Ящик с останками, углеродное содержание Юджи Кришнамурти, рождённого в 1918-м и умершего в 2007 году, был погружён в фургон и увезён на сожжение.
Мне было почти пятьдесят и я никогда не видел мёртвого человека вне зала для прощания похоронного бюро. С имеющимися представлениями в моей голове я пытался дорисовать картинку, но это были всего лишь пустые домыслы. Временами меня словно простреливало током, когда я осознавал, насколько потрясающая вещь случилась в моей жизни: я встретился с таким человеком, я проводил с ним время — это было похоже на сон, но сном не было. При мыслях об этом у меня на глаза наворачивались слёзы. Иногда я бродил по Гштааду как в тумане и думал: «Боже мой, я действительно приехал сюда и встретил его. И это было только началом». Временами мне было сложно об этом говорить. Трудно было сдержать себя. Грандиозность произошедшего не укладывалась у меня в голове.
«Единственное, что будет происходить вокруг меня, так это то, что людская ноша станет чуть-чуть полегче, вот и всё».
Это было преуменьшением.
«Что бы ты ни сделал с этой книгой, тебе не удастся засунуть меня в рамки религиозного человека!»
Это было моей целью.
ГЛАВА 83
Вопрос: Есть ли какая-нибудь разница между тем, чтобы пойти в церковь или прийти сюда?
Юджи: По сути мотивация одна и та же: вы ищете нового учителя, новую Библию, новый порядок, новую церковь — это всё, что вы можете делать.
В ноябре я оставил Шале Биркенвилд навсегда. Она уехала месяцем раньше, страстно желая обосноваться в Штатах и начать новую жизнь. Она думала о том, что, возможно, слишком много времени провела рядом с Юджи. Я никуда не спешил. Мне некуда было идти. Зимой меня ждала работа в Штатах, но перспектива жить там в одиночестве совсем не радовала. Отработав на ярмарках во Франции и Париже, я вернулся в Гштаад, чтобы собрать свои вещи. Сидя перед открытой дверью, ведущей в сад, я остался один на один со своими пожитками и новой дорогой. У меня было достаточно денег, чтобы продержаться до конца года. От двери чёрного входа веяло холодом. К тому времени я уже знал все этажи. Две недели первого лета в Швейцарии я провёл в подвале. Следующим летом мы три с половиной месяца провожали его домой, встречаясь в его «подвальной» пещере. Я провёл там почти два месяца, ухаживая за ним день и ночь. После этого мы с Йогиней жили в помещении над ним, и, наконец, я жил в его последнем жилище. Разве мог я когда-либо представить, что смогу провести столько времени в подобных обстоятельствах в маленьком провинциальном городке в долине Альп. Это было моё последнее прибежище.
Независимо от времени года вечера в этом небольшом местечке были шикарными всегда, хотя лето одаривало их особенным волшебством, превращающим освещённые пики гор на юге в изумительное розовое ожерелье, сверкающее на фоне вечернего неба. Однако на подходе была зима. И уже задували метели, оставлявшие после себя полметра снега. Индия будет первым местом моей дислокации после того, как я заработаю деньги. У меня была книга, над которой мне надо было работать, и всё время мира, чтобы иметь возможность сделать это. Наконец-то у меня было что-то стоящее, о чём я мог рассказать. То, что он ушёл, было благословением. Я не знаю, смог бы я уехать от него и сколько бы ещё я протянул. Если бы я знал, что он где-то есть, я бы продолжал искать встреч с ним, узнавал, что он планирует, что он думает о том или этом, до конца своей жизни. Книга раздулась до более чем шестисот страниц. У меня было слишком много информации, слишком много записей по тому или иному случаю. Теперь они все казались очень важными. Как же выбрать? Они окружали меня как беспорядочная масса откровений, не ведущая никуда.
На момент встречи с ним моя жизнь была определена работой, искусством и поисками любви. Я надеялся на какой-нибудь счастливый случай, который сможет вытянуть меня из этого болота. Он стал тем самым случаем. Он ушёл, и неожиданно я оказался один в мире, где у меня не было своего места.
Мои дни сосредоточились вокруг написания книги. Это стало моей основой, а путешествия стали моим образом жизни. Работа и кров нашли меня в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Венеции, Майами, Базеле, Лос-Анджелесе, Сан-Диего, Бангалоре, Дели, Бомбее, Катманду. Жизнь из абсолютного застоя превратилась в одно постоянное движение. Места были взаимозаменяемы. Через какое-то время место моей дислокации перестало быть важным для меня. Юджи, каждый раз добравшись до какого-нибудь места, спрашивал: «Что я делаю в этом месте?» Я начал чувствовать примерно то же самое. Странно было слышать его слова как свои собственные у себя в голове. Наши дороги с Йогиней разошлись. Похоже, не было особого смысла цепляться за отношения, но привычка быть парой всё ещё оставалась. Мы поддерживали отношения, но то, что происходило между нами, было более туманным, чем когда-либо. Знакомый голос на том конце телефонной линии стал моей точкой покоя.
В интервью, которое Юджи давал ведущей на радио в 1980-х годах, он достаточно красноречиво сказал о любви:
Ведущая: Я хотела спросить о любви.
Юджи: О боже!
В.: Люди говорят о любви.
