На следующий день под предлогом того, что доктору Линну нужно было ехать в свой банк во Франции, мы отправились в Эвиан. Эта нелепая затея привела Юджи в доброе расположение духа. Каждый раз, когда мы оказывались в ресторане или кафе, он с удовольствием сыпал мне лед на голову, предварительно убедившись в наличии зрителей. Нью-Йоркерша заставила нас смеяться, когда, потянувшись через стол, чтобы дать Юджи прочитать эсэмэску, опрокинула и разбила стакан. Она пыталась извиниться, но Юджи весело махнул рукой и сказал: «Конечно, чего еще было ждать?»
Мы пошли в супермаркет, и стало заметно, что траектории, по которым Юджи перемещался между витринами, изучая цены и рассматривая новые гаджеты, становились все короче и короче. Он слегка прихрамывал на больную ногу. Мы не выпускали его из виду.
После почти года непрерывных путешествий с Юджи Эллен решила в конце месяца вернуться в Нью-Йорк. В прошлом году максима денег «Хватай бабло и дуй в дорогу!» подстегнула ее отправиться в столь долгое путешествие. Сейчас она боролась со все усиливающимся чувством своей неадекватности: ей становилось все труднее находиться в обстановке, воспринимаемой ей как тотальный контроль. Я понимал ее чувства. Но мне уходить было некуда. А может быть, я был слишком отчаянным. Я знал, что пока крутишься вокруг Юджи, его кажущееся безразличие к твоему комфорту не даст тебе ни мгновения передышки, давление не прекратится ни на одну секунду. Я уже представлял, как меня снова накроет в попытках избежать этих сумасшедших бешеных поездок, когда явится Преподобный.
Как-то днем в поездке, уже на подъезде к Саанену, Калифорниец сделал мне нумерологический прогноз. В его системе я был классической семеркой. Это означало, что для меня были характерны обращенность внутрь, желание проводить много времени в одиночестве за чтением книг и размышлениями над тем, как все работает. Это должна была быть жизнь отшельника, но в тот год я находился на пороге больших перемен. Кто-то с заднего сиденья добавил, что и с точки зрения астрологии год был очень для меня значимым. Плутон в двенадцатом доме. Что бы это ни означало, казалось, на астрологической кухне по моему поводу заваривается нечто грандиозное. Хотя в общем-то моя жизнь текла, как обычно.
Несмотря на непростую ситуацию с жильем, мы с Йогиней жили довольно дружно. Дела пошли гораздо лучше после того, как я перестал делать попытки устроить все по-своему. Юджи всегда говорил о важности сдачи. Сделать это намеренно невозможно – это просто случается. Между тем Юджи стал таким внимательным по отношению ко мне, что мне порой становилось неловко. Он подходил, когда я сидел на диване или шел в магазин, брал меня за руку и притворялся, что собирается сделать бросок. Я очень хорошо осознавал качество его прикосновения. Оно было необыкновенно мягким и ободряющим, но я чувствовал себя каким-то неуклюжим. Кроме того, хотя он выглядел как женщина, временами мужчина чувствовался в нем очень сильно. Мне все время казалось, что он тратит на меня слишком много времени.
Глава 62
«Ваше обусловленное прошлое – единственное, что может выразить себя».
Она уехала к отцу, и на июль я перебрался в ее квартиру в Шале Биркенвилд, располагавшуюся прямо над студией Юджи. Это была небольшая светлая мансарда с окном в крыше и крошечной прилегающей к кухне спальней. Она была похожа на каюту на яхте, через прозрачную крышу которой можно было наблюдать за проплывающими облаками. Впервые за месяц я хорошо выспался. Начавшийся сильный дождь оставил в воздухе здоровый запах деревенского навоза. Звук дождя по крыше успокаивал. Я мог дни напролет проводить там в работе за книгой.
С тех пор как я отдал ему 100 долларов из гонорара за статью, он изводил меня, требуя такую же сумму в евро и франках. «Сто франков, сто евро и сто долларов – это традиция!» В его день рождения я чувствовал давление особенно сильно. Он продолжал трясти с меня «долг» и в то утро, выходя из дома, сказал: «Держись за свои грязные деньги и живи в нищете!» Я знал, что он просто дразнит меня, но его слова крутились у меня в голове весь день. Даже сейчас я иногда вспоминаю их. Как только он начинал продавливать меня по поводу денег, у меня тут же появлялись две мысли: первая – о финансовой катастрофе, а вторая – о том, как он загонял некоторых в долги, а потом их финансовое положение кардинально менялось в лучшую сторону. В конце концов я оправдал свою нищету тем, что приехал к нему не ради зарабатывания денег. Если я снова ввяжусь в эту игру, я очень скоро обнаружу себя не в его обществе, а в самолете по пути домой без копейки в кармане и с мыслями о том, где бы заработать.
В середине июля интенсивность наших поездок нисколько не уменьшилась. Было скучно, однообразно и, за исключением общения с ним во время какого-нибудь обеда или перерыва на кофе, болезненно. Как-то мы провели в дороге десять часов кряду, проехав до Валлекрозии и обратно. На следующий день мы снова отправились в Эвиан, а затем еще и в Шамони. Не важно, как я себя чувствовал, он хотел, чтобы я был рядом, и мне приходилось подчиняться. Каждый раз, когда я садился за руль, у меня возникало ощущение непрекращающегося ночного кошмара. Каждый изгиб на любой из дорог, ведущих из долины, я знал как свои пять пальцев.
