– Мистер Крозет, – проговорил жаболицый вместо приветствия, – какая неожиданная встреча. Вот уж не думал в этот раз, что вы сумеете до нас добраться.
Крозет пожал плечами. Рашмика видела, что он изо всех сил старается выглядеть невозмутимым и безразличным – и сил на это уходит много.
– Умелым да смелым, квестор, трудности не страшны, – ответил он.
– Похоже на то. – Жаболицый взглянул на экран, шевеля губами так, будто высасывал сок из лимона. – Но в этот раз вы припозднились. Жаль разочаровывать, да только ваши предложения вряд ли нас заинтересуют.
– Вся моя жизнь – цепочка разочарований, квестор. Я уже привык.
– Что ж, неплохо, когда человек заранее готов к худшему. Каждому из нас следует знать свое место в этом мире.
– Уж я-то свое знаю, не сомневайтесь. – Крозет что-то повернул на панели управления, и гудение ледоката прекратилось. – Ну что, поговорим о делах? Должен признать, вы отшлифовали вступительную часть до блеска.
На уродливой физиономии появилась скупая улыбка.
– Гостеприимство обязывает. Крозет, не будь вы нам симпатичны, мы оставили бы вас на льду или просто переехали.
– Похоже, Бог милостив ко мне.
– Кто вы? – произнесла Рашмика, удивившись собственному вопросу.
– Это квестор… – начала было Линкси.
– Квестор Рутланд Джонс, – перебил жаболицый таким тоном, будто говорил со сцены. – Начальник вспомогательного снабжения, инспектор караванов и других мобильных отрядов, разъездной представитель церкви Первых Адвентистов. С кем имею удовольствие беседовать?
– Вы из первых адвентистов? – Рашмика решила, что ослышалась. У церкви Первых Адвентистов было много «дочек», в том числе крупных и влиятельных; при этом названия у них бывали настолько похожими, что впору перепутать. Но девушку интересовали именно первые адвентисты. – Это старейшая церковь? Та, что здесь с самого начала?
– Ну, если мой работодатель не слишком сильно ввел меня в заблуждение, то да. Но вы, кажется, не ответили на мой вопрос.
– Меня зовут Рашмика, – ответила она. – Рашмика Эльс.
– Эльс. – Мужчина задумчиво пожевал губами, будто пробуя слово на вкус. – Вполне распространенная фамилия в поселках Равнины Вигрид. Но встречать Эльсов так далеко к югу мне не доводилось.
– Одного наверняка встречали, – возразила Рашмика.
Конечно, она ткнула пальцем в небо – ее брат уехал с караваном первых адвентистов, но вовсе не обязательно с этим самым.
– Если бы встретил, запомнил бы его.
– Рашмика путешествует с нами, – сказала Линкси. – Она… умная девочка. Правильно я говорю, дорогая?
– А то! – буркнула Рашмика.
– Она подумывает пристроиться к какой-нибудь церкви. – Лизнув пальцы, Линкси пригладила волосы, прикрывающие родимое пятно.
Квестор опустил компад:
– Пристроиться?
– На какую-нибудь техническую должность, – пояснила Рашмика.
Мысленно она раз десять репетировала этот разговор и непременно добивалась успеха. Но сейчас все происходило слишком быстро, совсем не так, как она рассчитывала.
– Что ж, для толковой девушки у нас всегда найдется занятие. – Квестор порылся в нагрудном кармане. – Конечно, все зависит от ваших талантов.
– Нет у меня никаких талантов. – Рашмика придала слову оттенок непристойности. – Зато я умею читать и писать и программировать большинство моделей сервороботов. Неплохо изучила вертунов. У меня есть собственные мысли насчет причины их исчезновения. Наверняка в церквях я смогу все это применить с пользой.
– Она надеется попасть в археологическую группу, из тех, которые обеспечиваются церковью.
– В самом деле? – обратился квестор к девушке.
Рашмика кивнула. Насколько ей было известно, церковные археологические партии создавались не всерьез, а для сугубо фиктивной поддержки куэйхистской догмы в отношении вертунов. Но ведь нужно с чего-то начинать. Ее настоящая цель – найти Харбина, а не углубиться в науку. Вот только справиться с задачей наверняка будет легче, если начинать продвижение с какой-нибудь серьезной службы, например археологической, а не с самых низов, например с бригады по расчистке Пути.
– Надеюсь, от меня будет прок, – сказала она.
– Начитаться научных статей – не значит постичь науку, – заметил квестор скорее назидательно, чем укоризненно.
Из нагрудного кармана он вынул щепотку семян. Зеленое суставчатое нечто на его плече зашевелилось и оказалось живым существом. Двигалось оно до смешного неуклюже. Ничего похожего Рашмика отродясь не видела – тварь больше смахивала на надувную игрушку, чем на представителя фауны. Девушка пригляделась и поняла, что навершие самой толстой трубки – турелеобразная голова с фасетчатыми глазами и сложным, механического вида ртом. Квестор сунул щепоть питомцу, выразительно поплямкал губами – ешь, мол. Существо потянулось к его руке и принялось осторожно клевать.
Девушка смотрела и диву давалась: туловище и лапы как у насекомого, но длинный хвост, несколько раз обвивший предплечье квестора, похоже, от рептилии. В том, как существо кормилось, было что-то определенно птичье. Она вспомнила когда-то увиденных птиц – хохлатых, блестящих, важных. Павлины. Нет, правда, где она могла видеть павлинов?
