогда не доходил до этой точки.
– Как ты слышишь меня, когда я задаю вопрос?
– Ты разговариваешь сам с собой.
– Кто отвечает на вопрос, если Юджи там нет?
– Никто.
– Как я могу смотреть без мысли?
– Ты не можешь этого делать даже в течение секунды. Если это случится, ты умрешь.
Раздраженный, но не сдающийся, Мохан продолжал:
– Ты можешь прояснить это раз и навсегда и дать это мне?
– Нет.
Доктор Свами нашел объяснение побоев с духовной точки зрения. Мастера использовали битье для того, чтобы помочь своим ученикам духовно расти. Юджи тут же взял это на вооружение.
– Ты слышал, что говорится в той книге, где Джидду Кришнамурти бил Дэвида Бома с целью его духовного продвижения? – говорил он, ссылаясь на несуществующий параграф в несуществующей книге. – Я ускоряю твою духовную практику!
Бац!
У меня такое ощущение, что в индийской традиции каждый поступок обязательно вписывается в ту или иную категорию. Это и восхищает и бесит одновременно, снова подтверждая тот факт, что ничего нового не происходит, все уже давно известно и прописано. Ум только оттачивает свое мастерство по обнаружению уже знакомых вещей и залипает в них. Каждая вновь обнаруженная вещь становилась частью безумия, и вся комната превращалась в сумасшедший дом. Именно такое чувство возникало в присутствии Юджи. Кто был сумасшедшим, а кто – нет, зависело от выбранного угла зрения. Неэффективность мышления становилась явной в его пустоте, а проблески идей находили свое отражение в зеркале его жизни. Подобно наркоману, внутреннее знание требовало следующей дозы, и еще одной, и еще… Постоянно. Отпустить вопрос означало поставить под угрозу саму жизнь, и для того, чтобы избежать ломки пробуждения, мы продолжали снова и снова искать наркотик. Или он продолжал нас искать…
– Он бил Бома до тех пор, пока тот не сошел с ума!
Я еще не сошел с ума. В качестве средства, помогающего мне оставаться в здравом уме, я использовал письмо. Это было мое оружие. Оно продолжало подкидывать дрова в пылающий огонь моего смятения. Его побои не наносили мне вреда. Они вызывали острые ощущения. Каждый раз мое эго получало шок, и это изумляло меня. Это как с грубыми словами:
Шлепок! = Твою мать!
Удар! = Вот дерьмо!
До тех пор, пока он чувствовал, что вызывает во мне или других шок, он не останавливался.
Он снова и снова делал абсурдные заявления по поводу того, что у него растут новые зубы: «У меня не получается укусить вас словами, придется кусать вас моими тридцатью двумя зубами!»
Когда-то святой Кабир сказал, что потратил жизнь, продавая зеркала слепым людям. Так и Юджи теперь все время повторял: «Я полный и абсолютный неудачник!»
Он говорил, что понятия не имел о том, как оказался в том состоянии, поэтому что он мог посоветовать нам? Он не знал, как он сделал это. Он знал только, что «был вышвырнут»…
– Это история тела, вышвырнувшего Юджи вон!
Глава 57
«Умные люди – самые скучные и тупые люди, они самые легковерные».
С самого утра я получил три хороших удара наотмашь, после которых встал и ушел. Я не мог уехать, потому что Йогиня оставалась здесь, хотя сам я был сыт происходящим по горло. Вокруг моей головы собралась туча комаров. Превосходная метафора. Юджи не останавливался, он продолжал движение, как заведенный механизм. Это было ненормально. Я хотел убраться оттуда к чертовой бабушке. До отъезда оставалось недолго, но теперь к усталости и паранойе добавилась еще паника Йогини из-за того, что одна женщина, как ей казалось, злилась на нее. В общем, напряжение испытывали все, а он постоянно подпинывал нас.
Люди, у которых было шесть недель, чтобы увидеться с ним, в массовом порядке пришли теперь, когда он собирался уехать из города.
Однако независимо от того, как я переживал происходящее, мысль о возвращении в Нью-Йорк угнетала меня еще больше. Я устал от постоянных оскорблений, даже если они способствовали моему скорейшему духовному росту. Мои новенькие швейцарские очки, купленные за бешеные деньги, были слегка погнуты. Каждый раз, когда он смахивал их с моего лица, я боялся увидеть их разбитыми. На моем лице были царапины от его ногтей, а веки полыхали огнем – очевидно, из-за загрязнения воздуха.
Стоя снаружи под крышей зеленого цвета, я заговорил с коммунистом, о котором Чандрасекар рассказал мне несколько недель назад. Приятного вида мужчина пятидесяти с лишним лет, довольно бодрый, он обычно неделями тихо сидел среди других посетителей. Я спросил его, как он познакомился с Юджи. В течение долгого времени он активно занимался политикой. О Юджи ему рассказал его друг, но духовные люди его тогда не интересовали. Тогда Юджи посоветовал его другу: «Скажи ему, что я был женат и у меня четверо детей. Я знаю, как это – ласкать грудь женщины».