После поездок мы возвращались в номер 609, ели или расходились по домам, когда он был готов пойти к себе. Он то и дело просил меня помочь ему при ходьбе, а затем бросал на пол, превратив этот небольшой ритуал в ежедневную рутину. Каждый раз он смеялся с неослабевающим энтузиазмом. Он хватал мою руку со словами:
– Думаешь, я слабею?
– Нет!.. Ну, может быть…
До того как сесть в машину, у него почти всегда было хорошее настроение. Затем мы спускались с ним и вечно толкущимся рядом Преподобным на лифте в гараж. В лифте Юджи, дурачась, постоянно подталкивал меня плечом, оттесняя к задней стенке. Иногда я сбегал вниз по ступенькам, чтобы открыть для него дверь гаража, пока он шел к нему по наклонному полу. Молчаливая спутница Преподобного держала его машину наготове. Юджи занимал свое место, и только после этого за руль садился Преподобный. Они начинали выезжать, протискиваясь своим огромным авто между цементными стойками гаража и каждый раз едва не задевали их.
Наконец, чтобы привести себя в норму, мне пришлось на несколько дней сделать перерыв в поездках. Когда он меня проигнорировал, меня накрыла вина. Поразительно, с какой скоростью я посчитал себя изгнанным из королевства. Сработал привычный шаблон, заставлявший меня воображать подобные вещи. Примерно так же чувствовала себя Йогиня перед отъездом.
После того как машины скрылись из вида, я увидел, что на скамейке перед своей квартирой сидит Линн. Я сказал ему, что больше не могу. Он улыбнулся, а затем засмеялся: «Я все смотрел и думал, ребята, на сколько вас хватит». Я вывалил ему все свои сомнения и страхи. Погода на улице была чудесной. У его дочери в юридической школе были каникулы, и она проводила их вместе с отцом. Зная Юджи много лет, выросши на его глазах, она не была зачарована им подобно нам. Мы с Линном пробродили и проболтали несколько часов. Вернувшись назад и убедившись, что машины еще не вернулись, мы пообедали и стали болтать снова. Впервые за многие недели я возвращался домой без чувства тяжести.
На следующее утро Юджи снова требовалось куда-то ехать, на этот раз праздновать чей-то день рождения. «Я не собираюсь целый день сидеть здесь и глазеть на вас!» Пулей выскочив из комнаты, я сел за руль вэна и помчался к Рави, другу из Бостона, чтобы попросить его один день побыть водителем. Как только они уехали, я вернулся в квартиру в надежде посмотреть телевизор и обнаружил там Нарена – немца-астролога. Я и ему вывалил кипевшие во мне, как в адском котле, чувства, и, слава богу, он помог мне с ними разобраться.
Войдя в комнату на следующее утро, я услышал, как Юджи читает дадаистскую проповедь на излюбленные темы политики и религии:
– Думаю, мне нужно построить храм в честь вашего президента Никсона!
– Я посрал на фото этого грязного ублюдка Раманы Махарши! А сейчас посрал бы еще и на его лицо.
– Джидду Кришнамурти раздевал догола всех шестнадцатилетних девушек и наблюдал за ними в кровати.
– Единственное учение, которое у меня есть, – это деньги! Не рассказывайте мне весь этот бред!
На столе стояла масленка с открытой крышкой. Нью-Йоркерша вернула крышку на место, прикрыв масло, и тут же получила от Юджи:
– Я хочу, чтобы мухи насрали в масло, чтобы вы ели их дерьмо!
Время от времени он спрашивал:
– Что там Юджи говорит? Я хочу знать!
Затем, не дожидаясь ответа, продолжал:
– Вы не можете ни согласиться, ни опровергнуть. Что вы можете об этом сказать? Я хочу знать!
Затем он произнес слова, полностью противоположные своим постоянным заявлениям о деньгах:
– Изобретение денег – худшее, что когда-либо случалось в этом мире.
Глава 63
«Ты постоянно находишься в состоянии самадхи; вопрос о том, чтобы войти в него или выйти, не стоит – ты всегда там. Мне не нравится использовать слово «самадхи», поэтому я называю это состоянием незнания».
Когда Йогиня вернулась, я снова переехал в номер 601. Это была квартира на первом этаже через дорогу от того места, где мы собирались у Юджи. Обитая деревянными панелями и обставленная мебелью 1970-х годов, она пахла плесенью. На улице весь день шел дождь. Девушка Марио занимала переднюю комнату. Сам он с парой ребят жил в городе. В последнее время пары все больше предпочитали жить раздельно. Отношения и в обычной-то жизни были самой сложной темой, а уж в присутствии Юджи – тем более.
Юджи захотел перебраться в Шале Биркенвилд с подвального этажа на первый. Молодой человек, живший в комнате до него, любил повеселиться. Ванная изобиловала порножурналами, а бутылки ликера можно было найти в любой части комнаты. Забавно было представить, что там будет жить Юджи. Марио взялся за покраску, девушки за уборку. Вечером мы с Марио пошли поесть пиццы. Похоже, он испытывал те же смешанные чувства, что и я. «Я вообще не понимаю, что происходит! Ничто не имеет смысла!» Я был полностью с ним согласен. Не сказать, что что-то шло неправильно, но жизнь рядом с Юджи постоянно несла в себе какой-то хаос.