– Наверняка вы прочитали много книг, – сказал квестор, с улыбкой наблюдая за питомцем и искоса поглядывая на Рашмику. – Это похвально.
Девушка опасливо смотрела на неведомую зверушку.
– Квестор, я выросла на раскопках. С самого рождения дышу прахом вертунов.
– Ну, здесь это не столь уж редкое явление. И много ли окаменелых вертунов вам удалось изучить?
– Ни одного, – ответила Рашмика, поколебавшись.
– Понятно. – Квестор потеребил пальцем свою губу, потом дотронулся до рта зверька. – Все, Мята, хватит с тебя.
Крозет кашлянул:
– Квестор, может, продолжим разговор в караване? У нас куча дел, а ведь еще домой ехать.
Мята, сообразив, что добавки не будет, забралась по руке Квестора на прежнее место и принялась чистить мордочку похожими на ножницы лапками.
– Девочка на твоем попечении, Крозет? – спросил квестор.
– Да не сказал бы. – Крозет взглянул на Рашмику и спохватился: – То есть на моем, пока не добралась, куда ей нужно. И если ее кто-нибудь тронет, он будет иметь дело со мной. Ну а когда она устроится – все, с меня взятки гладки.
Квестор снова взглянул на Рашмику:
– И сколько же вам лет?
– Достаточно, – ответила она.
Зеленый зверек повернул к ней голову-турель с фасетчатыми глазами, похожими на ягоды ежевики.
Хела, год 2615-й
Куэйхи терял сознание и снова приходил в себя, и с каждым разом между этими состояниями оставалось все меньше разницы. Возникали галлюцинации, их сменяли другие – внушавшие, что предыдущие видения были явью. Время от времени он видел спасателей, спускающихся по каменистому склону; завидев его, те припускали бегом и ободряюще махали руками. Во второй или третий раз он хохотал при мысли, что реальные спасатели выглядят и ведут себя точно так же, как перед этим воображаемые. Кому расскажи, разве поверят? Но всякий раз между появлением вызволителей и началом транспортировки Куэйхи в безопасное место наступал момент, когда он снова оказывался один-одинешенек, и в груди пылала боль, и единственный зрячий глаз видел будто сквозь вуаль.
Иногда прилетала «Доминатрикс», плавно снижалась между крутыми склонами Рифта, аккуратно садилась невдалеке от Куэйхи на струях из тормозных дюз. В середине длинного корпуса отъезжала вбок дверь шлюза, и появлялась Морвенна. Стремительно мелькающие поршни несли ее к раненому пилоту, величественную и грозную, как устремившаяся в атаку армия. Освободив возлюбленного из обломков «Дочери мусорщика», Морвенна помогала ему идти по окутанному космической стужей, изрезанному светом и тенями ландшафту, и благодаря нелепой логике галлюцинирующего мозга спасаемый ничуть не нуждался в воздухе.
Иногда она выходила в резном скафандре, хотя Куэйхи знал, что оболочка заварена наглухо и нигде не может гнуться.
Постепенно бред подавил рациональное мышление. В редкие моменты просветления Куэйхи думал о том, что самой милосердной галлюцинацией будет картина смерти – вместо этой бесконечной пытки надеждой на спасение.
Однажды Куэйхи увидел, как к нему по осыпи спускается Жасмина, а за ней ковыляет Грилье. На ходу королева вырвала себе глаза, и на лице пролегли кровавые полосы.
Галлюцинации сменяли друг друга, вирус набирал силу. Такого экстаза Куэйхи еще не испытывал, даже когда индоктринационные микроорганизмы впервые попали в его кровь. Музыка в голове сопровождала любую мысль, цветное сияние небесных витражей освещало все до одного атомы Вселенной. Пилот чувствовал обращенный на него пристальный и любящий взгляд. Эмоции больше не казались ложным фасадом – все было по-настоящему. До сих пор Куэйхи как будто видел отражения чего-то далекого, слышал приглушенное эхо прекрасной, щемящей сердце музыки. Неужели это результат воздействия вируса на мозг? Прежде ощущения бывали именно такими, похожими на серии механически вызванных реакций. Но теперь эмоции кажутся настоящими, его собственными – для фальши просто нет места в душе. Разница огромна, как между театральным громом и подлинной грозой.
Слабеющая рациональная часть сознания говорила Куэйхи, что все остается по-прежнему, что любые его переживания вызваны вирусом. Воздух покидает кабину, и мозг пилота страдает от нехватки кислорода. Стоит ли удивляться, что ощущения и эмоции изменились? А вирус многократно усиливает этот эффект.
Но еще через минуту эта рациональная часть испарилась.
И тогда Куэйхи ощутил присутствие Всевышнего.
– Ладно, – прошептал Куэйхи, прежде чем потерять сознание. – Я верю в Тебя. Я твой. Но мне по-прежнему нужно чудо.
Глава десятая
Хела, год 2615-й
Он очнулся. Он мог двигаться. Воздух вокруг был холодным, но свежим, в груди не болело.
«Значит, вот оно, – подумал он. – Наверное, это последняя галлюцинация и через миг в мозгу начнется лавинообразный процесс гибели клеток. Пусть эта последняя галлюцинация будет приятной и пусть продлится, пока я не умру. Больше я не прошу ни о чем».