Потом Крис сам понял, что переделывать Дрейк в корне было бы провальной ошибкой, и такой проницательный человек, как его отец, в два счета раскрыл бы их аферу. Ее искренность стала ключом ко всему, в том числе к странному ворочающемуся чувству где-то в животе Вертинского, когда он смотрел в ее темные оливковые глаза.
Татум будто цвела среди голых скал, разбивала коленки в кровь и оставалась собой. Она была его босым, загорелым июнем – болезненно уязвимой и доверчивой.
– Что ты такое? – еще раз шепотом повторил он, заглядывая ей в глаза.
– Я все, что ты не можешь контролировать.
Крис поцеловал ее.
Он и не хотел.
Ножки кресла протяжно заскрипели под весом мужчины. Матвей Степанович сложил руки в замок, требовательно посмотрел на брата.
– Ты вообще понимаешь, что устроил?
Укора в его голосе хватило бы на океан и два небольших озерца. Лев недовольно цокнул, развалившись на диване, обитом зеленой кожей. Атмосфера рабочего кабинета Матвея погружала его в уныние. Льву Вертинскому больше был по душе хай-тек.
– Да кто, блин, знал! – охнул мужчина, старательно направляя внимание на интерьер кабинета. Не хотелось чувствовать себя снова мелким провинившимся братом. Кем он, в принципе, сейчас и был. – Эта сука меня подставила. Ничего, Слепенко свое еще получит. – Он дерзко усмехнулся.
Мужчина за столом разочарованно вздохнул.
– А что, если получим мы? – Он с претензией вздернул брови. – А конкретно – я, – напомнил он брату и откинулся в кресле, устало уставившись в потолок.
Лев всегда был своевольным и свободолюбивым. Матвей Степанович его поддерживал во всем, даже когда, в отличие от старшего брата, младшему не хватило мозгов не связываться с людьми, сохранившими репутацию и связи из девяностых. И что он получил в благодарность? Угрозу развала построенной империи.
– Я разберусь, – легкомысленно отмахнулся Вертинский-младший. Ему не нравилось, когда старший брат лез в его дела. Вот только в этот раз он сам втянул Матвея. – Они только начали поползновения в твою сторону, на сбор данных уйдет не меньше двух лет. – Лев уверенно кивнул, будто у него все схвачено.
Это и пугало.
– А потом? – не без ехидства поинтересовался Матвей Степанович.
– У меня есть запасной план, не волнуйся, – недовольно выдохнул мужчина, уйдя с линии огня взгляда старшего брата.
Встал, прошелся вдоль кабинета, разминая ноги, сложил руки на груди.
Черная рубашка поглощала и без того тусклое освещение кабинета.
– Именно после таких слов я начинаю волноваться больше обычного, – иронично подметил мужчина. – И чего тебя в свободное, да еще и незаконное плавание так тянет, а?
– Потому что я – не ты, Матвей, – слишком резко ответил Вертинский-младший, хищным взглядом вцепившись в мужчину. Затем осекся. Брат не просто так волновался за его судьбу. – У меня свой путь, – уже мягче добавил он.
Матвей Степанович злобно хмыкнул.
– И к чему этот путь нас привел?
Он не хотел глумиться, правда. Но когда люди, тем более родные, так откровенно лажают, сдержаться не мог. Хотя сам, наверное, виноват.
– К кратковременной нервотрепке. – Лев расслабленно пожал плечами и недовольно скривился, устремив взгляд на вышитое полотно со средневековым сюжетом над диваном. В каких-то вещах у брата полностью отсутствовал вкус. – Повесил хоть бы Поллока, – кисло пробормотал он. Опомнился, вернулся к сути разговора. – Я все улажу. Уже начал.
– И как, интересно?
– Тебе не понравится, – тихо пробубнил себе под нос мужчина, но Вертинский-старший расслышал это и подозрительно прищурился.
– Говори. – Приказ есть приказ.
– Ребят местных нанял документы из моего схрона достать, – нехотя посвятил в текущую ситуацию брата Лев. – Там все имена и некоторые переводы – этого хватит, чтобы доказать твою непричастность. – Раздраженный повелительным тоном, он поджал губы, предвкушая изумленное выражение лица брата.
Переведя взгляд на Матвея Степановича, он его и увидел.
– Непричастность генерального директора? – Казалось, брови мужчины от удивления затерялись где-то в волосах.
– Номинального, – вздохнув, напомнил Лев, снова начав променад по кабинету. – Документы об этом четко и ясно скажут.
– Что за головняк, господи, Лев! – Праведное возмущение эхом разбилось под потолком кабинета. – И что за ребята? – с нескрываемой надеждой на благоразумие брата спросил он.
– Банда местная, – безучастно отмахнулся Вертинский-младший. – Дерзкие подростки, погромы мелкие устраивают.
Матвей Степанович подавился воздухом.
– Серьезно?! – Мужчина подался вперед, прожигая брата ошеломленным взглядом. Думал же, что нельзя называть поступки Льва верхом безрассудства, а тот, будто слыша его слова, с каждым разом пытался запрыгнуть все выше. – Ты, мать твою, серьезно? Местных наркош нанял?!
Вертинский-младший скривился: вечно брат драматизирует.
