Снова возникла планета, но она уже не была прежней. Миг – и в небе уже другой газовый гигант. Еще миг – и новый облик. Менялись краски и рисунки вихрей. Вот Халдора обзавелась гирляндой спутников, обращающихся вокруг нее самым немыслимым образом. Вот у нее уже два пояса, пересекающиеся, проходящие друг через друга. А теперь она распалась на дюжину идеальных кубов. А теперь превратилась в месяц с аккуратной внутренней кромкой, словно недоеденный торт. А теперь это круглое зеркало, отражающее звезды. Девятиугольная планета. Круглая пустота.
Несколько секунд в небе висела лишь черная сфера. Потом она задрожала, как наполненный водой воздушный шарик.
В конце концов исполинский маскировочный механизм не выдержал и сломался.
Глава сорок пятая
– Я ослеп! Ослеп! Ослеп! – обморочным голоском повторял Куэйхи, хватаясь за глаза.
Грилье положил шланг пневматического коммуникатора, склонился над настоятелем, достал из кармана блестящий оптический прибор с ручкой из слоновой кости и посмотрел через него в полные ужаса вытаращенные глаза. Другой рукой он водил перед лицом настоятеля, роняя на глазницы тень и наблюдая за реакцией зрачков.
– Вы не ослепли, – сказал он. – По крайней мере не на оба глаза.
– Вспышка…
– Вспышка повредила ваш правый глаз. Неудивительно: вы смотрели прямо на Халдору, когда это случилось, а мигательный рефлекс у вас, естественно, утрачен. К счастью, почти в тот же миг собор качнулся: что бы ни вызвало вспышку, оно встряхнуло машины Глаура. Этого было достаточно, чтобы сместить луч, идущий сюда с вершины башни, от светоколлектора. Так что полного воздействия вспышки вы избежали.
– Я ослеп, – повторил Куэйхи, словно не слышал ничего из сказанного Грилье.
– Но меня вы видите, – возразил врач, поводив пальцем. – И прекратите ныть.
– Помогите мне.
– Помогу, если объясните, что случилось и почему, черт возьми, «Пресвятая Морвенна» идет на автоматике.
Судя по голосу, Куэйхи начал успокаиваться:
– Я не знаю, что случилось. Если бы ожидал, стал бы смотреть, как вы думаете?
– Похоже, это ваши друзья-ультра постарались. Помнится, они говорили о своем интересе к Халдоре.
– Сказали, что хотят направить к планете зонд.
– Похоже, они кое о чем умолчали, – заключил Грилье.
– А я им поверил…
– Вы так и не ответили насчет автоматики. Глаур сказал, что мы не сможем остановиться.
– Да, в течение двадцати шести часов, – проговорил Куэйхи, словно читая вслух техинструкцию. – Эта мера рассчитана на чрезвычайные ситуации, такие, например, как попытка низложения руководства собора, с тем чтобы «Пресвятая Морвенна» могла продолжать движение по Пути до тех пор, пока не будет восстановлен порядок. Ручное управление реактором и ходовой частью системой заблокировано автономным, надежно защищенным таймером. Камеры управления следят за Путем; гироскопы предотвратят отклонение от курса, даже если все визуальные ориентиры будут потеряны; многочисленные системы непрерывного наблюдения за звездами обеспечивают возможность астронавигации. На случай отказа всех этих средств вдоль Пути уложен индукционный кабель, мы сможем следовать по нему.
– И когда же включили таймер?
– Это последнее, что сделал Сейфарт, прежде чем отправился на «Ностальгию по бесконечности».
Несколько часов назад… много часов, но меньше двадцати шести.
– Значит, собор пойдет через мост и ничто не остановит его, за исключением поломки?
– Грилье, вы когда-нибудь пытались сломать реактор? А металлическая ходовая часть весом в тысячи тонн – думаете, ее легко повредить?
– Я просто интересуюсь, каковы наши шансы.
– У нас, дорогой мой генерал-полковник, отличные шансы добраться до моста и перейти по нему на ту сторону.
Это был крохотный орбитальный кораблик, чуть больше той посадочной капсулы, которая доставила Хоури на Арарат. На слабейшей тяге капсула выскользнула из чрева «Ностальгии по бесконечности». Сквозь прозрачные пятна в бронированной кабине Скорпион смотрел, как огромный старый субсветовик медленно отдаляется, похожий скорее на астероид с диким рельефом, чем на космический корабль. У свиньи перехватило дыхание: впервые он воочию видел трансформации корпуса «Ностальгии».
Это было красивое и жуткое зрелище. Корабль вышел на траекторию снижения, направляясь к подготовленному для него на поверхности спутника ложементу. Теперь поверхность его корпуса менялась квадратными километрами, слои биомеханического покрытия и радиационной защиты отваливались, как сгоревшая на солнце человеческая кожа. Корабль приближался к Хеле, оставляя за собой шлейф из фрагментов корпуса, образовав темный неровный хвост, словно у кометы.
Для Скорпиона этот хвост был прекрасным прикрытием, позволившим незаметно выбраться из корабля.
