Налив кошке молока в блюдце, Димер отправился в паб через дорогу. Посетителей уже выгоняли на улицу, и он вспомнил, что теперь по Закону о защите королевства все пабы закрывались в половине десятого. Ничего не оставалось, кроме как ложиться спать. Но он беспокоился за Фреда, за свое задание в Холихеде, а в голове все крутились воспоминания о премьер-министре и Венеции Стэнли, стоявших вдвоем в саду дома десять, и лишь спустя несколько часов ему удалось уснуть.
Глава 14
Пенрос-Хаус,
Холихед
Пятница, 21 августа 1914 года
Мой милый, твое письмо только что пришло. Разве это не ужасно, что мы не можем быть вместе в мой день рождения? Твое появление было бы лучшим подарком для меня. Твои прекрасные слова о мечте раздвинуть неумолимые барьеры времени и пространства и свести на нет расстояния бесценны для меня. Помнишь 44-й сонет Шекспира?
Когда бы мыслью стала эта плоть, —
О, как легко, наперекор судьбе,
Я мог бы расстоянье побороть
И в тот же миг перенестись к тебе.
Будь я в любой из отдаленных стран,
Я миновал бы тридевять земель.
Пересекают мысли океан
С той быстротой, с какой наметят цель.
Пускай моя душа – огонь и дух,
Но за мечтой, родившейся в мозгу,
Я, созданный из элементов двух —
Земли с водой, – угнаться не могу.
Земля – к земле навеки я прирос,
Вода – я лью потоки горьких слез![24]
Эти строки, милый, выражают мои чувства куда лучше, чем я могла бы сама.
Единственный в пятницу утренний прямой поезд на Холихед отходил с вокзала Юстон в восемь тридцать, и, судя по толпе, собравшейся у выхода на перрон, половина Лондона стремилась попасть именно на него. Как только убрали барьер, Димер вместе со всеми бросился на штурм и мчался по вагонам до тех пор, пока не нашел пустое купе третьего класса. Он поставил саквояж на багажную полку и сел у окна за мгновение до того, как в купе ввалились три поколения шумного ирландского семейства и заняли все оставшиеся места, усадив детей на колени взрослым. По их разговорам Димер понял, что они собираются пересесть на паром в Дублин и, стало быть, останутся с ним на всю шестичасовую поездку.
Поезд тронулся вовремя, медленно проезжая мимо почерневших от дыма домов и фабрик Северного Лондона. Среди бесконечной болтовни и грохота колес трудно было даже просто листать «Таймс», не говоря уже о том, чтобы сосредоточиться на чтении, но и то, что он сумел уяснить, не слишком обнадеживало. Линию фронта на карте изобразили жирной пунктирной линией, и при всех расточаемых похвалах мужественно обороняющейся бельгийской армии было ясно, что они отступают. Немцы уже заняли Брюссель, и теперь только крепости в Льеже и Намюре преграждали им дорогу в Северо-Восточную Францию.
Димер бросил читать, предложил свою газету ирландскому дедушке и следующие пару часов глазел в окно на городки, деревушки и уродливые скопления фабрик Западного Мидленда. Он понимал, что должен составить план, чтобы немедленно приступить к делу по прибытии в Холихед, какую-то легенду, объясняющую его интерес к Венеции Стэнли, но в голову ничего не приходило. Когда в половине двенадцатого поезд добрался до Кру, Димер уже пожалел, что вообще взялся за это дело.
Однако постепенно настроение начало подниматься. Поезд продвигался вглубь Уэльса. Наводящие тоску поля сменились видами отдаленных гор и покрытых сочной зеленью холмов, а после полудня дорога уже шла вдоль морского побережья так близко, что можно было разглядеть волны прибоя, мимо безлюдных дюн и переполненных пляжей с причалами, купальными машинами[25], кабинками для переодевания и ярко раскрашенными педальными лодками. Они сделали остановки в Риле и Колвин-Бее, и пассажиры валом хлынули из поезда. Сколько лет Димер не видел моря, настоящего синего моря, ослепительно сверкающего на солнце? Трудно припомнить.
Они проехали по длинному мосту через пролив Менай на Англси, а вскоре миновали и дамбу, соединяющую Уэльс с Холи-Айлендом. Димер любовался огромными стаями птиц на отмелях и густыми лесами. Через пять минут поезд прибыл в Холихед. Димер помог ирландской семье снять багаж и даже пронес один из чемоданов через заполненный пассажирами перрон к паромному причалу. Потом пожал руки каждому, включая и детей, пожелал им счастливого пути и вышел с вокзала на маленькую городскую площадь рядом с часовой башней – пропылившийся лондонский полицейский, нелепый в своем темном костюме и котелке; его сопровождали крики чаек и свежий морской бриз, который, казалось, нес с собой обещание приключений.
Город круто поднимался по склону холма, обращенному на северо-восток к вокзалу и гавани. Между ними стоял большой современный отель, но Димер догадывался, что там полно путешественников, направляющихся или возвращающихся из Дублина. Нужно подыскать жилье другого сорта.
