йк подошла ближе, заглядывая в глаза парню.
Вертинский мялся пару секунд, размышляя, стоит ли говорить.
– Раньше я ассоциировал тебя с вредной привычкой, которую невозможно бросить, – сдался Крис.
Татум улыбнулась.
Баржа кренилась влево.
Она сглотнула, отходя на пару шагов. Сердце укололо неприятное, сосущее чувство. Понятно: это шутка и пафосное сравнение, не относящееся к реальной жизни, но все же. Вредная привычка – вот кто она.
Еще пару месяцев назад Татум искренне посмеялась бы над таким точным описанием, но с недавнего времени Крис отчасти стал ей дорог, и теперь это слышать было совсем чуточку, немного больно. Хотя он был прав.
Соленые волны омывали оцарапанное дно.
Борт баржи кренился вниз, касался воды, качался.
Вредная привычка – верное замечание. Вредные привычки терпят и не хранят с теплотой в сердце.
На таких, как Татум, не женятся. С такими пьют, спят и смеются. Женятся на таких, как Ева. От таких, как Татум, избавляются, как от вредных привычек.
Только это не совсем верно: привычки привязываются, от них невозможно избавиться легко, но Дрейк не такая – она уходит первая.
– Зато такого точно нельзя сказать про тебя. – Тат сморгнула внутреннюю тоску. Улыбнулась, ставя книгу на место. – У тебя, Кристиян, – она впервые и намеренно произнесла полное, ненавистное ему имя, – у тебя принудительное обаяние: не хочешь, а влюбишься.
Дрейк глубоко вздохнула, не понимая, отчего после таких незначительных слов в животе стало неприятно тянуть воспоминаниями о прошлом.
– И что, на тебя мое обаяние подействовало? – Крис поиграл бровями, плюхаясь на диван. Хлопнул по месту рядом с собой в приглашающем жесте.
– Ага, конечно, – фыркнула Дрейк, пугаясь на секунду оттого, что ее поймали с поличным.
– Воу, Татум Дрейк, у тебя что, есть ко мне чувства? – издевательски прыснул Крис, в шутку насмехаясь над смятением Тат.
Она только иронично улыбнулась, недовольно цокнула, садясь на диван рядом с парнем. Обняла ладонями горячую кружку чая.
– Ага, а еще у меня есть сарказм. – Она привычным движением горделиво вздернула подбородок, лукаво смотря на Криса.
Вертинский улыбнулся: она смотрела на него, но все равно будто собой любовалась.
– Ты – женщина, у тебя не может быть сарказма.
Тат хохотнула, пихая парня в плечо.
– Нет у меня только сисек, все остальное есть.
Вертинский залился смехом, собственнически приобнял Тат за плечо. Уже две ночи в своей жизни он спал с девушкой просто ради того, чтобы поспать. И выспался, что удивительно.
Крис смотрел в глаза Дрейк и видел там отражение всего, что ему нужно. Не того, что ему хочется, а того, в чем он нуждается как в кислороде. В его объятиях она была нежной, интересной и родной. Пищать, как щенок, хотелось, хоть он никогда и никому в этом не признается.
Татум закрыла глаза, стараясь запомнить этот момент настолько детально, насколько возможно. Потому что интуиция говорила Дрейк: скоро это закончится.
А интуиция ее не подводила еще никогда.
Глава 31. Судьба никогда не идет на сделки
Вертинский сидел, развалившись на диване, и тепло смотрел на Дрейк. Тат пробежалась взглядом по стенам, еще раз старательно поправила полотенце на мокрых волосах, вернула внимание к коньячному взгляду парня. Нервно выдохнула.
– Чего ты на меня так смотришь? – Голос надломился, вопрос вышел смущенным.
Тат сложила руки на груди, надеясь спрятать необъяснимое смятение за наигранной претензией.
Сердце не заходилось галопом под долгим взглядом парня – оно впадало в странную дрожь, повторяя сердечный ритм колибри. Нутро заполнял мандраж, будто она забыла слова выступления перед многотысячной толпой.
Татум зло сцепила зубы, пренебрежительно хмыкнула. Казалось бы, что произошло? Еще двадцать минут назад она нормально себя чувствовала, а сейчас, выйдя из душа и переодевшись, вдруг синеет и краснеет в его присутствии.
