Сам премьер-министр говорил мало. От Венеции писем не было уже больше суток – ни до завтрака, ни во время перерыва на ланч он ничего так и не дождался. Ее молчание мучило его. Перед началом дневной сессии он отдал Бонги распоряжение приносить любую корреспонденцию сразу же после получения, и в половине третьего личный секретарь вошел в зал с конвертом, подписанным знакомым милым почерком. Премьер-министр тут же вскрыл его.
Милый, мне очень жаль, что ты так остро переживаешь отсутствие писем, но у меня столько работы целый день и каждый день, что мне трудно поспевать за тобой…
Он дочитал письмо до конца, вполуха следя за обсуждением, и сразу принялся писать ответ:
Милая, я только что получил долгожданное письмо от тебя и прекрасно понимаю, почему оно не могло прийти раньше. Надеюсь, я не вызвал еще большего «раздражения», когда сегодня утром отправил тебе еще одно письмо с курьером. Я знал, что вечером ты собиралась уйти, и хотел, чтобы его доставили тебе раньше. Я немного завидую Ассирийцу…
– Премьер-министр?.. – Он поднял глаза, Уинстон пристально смотрел на него. – Вы позволите мне внести на рассмотрение совета вопрос о Дарданеллах?
– Да, конечно.
Он быстро прикрыл письмо телеграммами из Министерства иностранных дел.
За четыре часа обсуждения воздух пропитался табачным дымом, стол был завален документами, за окнами уже потемнело. Хэнки поднялся и обошел зал, задергивая портьеры, пока Уинстон выкладывал свои бумаги и разворачивал карту Черного моря.
– Джентльмены, давайте начнем с того, что признаем правду: война зашла в тупик с крайне малой вероятностью того, что одна сторона добьется победы над другой. Система траншей простирается теперь от побережья Канала до Швейцарии. Либо миллионы людей и дальше будут прогрызать колючую проволоку во Франции с ужасающими потерями людской силы и ресурсов, либо пришло время отыскать более перспективные возможности в далеких землях. До сих пор Королевский военно-морской флот исполнял исключительно сдерживающую роль. Адмиралтейство предлагает наконец-то пустить в ход это мощное оружие для захвата пролива Дарданеллы, чтобы выйти в Черное море, получить возможность объединиться с русской армией и подобраться к Германии через заднюю дверь.
Его слова вызвали всплеск интереса даже у сэра Джона Френча. Некоторые участники военного совета привстали, чтобы лучше рассмотреть карту.
– Командующий нашей эскадрой в Эгейском море адмирал Карден разработал план обстрела береговых фортов, защищающих узкий пролив, ведущий к Черному морю, и наступления на северо-запад Турции. По его подсчетам, для этого потребуется флотилия из двенадцати линкоров, трех тяжелых и трех легких крейсеров, шестнадцати эсминцев, шести подводных лодок и двенадцати минных тральщиков…
Премьер-министр тайком достал свой карманный ежедневник, просмотрел намеченные на неделю встречи и снова вытащил из-под груды бумаг начатое письмо. Прикрывая его рукой от равнодушного взгляда Бальфура, он продолжил писать:
Я телеграфировал тебе, что, если ты, как я предполагаю, будешь завтракать с Синтией на Сассекс-Плейс, я приеду и заберу тебя примерно в 10:30, отвезу обратно в 11:30, а сам отправлюсь на встречу с королем в Букингемском дворце, перенесенную на полдень. Вечером мы могли бы пообедать вместе. (Здесь я, видимо, ошибся: ты говорила, что у тебя выходной во вторник, т. е. на следующей неделе. Я, конечно же, подстрою свое расписание, только назначь время.) В пятницу ты тоже будешь там, и мы потом сможем поехать на настоящую прогулку. С пятницей у меня все в порядке. Что скажешь об этом плане кампании? У нас тут сейчас (16 часов) самый разгар военного совета, кот. начался в 12, прервался в 14, а теперь мы заседаем опять. Сэр Дж. Френч здесь и сидит рядом со мной. Очень интересный разговор, но такой секретный, что я не буду ничего записывать на бумаге, а подробно перескажу тебе завтра, если мы встретимся, а если нет, то во время нашей пятничной прогулки.
Он сложил листок и полностью сосредоточился на выступлении Уинстона. Уже было ясно, что план первого лорда Адмиралтейства произвел огромное впечатление. Обрисованные им перспективы развеяли общую апатию.
– И для этого понадобится перебросить войска с Западного фронта? – спросил Френч.
– Нет, это будет чисто морская операция. Все силы, необходимые для боевых действий на суше, предоставит дивизия морской пехоты.
– И когда это произойдет?
– Мы сможем начать обстрел через месяц.
Никто не нашел что возразить.
– Если все согласны, – заключил премьер-министр, – значит операция по захвату пролива Дарданеллы утверждена единогласно.
После того как все остальные разошлись, Бальфур спросил:
– Вы уверены, что единогласно? Фишер не сказал ни слова.
– Правда? Я не обратил внимания. Не беспокойтесь из-за Фишера. Уинстон говорит, что все с ним уладит.