– Они вряд ли торчат: слишком хорошо следы заметают. – Лев задумался над собственными словами. – Или на лапу кому-то дают, раз полиция в их сторону ветер не нюхает, прозорливо для их возраста. – Разбираться в этом не хотелось, но то, что ребята не попадались, было им на руку.
– Рыбак рыбака, – саркастично заметил Матвей Степанович и устало выдохнул, потерев переносицу. – Ладно, не буду на мозги капать, скоро сердце не выдержит, – бесцветно бросил он, откинулся в кресле.
– Старость не радость, да? – усмехнулся Лев, радуясь, что стращание младших подошло к концу.
Разница у них была десять лет – после тридцати это не имело большого значения, но подшучивать над возрастом Лев не уставал никогда.
– Надеюсь, ты со своими махинациями доживешь и сам узнаешь, каково это, – буркнул Матвей Степанович в ответ и поднялся с места, собирая со стола бумаги.
Час поздний, но в офис заехать еще надо – Лев вытащил его на разговор неожиданно.
– Не переживай. – Вертинский-младший хлопнул брата по плечу.
Матвей Степанович только вздохнул.
– Я буду. – Закрывая кейс, он посмотрел на брата. Конечно, он всегда будет переживать за младшего, сколько лет бы им ни было. – Но не буду стоять над душой. – Он развел руками, мол, ты уже все-таки взрослый. – Только разберись с этим. – Мольба просочилась в тон незаметно, когда Матвей Степанович обратился к брату уже у выхода. – Разберись, иначе сыну моему не империя достанется, а пепелище, – горько произнес он.
Лев уверенно кивнул.
– Я разберусь, – пообещал он брату. – Ради тебя и племянника.
– Буду держать сраную свечку, – пробубнил Матвей Степанович и вымученно улыбнулся на прощание. – Спокойной ночи.
– Еще и ругается, – сказал он с улыбкой себе под нос. – Ну весь в меня.
У Татум болели скулы. Так сильно, что напряженные мышцы приходилось разминать пальцами, про себя повторяя: «Что с тобой не так, идиотка?» Но это не мешало дурацкой, необоснованной, кривой, блаженной улыбке вновь и вновь расцветать на лице. И это совсем не потому, что она уже второе утро подряд чувствовала себя счастливой, засыпая предыдущим вечером под боком Криса. Ладно, поэтому.
Счастье, или как еще можно было назвать этот теплый комок в груди, расползалось по трахее и не давало ровно дышать: Татум улыбалась, улыбалась, улыбалась. Опоминалась, хмурилась, фыркала, закатывала глаза, но потом опять улыбалась.
Воспоминания о теплом солнечном воскресенье одновременно растекались и четко держались в памяти. Дрейк старалась сосредоточиться на сборах в университет, на ее излюбленных восьми ручках и бутылке фильтрованной воды, но туман в голове заставлял собираться дольше обычного.
Ника коротко поздоровалась с сестрой, возвращаясь к приготовлению яичницы, потом снова перевела взгляд на старшую Дрейк. Смотрела уже дольше и внимательнее.
– Все нормально? – Она скептично выгнула бровь и криво усмехнулась, глядя на улыбающуюся сестру, но более провокационных вопросов не задавала от греха подальше.
– Да, все отлично, – кивнула Тат. Ника скрыла свое изумление, сосредоточившись на нарезке овощей: первая фраза Татум Дрейк с утра и… без сарказма? – Ты когда домой вернулась?
Тат закинула в рот кружочек огурца и плюхнулась на стул, наблюдая за готовкой сестры.
– Полчаса назад. Я решила переодеться и позавтракать: у Ольки дома из еды только чипсы, – скривилась Ник, разом смахивая нарезанные овощи в салатницу.
– Значит, ночевала у подруги… – Тат на автомате, задумчиво произнесла фразу, думая о чем-то своем, а Ника не удержалась от язвительного:
– Я-то – да. – И быстро отвернулась к плите, чтобы не словить гневный взгляд старшей или не напороться на острую реплику в ответ.
Родители уехали в командировку на все выходные: Вероника решила последовать примеру старшей сестры и нагуляться вдоволь. Правда, дальше ночных фильмов, вина, карт таро и звонков однокурсникам с розыгрышами они с Олькой не зашли, но это было вполне хорошим развлечением.
По крайней мере, так говорила и доказывала своими ошибками Татум. Ника была умной девочкой и не спешила узнать все на своем опыте. Ее девизом было: «В жизни надо все попробовать, но надо и попробовать кое-что не попробовать». Язык сломаешь, но в точку.
Старшая Дрейк никак не могла примириться с тем, что (господи, какой банальный ужас) в животе порхали бабочки. Эти мелкие твари не хотели останавливаться, и Дрейк начинала думать, где достать таблетки от изжоги.
Ее улыбка была похожа на солнечный лучик, отскакивающий от зеркальных поверхностей. Ника ехидно усмехнулась, поудобнее перехватывая лопатку для готовки.
– Хорошо повеселилась на выходных?
Во фразе было скрыто столько неозвученных смыслов и иронии, что младшая Дрейк непроизвольно прыснула от смеха, но Тат этого даже не заметила.
– Да, я неплохо развеялась, – пространно ответила она, подпирая щеку кулаком. Весело было – не то слово.
От выработки силы воли путем сдерживания идиотской улыбки Тат отвлекла вибрация входящего сообщения на телефоне.