Побродив с полчаса по городу, он заметил административное здание Стэнли-Хаус, паб «Герб Стэнли», больницу для моряков, носившую имя Стэнли, и целый ряд богоугодных заведений с тем же названием. Только сам Господь Бог был более вездесущим, чем семья Венеции Стэнли. Окрестные склоны были усыпаны часовнями, церквями и кладбищами с надгробиями сгинувших в море моряков. Бóльшая часть домов в городе была заботливо побелена, улицы вымощены булыжником. В северной части Холихеда Димер отыскал дорогу, которая вела к стоявшим особняком коттеджам, построенным в восьмидесятые годы прошлого века; почти все они, судя по объявлениям, принимали постояльцев. Он выбрал наугад тот, что назывался «Вид на бухту», с маленьким садиком, огражденным кирпичной стеной, высоким крыльцом, балконом из кованого железа над входом и кружевными занавесками на всех окнах. Дородный хозяин мистер Гриффитс заявил, что будет счастлив предложить ему постель, завтрак и вечернюю трапезу за пятнадцать шиллингов в день: завтрак в семь тридцать, ужин в шесть тридцать вечера. Димер заплатил тридцать шиллингов вперед и отнес саквояж наверх.
Его комната находилась под самой крышей, а из окна действительно открывался вид на бухту, – правда, стекло было покрыто соляными разводами, затуманивающими пейзаж. Димер поставил саквояж на кровать, открыл его и переоделся в поношенные брюки, старый твидовый пиджак с заплатами на локтях и кепку. Повязал на шею большой красный платок и заправил под воротник, полюбовался результатом в зеркале над туалетным столиком и решил, что вполне сойдет за школьного учителя или клерка из адвокатской конторы, вырвавшегося на уик-энд из Лондона.
Димер прогулялся до центра города, зашел в велосипедный магазин, оставил в залог пять фунтов и за пять шиллингов в день взял напрокат велосипед, купив по настоянию продавца еще и навесной замок с цепью, чтобы велосипед не украли. В соседнем магазине, торгующем морским снаряжением, среди латунных лебедок и снастей он отыскал маленькую подзорную трубу и ранец, а в книжной лавке приобрел карманный определитель птиц и карту окрестностей. За каждую покупку он требовал чек: полученные от Келла деньги разлетались с пугающей скоростью. Димер поднялся на велосипеде по склону холма, повернул за угол и увидел собравшуюся возле двери какого-то дома толпу молодых людей. Подъехав ближе, он понял, что это бывшая страховая контора, превращенная в призывной пункт. Стоявший на тротуаре капрал крикнул ему:
– А ты, приятель, не собираешься сражаться за короля и страну?
Димер опустил голову и проехал мимо, не обращая внимания на насмешки.
Вернувшись в свою комнату, он разложил карту Холи-Айленда на туалетном столике. Пенрос-Хаус располагался всего в полутора милях к востоку от города, но с тем же успехом мог находиться и на Луне, если говорить о шансах Димера пробраться туда. Он лег на кровать и задумался над проблемой.
В половине седьмого он спустился на ужин в маленькую столовую. Остальные постояльцы уже расселись, две семейные пары – молодожены, державшиеся под столом за руки, и супруги лет пятидесяти, по их словам каждый год приезжавшие сюда для пеших прогулок. Димер вежливо пожелал всем доброго вечера, потом каждый в двух словах объяснил, зачем приехал сюда (он заявил, что собирается наблюдать за птицами, и очень надеялся, что других любителей орнитологии за столом нет), а дальше общий разговор затих, и пары лишь вполголоса шептались друг с другом. Димер без особого интереса листал определитель, отыскав в нем только двух знакомых птиц: воробья и дрозда. На ужин миссис Гриффитс приготовила тушеную баранину и имбирный пудинг на пару, а ее супруг подал все это к столу вместе с дольками грейпфрута. Наконец, когда в столовую зашла горничная и принялась убирать посуду, Димер воспользовался возможностью незаметно улизнуть.
Вечер был теплым, воздух прозрачным, солнце стояло еще высоко над тихой дорогой. Первый попавшийся на пути паб оказался маленьким, шумным и затянутым табачным дымом. Заходя внутрь, Димер слышал разговоры на английском, но сразу отметил, что люди оборачиваются и смотрят на него, и к тому времени, когда он добрался до барной стойки, все уже переключились на валлийский. Он заказал полпинты местного пива, выпил прямо у стойки, чужой и никому здесь не нужный, и сразу вышел.
Следующий бар был попросторнее и не такой переполненный. На этот раз Димер заказал целую пинту и сел за маленький столик возле стойки. Достал свой определитель птиц и притворился, будто изучает его, то и дело оглядываясь и пытаясь перехватить чей-нибудь взгляд. Наконец один немолодой мужчина в рыбацкой куртке, который пил в одиночестве, начал проявлять к нему интерес. Он склонил голову набок, пытаясь разглядеть книгу, и Димер повернул к нему обложку.
– Ага… Значит, приехал наблюдать за птицами?