Глава 25
Венеция не могла поверить, что он, несмотря на ее мольбы, опять отправил письмо с курьером, доставив ей новые неприятности с матроной, и все лишь потому, что хотел, чтобы она получила его до того, как встретится с Эдвином Монтегю в «Савое»!
Да и само письмо, рассказывающее о том, как он пару раз едва не попал в аварию по дороге домой из Кента, с размышлениями о том, как восприняли бы его смерть (много шума в прессе, «девятидневное чудо»[37]для всей страны, а через неделю или самое большее через 10 дней мир продолжит жить так, словно ничего не случилось), было настолько слезливо-сентиментальным, что не передать словами.
А ты, моя любимая, кому я каждый день и каждую ночь шлю лучшие свои мысли, моя сокровенная тайна, моя вечная привязанность, мои страхи и надежды, моя сила и слабость, мое прошлое, настоящее и будущее, что это означало бы для тебя?
«Это было бы облегчением, Премьер, облегчением!» – в ярости подумала она и тут же ужаснулась собственной бессердечности. Но нет, в самом деле, так больше не могло продолжаться, и в последующие недели она стала относиться к нему жестче. К середине января он все еще писал ей по три раза в день: утром, днем и ближе к полуночи. Она вряд ли успевала бы отвечать, даже если бы продолжала праздную жизнь в Пенросе или Олдерли, а при десятичасовой работе каждый день в больнице это было вообще невозможно. Венеция хранила его наполненные военными и политическими секретами письма в чемодане, закрытом на ключ и запихнутом под кровать из опасений, что кто-нибудь заглянет туда. И все же, благодаря какому-то причудливому равновесию между отторжением и влечением, чем упорнее она отстранялась от него, тем больше он проникал в ее жизнь; чем меньше свободного времени у нее оставалось, тем настойчивее он требовал внимания. Она старалась придерживаться в переписке шутливой, доброжелательной манеры, но не могла встречаться с ним так часто, как прежде, и отказалась от двух следующих пятничных поездок.
Двадцать седьмого числа в ночном письме он сообщил, что несколько минут назад предложил Ассирийцу младшую должность в кабинете министров.
Уверен, что он впервые в жизни вернулся в свой Шелковый шатер по-настоящему счастливым. Знаю, что и ты тоже обрадуешься. Временами, в особенно дурном настроении, я завидую всем, кто нравится тебе и кому нравишься ты. Но это быстро проходит.
Она обрадовалась и внезапно решила немедленно написать Монтегю, и он сразу же прислал в ответ телеграмму, в которой спрашивал, не сможет ли она прийти к нему в субботу на ланч, чтобы отпраздновать это событие вдвоем. Он мог бы прислать за ней машину. После недолгих колебаний она телеграфировала ему:
С УДОВОЛЬСТВИЕМ. СВОБОДНА С ЧАСУ ДО ЧЕТЫРЕХ.
Она была тронута его заботой: присланным «роллс-ройсом», который отвез ее в Шелковый шатер, изысканными блюдами, лучшим винтажным шампанским, цветами на маленьком столе в библиотеке у эркерного окна с видом на Сент-Джеймсский парк, искрящийся инеем под хрустальным голубым небом самого холодного дня в году. Правда, Монтегю был, как обычно, мрачен, убедив себя в том, что получил новое назначение только потому, что Ллойд Джордж решил выгнать его из Казначейства. И это всего лишь младшая должность в кабинете министров, по существу, самая младшая – канцлер герцогства Ланкастерского[38].
– Только ты один можешь найти причину не радоваться такой хорошей новости! – рассмеялась Венеция. – К тому же мне случайно стало известно, что Ллойд Джордж тебе симпатизирует.
– Откуда ты знаешь?
– Мне рассказал премьер-министр.
– Есть ли хоть что-нибудь, о чем он тебе не рассказывает?
– Вряд ли. Честно говоря, он рассказывает куда больше, чем мне хотелось бы знать.
– Что ты хочешь этим сказать?
Возможно, так подействовало на нее шампанское или необходимость с кем-нибудь поделиться своими трудностями, но она наклонилась к нему и призналась:
– Эдвин, он пишет мне три раза в день. Даже присылает секретные документы. Ты не поверишь. Я опасаюсь хранить у себя такие вещи, но не знаю, как остановить его.
– А сказать ему прямо ты не пробовала?
– Пыталась. Дело в том, что он огорчается при любом намеке на то, что я от него отстраняюсь. Я понимаю, что это нелепо, но чувствую, что это чуть ли не мой патриотический долг – сделать все, чтобы он оставался счастливым.
– Хочешь, я поговорю с ним?
– Господи, нет, ни в коем случае! Он придет в ужас, если узнает, что я рассказала кому-то об этом, особенно тебе. Я даже не осмелилась сказать ему, что встречаюсь с тобой. Он будет так ревновать!
– Ох, дорогая моя Венеция! – с потрясенным видом произнес Монтегю. – Я знал, как он тебе дорог, все это знают, но даже не представлял, как далеко все зашло. Из-за него ты оказалась в весьма компрометирующем положении. Должен же быть какой-то способ помочь тебе.