Юджи: А что вы об этом думаете? Что вы думаете?
В.: Я не знаю.
Юджи: Тогда и я не знаю.
В.: Не другое ли это…
Юджи: Должно быть двое. Я люблю кого-то, и кто-то любит меня. Везде, где есть разделение, не может быть никакой любви. Видите ли… (смеётся)… видите ли, мы пытаемся перекинуть мост через эту пропасть… и это ужасно для нас. В этом нет смысла. Это чего-то требует от нас, опираясь на фантазию о том, что должна быть любовь между этими двумя людьми.
В.: Так есть ли…
Юджи: В чём разница между «Я люблю мою жену», «Я люблю мою страну» и «Я люблю мою собаку»? (Оба смеются.) Возможно, вам это покажется циничным. На самом деле разницы нет. Вы любите свою страну. Я люблю свою страну. Поэтому идёт война.
В.: Значит, любви нет? Любовь — это ещё одно умственное представление?
Юджи: Да. Созданное мыслью.
В.: А как насчёт тела? Может ли тело знать любовь?
Юджи: Оно себя не любит. (смеётся) Здесь нет разделения.
В.: Значит, любви нет? (смеётся)
Юджи: Вы хотите, чтобы я дал положительный ответ? (смеётся) Я не хочу давать никаких умных ответов, дипломатичных ответов. Почему вы спрашиваете об этом… о любви?
В.: Человеческие существа одержимы ей.
Юджи: Очевидно, наши отношения не настолько любящи, поэтому мы хотим каким-то образом превратить их в любовный роман. И какое количество энергии мы вкладываем, чтобы превратить отношения в любовный роман! Это же целая битва! Это сражение! Это всё равно что постоянно готовиться к войне, надеясь на мир, вечный мир. И устав от борьбы, вы соглашаетесь на эти ужасные безжизненные, нелюбящие отношения, мечтая и надеясь, что в один прекрасный день не останется ничего, кроме любви.
«Возлюби ближнего своего, как самого себя»… И сколько миллионов было убито во имя этого?
В.: Между любовью и сексом связи нет?
Юджи: Нет. В тот же миг, когда возникают приятные ощущения, возникает требование, чтобы это продолжалось и продолжалось.
Легко упустить те моменты в его речи, где он говорил о том, что у каждого из нас есть всё для жизни и процветания. В бумажном варианте легко упустить то количество радости и смеха, которое вызывали его слова, несмотря на его богохульство против фальшивого бога под названием «надежда». Ещё одна запись…
В.: Так как насчёт всех остальных духовных идей, религиозных идей? Знаете ли вы о какой-нибудь традиции в…
Юджи: Я могу сказать одно. Всё это ложно, я считаю, и сделало ложным меня. Поэтому не спрашивайте меня: «Как все они могут быть ложными?» Не это главное. Я не хочу быть представленным в ложном свете, потому что это не тот способ, которым я функционирую. Я пытался привязать всё это к моему способу функционирования и я боролся, боролся… упорно боролся…
В.: Вы боролись?
Юджи: Это ни к чему меня не привело. Нет возможности отказаться от этого, потому что оно создало вас.
В.: Что создало меня?
Юджи: Система ценностей создала вас. Поэтому у вас нет возможности освободиться от неё. Что бы вы ни делали для освобождения от своей системы ценностей, это лишь придаёт ей дополнительный импульс. Это единственная вещь, до которой я не додумался в то время.
Позже она, смеясь, сказала:
В.: Это достаточно безрадостно!
Юджи: Это не безрадостно! Как вы можете говорить, что это безрадостно! Это единственная вещь! Настоящая вещь…
В.: Это просто…
Юджи: Есть!
В.: Есть. Это не жёстко. Это не что-либо. Это просто есть.
Юджи: Вовсе нет, вовсе не жёстко. Вам бы хотелось использовать это слово, это придуманное слово «безрадостно». Разве это безрадостно? Посмотрите на это в этот момент! Чудесно! Я не пишу стихов. В следующий момент, когда я смотрю на вас, вы прекрасны, как океан. Возможно, более прекрасны, если у меня отсутствуют представления о том, что такое красота. Это нечто, понимаете, невероятное! Это всё, что меня интересует, понимаете, нет нужды менять хоть что-либо.
Это к вопросу о том, почему мы разошлись. Думаю, просто наши отношения были для нас недостаточно значимы. Некоторые пары более удачливы: у них больше общих ценностей, и это делает возможным преодоление разногласий. В наших отношениях этого необходимого элемента не хватало. Полагаю, в моём случае отсутствовал и ещё один непременный элемент — деньги. Когда бы я ни думал об отношениях, я всегда вспоминал слова физиономиста из Мадраса: «Он бесполезен для женщин». У меня никогда не было больше нескольких пятаков в кармане. Это было и благословением, и проклятием одновременно. Когда мне становилось грустно по этому поводу, я тут же с очевидной ясностью начинал видеть, как хочу, чтобы всё было по-моему. Я ничего не мог с этим поделать. Работая с довольно богатыми людьми, я понимал, что деньги не решат моих проблем. Для того чтобы остаться с красивой женщиной, нужно было приложить столько же усилий, сколько для расставания с ней. А я становился ленивее с каждым днём.