– Мудак сраный, – пробурчала Дрейк.
Крис усмехнулся. Ярость отступала, оставляя за собой легкий след горечи.
Татум облегченно выдохнула. От Святослава веяло подозрительностью – это гадкое, липкое чувство неопределенности окутывало с ног до головы. Она чуть царапнула ногтями ладонь Криса: это успокаивало.
Дрейк недавно заметила странную вещь: только в присутствии Криса ее постоянное чувство тревоги отступало. С ним она чувствовала себя в безопасности, хоть Вертинский и бывал редкостной сволочью.
– Нажремся? – предложил Крис, сверху вниз глядя на Дрейк.
Ему с каких-то пор не хотелось прерывать тактильный контакт, несмотря на то что лишние прикосновения или объятия он не любил.
– Я за. В обоих смыслах, – улыбнулась Дрейк, стараясь не дышать прерывисто оттого, что до сих пор стояла, прижавшись к Крису.
Бред. Ей жарко – просто жарко из-за теплого свитера.
Дрейк сосредоточенно бегала глазами по строчкам и старалась не замечать пальцы Вертинского, пробирающиеся под растянутую футболку и рисующие узоры на животе: он ничего не требовал, просто от скуки.
Они лежали так минут двадцать, после чего Крис приподнялся на локте и потерся носом о шею Тат. Она улыбнулась, но тут же дернулась как ошпаренная. Дрейк будто не имела кожи, жила с оголенными нервами, поэтому так ярко реагировала на его прикосновения.
– Мне вот интересно, – протянула Тат, не отрывая взгляда от ноутбука, – ты вообще знаешь, сколько у тебя было девушек? – Она старалась говорить ровно, но Крис краем глаза заметил, как она давила расплывающуюся на лице шкодливую улыбку.
– Тебя считать? – почти серьезно спросил Крис, заглядывая ей в глаза.
– Да.
– До фига, – прищурился Крис, откидываясь на подушки. Тат залилась смехом. – На самом деле странный сегодня день, – на выдохе произнес Вертинский. – Мне почти хорошо.
Тат ничего не сказала. Поежилась от приятных мурашек, когда Крис опять провел пальцами по ноге.
Его руки – электрический ток. Достаточно одного прикосновения для того, чтобы Дрейк зажглась и сгорела. Это необъяснимое чувство щемящего тепла окутывало ее каждый раз в его присутствии.
Она не помнит точно, но вроде это началось с той самой секунды, когда она услышала льющийся со сцены джаз, который грациозно рождался под умелыми пальцами парня.
– Ну, значит, не зря ты поначалу был записан у меня в телефоне как «шлюшка». – Тат подавилась смехом, возвращая внимание к ноутбуку.
– Чего-о? Как-как? – Он привстал на локтях, возвышаясь над Дрейк. – Какое неуважение, нет, вы посмотрите! – патетично воскликнул он и, захлопнув компьютер перед носом Тат, кинул его в сумку.
– Эй! – начала было возмущаться девчонка, но громко вскрикнула, когда Крис резко дернул ее за пятку. Дрейк съехала вниз из сидячего положения, парень навалился сверху, хитро улыбаясь. – Можно подумать, что я у тебя записана как «мадмуазель Дрейк» – полностью уважительно, – пробухтела она, стараясь сделать серьезное лицо, но получилось плохо.
– Нет, – протянул Вертинский, – ты у меня записана как «мать-ее-величество».
– О, очень мило, – хохотнула Дрейк, стараясь выпутаться из хватки парня. – Отпусти! – пропищала она, но на сопротивление это было мало похоже – так, ради приличия.
– Не-а, – довольно улыбнулся парень. – И ты сказала «был записан», а как сейчас? – Он поднял брови, изучая лицо Дрейк.
– Записан как «К». – Она закусила губу, чтобы не улыбаться так широко: очень уж палевно.
– «К»?
– Ага. У меня просто появился номер Кати из компании, и я тебя переименовала, чтобы не путаться. – Дрейк пожала плечами и облизнулась: он слишком близко.
– А, то есть я удостоился всего одной буквы в твоей записной книжке? Правда, Дрейк? – Крис засмеялся, но старался казаться угрожающим и строгим.
У Тат в животе расползлось приятное тепло от его близости, она дышала прерывисто.
– Неужели это задевает твое эго, Мистер Самомнение? – Она лукаво прищурилась.
Крис нависал над ней еще больше, взял за запястья и прижал к поверхности кровати. Не давил: почему-то не хотелось сейчас оставлять следы на теле Дрейк.
Тат заглянула Крису в глаза, и ее мир затрещал по швам: она чувствовала прилив сил и слабела одновременно. В груди трепетало чувство радости, но ей было страшно. Дрейк было неясно, что она чувствует, но она понимала, что не променяла бы этот момент ни на что: именно здесь она должна и хотела быть. Будто достигла недостижимого. Она сегодня открыла для себя Криса с новой стороны.
– Можно попробовать?
Татум подавилась пивом, в изумлении поднимая брови. Рядом стоял мальчишка.
– Алкоголь – это яд, – усмехнулась она.
Мишка – десятилетний двоюродный племянник Криса – был очень смышленым для своего возраста и сильно походил на дядю, но Тат не ожидала от мелкого такой же наглости, как у его родственника.
Когда Миша подбежал к ним здороваться, как только они с Крисом вышли из машины, Дрейк увидела другую сторону Вертинского. То, как он крутил племянника за руки, как трепал его по волосам и сыпал нескончаемым потоком шуток, заставляя мелкого заливисто смеяться, – обескураживало.
