Тот всегда соглашался:
— Да, Юджи, они не так уж и плохи, но и не хороши. Я не знаю…
— Эй, что это значит? — Она всё слышала из кухни, поэтому он быстро исправлялся:
— Я думаю, они более чем неплохи, Юджи!
Мы снова сидели с ним в комнатах и машинах, ездили в торговые центры и кафе, рестораны. Его присутствие проникало в любое рядовое событие тонким туманом абсолюта, заставляя его светиться и быть значимым самим по себе. Доктор Линн однажды метко назвал его порталом в бесконечность.
Мы с Йогиней ездили в одной машине и жили в одной квартире. Вот уже двадцать минут мы кружили по городу без остановок, и я варился в своём адском котле, не в силах отвести от неё глаз или перестать о ней думать. Я говорил себе, что мы живём в одной комнате, потому что так удобно, но это была не вся правда. Я явно ещё надеялся, что наши отношения как-то наладятся. Мы действовали друг другу на нервы по мелочам. Она всегда вставала в пять часов утра. Я был не в состоянии жить по такому графику, и своим напоминанием об этом она сводила меня с ума. Мои рисовальные принадлежности, книги и фотоаппараты были разбросаны по комнате, от чего страдала её любовь к порядку.
Каждый день мы понемногу сжигали мосты взаимопонимания.
— Я сказал своей жене, что у неё есть 99,9 процентов полной свободы делать то, что хочется, — любил повторять Юджи.
Этот крошечный процент мог сделать жизнь невыносимой. Он говорил: «Мне не важно, кто меня окружает или с кем я живу. Но для того, кто рядом со мной, это может быть ужасно».
Он подтверждал эти слова ежедневно и часто рассказывал историю про Валентину: когда у неё стала ухудшаться память, он ей однажды сказал: «Скоро ты меня не будешь узнавать». «Ты это заслужил», — ответила она. А ещё она говорила: «Из всех встреченных мной в жизни людей он был самым добрым…» И, как обычно, в историях, связанных с Юджи, вторая часть уравновешивала первую: «…остальное можете себе представить».
Как же мне доказать, что временами он был очень милым? Эта его лёгкость… Он мог буйствовать в течение долгого времени, а потом остановиться буквально на середине предложения и попросить воды самым скромным дружелюбным тоном. О чёрт, на этом месте я таял…
Неделями он сидел, бушевал, таскал нас по торговым центрам. Я отложил возвращение в Штаты, чтобы иметь возможность вернуться в Лас-Вегас вместе со всеми. Он имел привычку совершать ежегодное паломничество в построенный бандитами город. Почему-то ему очень нравилось это место. Он говорил, что если бы ему захотелось повесить чью-нибудь фотографию в доме, то это был бы Аль Капоне, а не какой-нибудь бог или богиня. Помня об этом, Нью-йоркерша распечатала большое изображение знаменитого чикагского гангстера и положила ему под дверь. Он тут же выбросил его в мусорку. Сборщики мусора подумали, что люди ошиблись, выкинув нужную вещь, и вернули её назад под дверь. На этот раз Юджи разорвал плакат на кусочки. Понимая, чьих рук это дело, он потребовал «компенсацию за моральный ущерб». Нью-йоркерша тут же округлила сумму в большую сторону и с радостью вручила ему.
По пустыне Мохаве мы ехали двумя автомобилями. До этого я никогда не был в настоящей пустыне. Земля благоухала цветами, не виданными до этого в течение предшествующих пятидесяти лет. Зелень разнообразных мягких оттенков покрывала резные горы, прежде имевшие коричневый цвет. Временно образовавшиеся озёра дождевой воды, как зеркала на огромном полу, отражали окружённое горами необъятное небо.
Лас-Вегас был похож на мираж. По прибытии нас встретили расположенные в виде листа клевера высотные здания. Пригород с его местами для гольфа расползался во все стороны. Город представлял собой улыбающееся лицо безумной Америки. Если бы не Юджи, рядом с которым это виделось совершенно ясно, город произвёл бы гнетущее впечатление. «Не любовь, но ужас соединят людей».
Куда бы мы с ним ни ездили, снова и снова меня поражало наше отношение к застройкам. Почему, чёрт возьми, люди не видят, как это отразится в будущем на окружающей среде?
— У меня нет проблем ни с чем в том виде, в котором оно существует, — говорил он. — Мы с тобой хотим жить такой жизнью. Америка потребляет 25 процентов мировых ресурсов. И не надо мне гнать этот вздор об экологии, сэр!
Он замечал, что точка невозврата уже пройдена. Попробуй-ка прожить несколько дней, не пользуясь автомобилем. Если ты живёшь в городе, это невозможно.
Казино были накачаны стероидами кредитной экономики. Повсюду продавались футболки и плакаты с Капоне, кружки, игрушки и носовые платки с кланом Сопрано и Крысиной Стаей. Продавался набор для детей с пластиковым ручным пулемётом, ножом и поддельным мешочком с кокаином, чтобы можно было представить себя Человеком со шрамом в роли Аль Пачино. Повсюду были фальшивые груди, глаза, подбородки, источавшие зловонный запах пластика.
Дешёвая еда для азартных игроков, поразившая меня в первый приезд десять лет назад, исчезла. Теперь в казино можно было найти галереи картин Ренуара, Моне и Пикассо стоимостью в миллионы. В одном казино входной билет в галерею стоил двадцать долларов на человека. А один из владельцев казино случайно проткнул картину Пикассо локтем, когда хвастался своим друзьям, что только что продал её за сорок миллионов долларов.