Услышать такие слова от человека, считающегося чуть ли не святым, было странно, и он пошел посмотреть на него из любопытства. И вот уже тридцать лет смотрел.
– Юджи, все ли устремления одинаковы? – спросил молодой человек с искренним интересом. Юджи ответил что-то не в тему.
– Он эксперт по отвлечению нашего внимания, – заметил Маджор.
– Юджи, есть ли какая-нибудь разница между выбором и устремлением? – попытался он снова.
– Нет.
За этим коротким ответом последовала история о выборе шоколадных конфет, затем еще одна левая история о молодой женщине, совершившей самоубийство, а затем:
– Сэр, между избирательностью и удовольствием нет разницы. Нет такой вещи, как удовольствие, и нет такой вещи, как боль. Вы хотите постоянно быть счастливыми. Ваше желание бесконечного счастья душит вас.
Его слова были остры как иголки, и они втыкали в наш запутавшийся мозг осколки непознаваемой мудрости. «Не называйте это мудростью!»
Одна женщина ходила к нему годами. Чувствуя, что, возможно, это последний раз, когда она имеет возможность спросить, она начала давить его вопросами о том, как достичь того, о чем он говорит.
– Юджи, мы устали пытаться, что нам делать?
– Ваши ноги так устали от бега, от постоянного бега!
Она не поняла, что он хотел сказать, и отчаянно желала получить ключ прежде, чем он уедет.
– В любом случае это не важно! Вы – жулики, делающие много денег, – утешил он ее не слишком приятным комментарием.
– Ну в чем тут соль, Юджи? – умоляла она.
Никакого ответа.
– У тебя уже есть ответ в любом случае!
Вмешался Маджор и положил конец ее вопросам. Они с доктором Свами влезали в разговор в самый последний момент, интерпретируя то, что удалось выжать из Юджи, и побуждая людей задавать вопросы, пока была возможность.
В тот день мы навестили мать с ее новорожденным ребенком в последний раз. Когда Юджи ушел, она снова залилась слезами.
Глава 58
«Непрерывность жизни и непрерывность мысли это две разные вещи».
30 марта 2006 года, Бангалор. В этот день Юджи улетал. Снаружи было прохладно, внутри с каждой минутой становилось все жарче. На улице громко пищали бурундуки. Какой-то новый парень хотел поговорить про свой опыт переживания смерти. Юджи коротко заметил, что если бы таковой был на самом деле, он бы здесь не сидел. Как обычно, получив с утра три хорошие затрещины, я ушел, а когда вернулся, он тут же попросил меня снова сесть рядом с ним на диван. Я удалился в другую комнату, подальше с его глаз.
В этот день в Индии отмечают Новый год, и пятилетняя племянница его друга пришла к Юджи и уговорила его пойти к ним в дом на ужин. Ее дядя позже рассказал мне, что друг, который жил в этом доме, ожидал ее в панике, потому что если бы Юджи не принял приглашение, это означало бы, что их преданность была недостаточной. Юджи приехал с целым кортежем машин, был устроен грандиозный праздник, и отец публично передал ему 1500 рупий. Это было верхом лицемерия. Тот же человек делал все возможное, чтобы финансово разорить своего сына, посмевшего выйти из религиозного ордена. Выходя за дверь и прокручивая в голове эти мысли, я почувствовал, как Юджи взял меня за руку и сказал:
– Зачем они дают это мне? Я же отдам их ему (сыну).
Как только мы вернулись в дом Чандрасекара, он вышел отдать деньги мальчику. Ему пришлось догонять его на улице, хотя парень и остро нуждался в деньгах. Мальчик боялся, что он будет обвинен в особенном отношении.
Ближе к полудню люди, которые не помещались в комнате, стали смотреть из окон. Это было похоже на вывернутый наизнанку зоопарк. И конечно, в последнюю минуту по приказу Юджи пришел Махеш.
Юджи позвал меня на диван, где они оба сидели, и с энтузиазмом школьника начал сталкивать нас головами. Вскоре они перебрались в переднюю часть дома на кушетку. Неподалеку стояла толпа одетых в свои лучшие наряды маленьких детей, которые, выпучив глаза и хихикая, глазели на известного режиссера Махеша Бхатта. Я уверен, что они понятия не имели, кто такой Юджи. Да их это в общем-то и не интересовало. Они попросили сфотографироваться с Махешем, на что тот с радостью согласился.
Позже мы с Махешем болтали в спальне. «Юджи сказал мне в тот раз, когда звонил: „Приезжай сюда, получи тумаков и уезжай!“ – „Слушаю и повинуюсь!“» Он выталкивал Махеша на свою собственную дорогу. Я спросил, в чем он видел отличие используемых методов Юджи раньше и сейчас.