Он в тот момент был взрослее обычного, был примером для подражания и оказывал положительное влияние на мальчика.
Сейчас, правда, Тат видела отголоски влияния Криса в Мишиной незаконной просьбе. Дрейк улыбнулась.
Она решила взять десятиминутную паузу от широких улыбок и маленьких странных закусок, незаметно свинтив в беседку за домом. Из нее открывался прекрасный вид на озеро, стоящие вокруг ели укрывали Тат от посторонних глаз, здесь она могла, давясь пивом, разложить все по полочкам.
– Если это яд, зачем ты его пьешь? – Мальчишка смотрел на Тат с искренним удивлением.
– Потому что есть вещи внутри меня, которые мне хотелось бы убить, – пафосно заявила она. Нахмурилась. – А на самом деле – хер знает. – Дрейк поморщилась, отставляя бутылку на скамью. – Срань, так говорить нельзя! – осеклась она, вспоминая, что перед ней стоит хоть и воспитанный Крисом, но маленький мальчик. Ударила себя рукой по лбу. – В смысле… Черт! Сука, я не то имела в виду, – запуталась она в словах. – Короче, просто не повторяй за мной. – Дрейк виновато улыбнулась, а мальчик закатил глаза.
– Я и не такое слышал, – цокнул он, – но не повторяю подобное, как истинный джентльмен. – Мишка гордо вздернул подбородок, поправляя маленькие запонки на рубашке. Тат захохотала.
– Это Крис тебя такому научил? – лукаво улыбнулась она.
– Да, – кивнул Мишка, – еще Крис говорит, что надо очень осторожно выбирать друзей, присматриваться к людям и не кидаться в омут с головой, – с серьезным видом произнес мальчишка, наверное даже не до конца понимая значение таких простых, но взрослых слов.
– Правда? – Тат грустно ухмыльнулась. – И ты следуешь его советам?
– Конечно. Я так не стал дружить с одноклассником, узнав, что он ворует конфеты из общей корзины, – со знанием дела произнес мальчик. – А еще Крис советовал обязательно доверять людям и прощать их, пока могу.
Татум подавилась воздухом: как же верно, Крис. Как же, сука, верно сказано.
– Это очень хороший совет, – кивнула Дрейк. – Надеюсь, ты не разучишься доверять, как он.
– Не-ет, – отмахнулся Мишка, – моя мама от меня не уйдет.
– В смысле? – нахмурилась Дрейк.
Дети иногда бывают очень загадочными.
– Ну, Крис говорил, что у него разбилось сердце, когда от него ушла мама. Он тогда еще маленький был и долго плакал, – объяснил мальчишка. – Я не знаю, как сердце может разбиться, потому что видел в книжке, что оно состоит из мышц и мягкое вроде. – Мишка озадаченно почесал затылок.
– О, еще как может.
– Наверное. – Он пожал плечами. – Крис рассказывал, что ему казалось, будто его мама бросила и заменила другим сыном – это его больше всего расстроило. – Миша закусил губу, перекатывая носком ботинка мелкие камушки по дощатому полу беседки.
Тат закрыла глаза.
Это не просто несчастная любовь – это плевок в душу от самой важной женщины в жизни. От той, которая должна любить безоговорочно, с гарантией и всю жизнь. От той, любовь к которой заложена на генетическим уровне, с кем связь строится на протяжении всех прожитых лет. Она лишила Криса шанса на доверие и взаимную любовь хоть с кем-нибудь.
Дрейк не осуждала: она видела ежесекундную боль Вертинского, будто зашитую у него под кожей. Понимала, что подобные вещи просто не забываются и за такое не прощают. Любые ошибки исправить нелегко, но такие – особенно.
– Но тебе он вроде верит, – вдруг произнес прямо над ухом Мишка, Тат вздрогнула: мальчишка сидел рядом с ней на скамейке и щурился, изучая лицо Дрейк.
– С чего ты взял?
– Ты помогаешь ему, – пожал плечами тот, – и у вас есть секрет от его папы. Крис говорил, что те, у кого есть общие секреты, по-любому должны верить друг другу, потому что по-другому – нет смысла, – как само собой разумеющееся произнес Миша, устремляя глаза на озеро.
Ветер колыхал водную гладь, на ней появилась рябь, переливающаяся золотыми всплесками в свете закатных лучей.
Тат озадаченно посмотрела на мальчика.
– Чего? – осторожно переспросила она, не зная, имел ли он в виду то, о чем она думает, или это детские бредни.
– У Криса от меня нет секретов, мне он тоже верит, – улыбнулся Миша, – я знаю, что вы притворяетесь влюбленными. – Он сощурился от солнца, перевел взгляд на Дрейк. – Хотя я бы не сказал, что вы сильно врете: ты не смотришь на него просто как на друга, – хмыкнул Мишка, – да и он тоже.
Тат только проглотила удивление, легонько ткнув мальчишку в бок. Тот залился смехом от щекотки.
Дрейк стало спокойно, к ней возвращались эмоциональные силы. День определенно был сложным.
Нервы конкретно потрепала неожиданная встреча с Марком: Сухоруков уже уезжал, когда они с Крисом приехали.
Дрейк не знала, как себя вести, не знала, в курсе ли друг Криса их авантюры: по лицу Вертинского часто можно было прочесть эмоции, но Марк никак не показал своего удивления – улыбнулся, поздоровался и перекинулся с Вертинским парой фраз.