— Смотри! Смотри! Для тебя! — сказал Юджи, передавая мне пакетик сахара, который ему подали вместе с кофе. Он принимал всё, что видел, с беззубой улыбкой и безразличием, призывая всех играть в азартные игры, чтобы воспользоваться всеми нашими выигрышами и проигрышами. Он говорил, что сам не играл никогда в жизни, но, по его мнению, фондовый рынок можно было смело приравнять к азартным играм.
«Когда вы выигрываете, они тоже выигрывают, когда вы проигрываете, они всё равно выигрывают».
Всё человечество играет в азартные игры. Желание что-то получить на халяву — это точно такое же желание, как и желание просветления, призванное сделать тебя навсегда счастливым. Шансов выиграть в лотерею, вероятно, больше, чем стать просветлённым — если относить Юджи к таковым. Притягательность этих целей обусловлена одним и тем же — избеганием проблем, а наши проблемы практически всегда сосредоточены на деньгах, бабках, бабосах, баксах и так далее — на главном герое его Максим денег. Я находился в постоянном беспокойстве по поводу моего банковского счёта, в то время как держал на мушке мой приз — Юджи. Ну… и ещё один приз.
«Если тебе нужна всего лишь одна вещь, только одна, ты непременно её получишь».
Когда у Юджи спрашивали про его финансы, он приводил людей в полное замешательство. Есть видео с ним, где он разговаривает с друзьями прямо посреди одного из казино в Лас-Вегасе.
— В чём секрет? — кто-то спрашивает его.
— У вас вообще нет денег, нет ресурсов, нет инструментов для зарабатывания денег, у вас нет инструментов для выживания! Нет денег! Но мысли о том, «как бы я хотел, чтобы у меня были деньги. Как я смогу выжить без денег?», у вас тоже не должно быть. В этом случае у вас никогда не будет проблем. Но такой человек не придёт сюда и не будет играть в азартные игры.
И действительно, Юджи ходил и смотрел, как крутятся деньги в Лас-Вегасе, но никогда ни в чём не принимал участия сам. Как и в духовном бизнесе, где обещания никогда не исполнялись, в Лас-Вегасе опорой индустрии была «наивность и доверчивость людей». Но как вступить в ту область, о которой говорил Юджи? «Само слово „как“ должно исчезнуть из вашего языка», — говорил он.
Все волнуются о деньгах — не важно, десять долларов у них или десять миллиардов. А Юджи, судя по моим многолетним наблюдениям за ним, несмотря на постоянные разговоры о деньгах, не волновался о них нисколько. Его разговоры имели отношение к постоянным тревогам, испытываемым другими люди: он высвечивал и делал явным их последний барьер. У духовных людей постоянные разговоры подобного толка, естественно, вызывали отвращение и беспокойство, поскольку они были пойманы в сети религиозной коммерции и не хотели это признавать. Эта проверка была очень крутой, даже ещё более крутой, чем проверка сексом. Притворная неозабоченность деньгами ни на секунду не могла его одурачить. Он всегда показывал, что большинство ищущих в Индии были «неудачниками в обществе, ищущими лёгкий путь жизни».
Юджи был несколько удивлён, когда я проиграл десять баксов в автомате, потому что не знал, как он работает. Он подошёл ко мне и тихо сказал, чтобы я не беспокоился. Он насквозь видел тонкий кошелёк моего сердца, но мне стало тепло от его слов, я чувствовал его заботу, понимал, что я не на крючке и мне не нужно что-либо доказывать, даже если он подзуживал остальных.
Вся наша компания пошла в парижский отель, чтобы ещё спустить немного денег. Удалившись в кафе в стиле Монмартра, я пил кофе и пытался вычислить, были ли булыжники мостовой фальшивыми. Они выглядели настолько убедительно, что сбивали меня с толку. У меня возникло полное ощущение, что я сижу в декорациях мюзикла 1950-х годов. Один нереальный мир существовал внутри другого нереального мира — от этого кружилась голова. Я побывал с Юджи в самых разных городах: от элитных в Европе до фальшивых в Неваде; от придорожных кафе до взрослых игровых площадок, реализующих американскую мечту, европейскую мечту, индийскую мечту, мечту человека любой национальности. И я никак не мог проснуться. Иногда меня даже тошнило. Юджи был неподвижной точкой в центре колеса рулетки. Всё кружилось вокруг него, и невозможно было не видеть безнадёжность и одновременно красоту нашей ситуации.
Неудивительно, что меня постоянно лихорадило рядом с ним. Я часто чувствовал себя дезориентированным, и порой мне было физически плохо от этой смеси кристальной ясности и пространственного сдвига.
Однажды, когда он выходил из дома, я спросил его, куда он идёт.
— Хочу пойти и понаблюдать, как они реагируют.
Кажется, в своей жизни я только и умел, что реагировать.
Он жил в области, свободной от всякой обусловленности. Он проходил её, как призрак, ничто к нему не липло. Сейчас мне кажется, что он проникал собой во всё — прозрачная фигура, движущаяся сквозь пространство, являющаяся им и не задевающая его. Звучит безумно, я понимаю. Он был вершиной равнодушия природы, смотрящей на себя посредством человеческой формы взглядом бесконечности. Это чувствовалось в его спокойствии и постоянном балансе, что для бешеного ума было просто целебным бальзамом. И что же? Я постоянно находился рядом с ним, меня трясло от жара дезориентации, а затем приходил он и снижал температуру одним своим прикосновением. Этого я тоже никак не могу осознать.