Скорпион знал: все, что происходит, – не случайно. Несбалансированные нагрузки, сопровождающие посадку субсветовика на Хелу, – вовсе не причина этого распада. Просто капитан решил сбросить бо́льшую часть корпуса. В тех местах, где полностью сошла обшивка, открылось сложнейшее устройство корабельного нутра. И даже там, в плотных недрах «Ностальгии по бесконечности», происходили грандиозные перемены. Обычный процесс трансформации капитана получил ускорение. Старые схемы корабельных помещений пришли в негодность – никто теперь не знал, как пробираться по совершенно новым лабиринтам. Но это не играло ровно никакой роли: все оставшиеся в живых члены команды собрались в носу, на маленьком и тесном, но зато стабильном уровне, и если внизу остался кто-то живой, то это могли быть лишь недобитые соборные стражники, и было ясно, что протянут они недолго.
Никто не просил капитана расправляться с ними, как никто не приказывал ему садиться на Хелу. Даже если бы на борту вспыхнуло восстание – если бы кто-то из начальства решил бросить Ауру в беде, – это ничего бы не изменило. Капитан Джон Бренниген уже все для себя решил.
Выйдя из шлейфа, состоявшего из кусков корабельной обшивки, Скорпион дал своему шаттлу команду на форсаж. Последний раз он управлял космическим кораблем очень давно, но это не имело значения: крохотная машина точно знала, куда ей лететь. Внизу кружилась Хела: Скорпион увидел диагональный шрам Рифта и совсем слабенькую царапину поперек него – мост. Он дал увеличение, стабилизировал картинку и сместил ее вниз, отыскивая «Пресвятую Морвенну» на ее пути к Пропасти. Он мог лишь догадываться, что происходит на борту собора: с момента обнажения механизма Халдоры все попытки связаться с Куэйхи и его заложниками терпели неудачу. Наверняка настоятель отключил или разрушил все средства связи – завладев наконец «Ностальгией по бесконечности», он не желает отвлекаться ни на что. Скорпион надеялся, что Аура и остальные пока живы и Куэйхи не полностью утратил рассудок. Если с настоятелем невозможно переговорить при помощи обычных средств, свинья даст ему сигнал остановиться, очень четкий и убедительный.
Кораблик направился к мосту.
От перегрузки, пусть и небольшой, у Скорпиона разболелась грудь. Последние годы очень плохо отразились на его здоровье, – по словам Валенсина, глупо было даже думать о полете на шаттле к Хеле. Скорпион на это лишь плечами пожал: что положено делать свинье, то она и сделает.
Грилье хлопотал над Куэйхи, закапывал жидкость в ослепший глаз. Поначалу каждая капля вызывала содрогание и стон, но теперь настоятель лишь изредка хныкал, выражая не столько боль, сколько раздражение и растерянность.
– Вы еще не объяснили мне, чем она тут занималась, – наконец сказал настоятель.
– Поиск таких ответов – не моя забота, – ответил Грилье. – Достаточно и того, что я выяснил: она не та, за кого себя выдает, и на Хелу прилетела девять лет назад. Об остальном спросите ее сами.
Рашмика встала и подошла к настоятелю, по пути заставив врача отстраниться.
– Не нужно спрашивать, – сказала она, – сама все расскажу. Я прилетела сюда, чтобы найти вас. Не потому, что вы интересовали меня как личность, а потому, что через вас я могла связаться с тенями.
– С тенями? – переспросил Грилье, завинчивая пробку на крохотном, с большой палец, пузырьке с голубой жидкостью.
– Он знает, что я имею в виду, – ответила ему Рашмика. – Верно, настоятель?
Даже сквозь нечеловеческую маску неподвижности на лице Куэйхи проступил ужас осознания.
– И девять лет ты не могла ко мне подобраться?
– Настоятель, проблема заключалась не в том, чтобы вас найти. Я всегда знала, где вы живете: из этого не делали тайны. Многие считали вас покойником, но все знали, где вы могли бы жить, если бы не умерли.
– Тогда зачем ты столько ждала?
– Я не была готова, – ответила Рашмика. – Надо было побольше разузнать о Хеле и вертунах, иначе оставалось бы лишь предполагать, что тени – именно те, с кем мне следует вести переговоры. Вдобавок церкви не заслуживают доверия; я должна была все разузнать сама, провести собственное расследование. Кроме того, мне требовалась хорошая легенда, чтобы вы поверили.
– Но девять лет… – проговорил Куэйхи. – И ты все еще ребенок.
– Мне семнадцать. И поверьте, речь идет о гораздо большем сроке, чем девять лет.
– Тени? – произнес Грилье. – Не окажет ли кто-нибудь из вас любезность, объяснив мне, что это?
– Объясните, настоятель, – попросила Рашмика.
– Я не знаю, что они собой представляют.
– Но знаете, что тени существуют. Они говорят с вами, верно? Точно так же, как говорят со мной. Они просят вас спасти их, вынести отсюда, чтобы они не погибли вместе с «Пресвятой Морвенной», если та рухнет с моста.
Куэйхи прервал ее мановением руки:
– Вы в плену заблуждений.
– В том же плену, куда угодил Шауль Темпье, да, настоятель? Он знал о пропущенном исчезновении и не верил в церковную сказку. Как и нумеристы, он был уверен, что исчезновения вскоре завершатся, как знали об этом нумеристы.
– Никогда не слышал ни о каком Шауле Темпье.