Крис точно хреново готовит и наверняка отравил ее этой чертовой пастой, иначе как объяснить… это?
– Ты в курсе, что обычно, когда девушка просит у парня одежду, она надевает только футболку и сексапильно щеголяет по дому голыми ножками? – Вертинский беззлобно усмехнулся, показательно оглядывая Дрейк с ног до головы.
Тат почувствовала тотальное облегчение: фраза с шуточным окрасом делала все простым и понятным. Дрейк пугало то, что она чувствовала, как терялась, растворяясь в ситуации, когда во взглядах и словах не было места смеху, когда приходилось говорить начистоту. Не как в тот раз, когда Крис рассказал ей о ранах в своем прошлом, а когда это требовалось от нее самой.
Слова Криса вчера у супермаркета заставили в ней что-то перевернуться. В тот момент она чувствовала себя пятисантиметровым человечком по сравнению с остальными великанами. Совершенно не знала, что делать. Отшутиться оказалось легче всего. Вот и сейчас, после подкола Вертинского, Татум снова чувствовала себя в своей тарелке.
Дрейк со скепсисом выгнула бровь, кивая на свой наряд.
Она не собиралась мерзнуть или чувствовать себя неуютно, отдавая дань привлекательности. Поэтому Дрейк, открыв ящик с одеждой парня, без зазрения совести схватила то, что увидела, – большую мужскую футболку и растянутые треники, которые пришлось три раза подвернуть, чтобы не поскользнуться.
Талию Дрейк подвязала шнурком, не чувствуя неудобства по поводу того, что выглядела как ребенок, напяливший мамины туфли и папин пиджак, – максимально умилительно. Особенно реакция на наряд прекрасно видна была по широкой улыбке Вертинского: казалось, вот-вот, и придется симпатичную мордашку сшивать поперек.
– Смиришься. – Дрейк пожала плечами. – Считай, что я – твоя плата за грехи. – Она иронично улыбнулась и плюхнулась на диван рядом с Крисом, в очередной раз поправляя широкий ворот футболки, соскользнувший с плеча.
– Ты меня убиваешь. – Крис прыснул со смеху, в картинном отчаянии падая лицом в подушку.
Тат откинулась на спинку дивана, наблюдая за смеющимся парнем. По телу разлилось теплое спокойствие, тревоги отошли на второй план. То, что было важным, перестало существовать.
Дрейк рассматривала лучистые морщинки у глаз Вертинского, когда он улыбался, смотрела на приподнятые уголки губ, на короткую щетину на подбородке и щеках. Смотрела в его коричные глаза, и ей это нравилось. В этот момент не хотелось думать о том, что все это значит, – ей просто нравилось, что она чувствовала, и все.
Крис кинул долгий, улыбающийся взгляд на девчонку. Тат отвела взгляд, изо всех сил пряча улыбку. Хихикнула, когда Вертинский бесцеремонно развалился на диване, кладя голову ей на колени, будто так и должно быть.
Крис лег на диван, и рядом с ним будто села тишина – Тат это чувствовала.
Ее пальцы сами собой зарылись в его мягкие, густые волосы, Дрейк улыбнулась, смотря куда-то сквозь Вертинского. Заблудилась в своих мыслях.
Она хотела что-то спросить, только на ум ничего не приходило: девственная чистота ветерком проносилась в голове, оставляя за собой только ощущение спокойствия. Тат пожала плечами – так тому и быть.
Парень поднял на нее внимательный взгляд, Дрейк не отвела взгляд – смотрела, ничего не ища, не прося ни о чем, просто смотрела. Крис пальцами убрал прядь волос Дрейк за ухо, Тат хотела засмеяться – это был до ужаса банальный жест из романтических комедий, – но она не смеялась. Сейчас это казалось таким органичным и правильным, что она только чуть повернула голову, подставляя щеку под тепло его рук.
Крис провел подушечкой большого пальца по скуле Татум, медленно поправил ворот футболки, вновь оголившей ее плечо.
– Сейчас, когда я закрываю глаза, кажется, что остального мира не существует, – философски изрек Крис.
– Но это только кажется, – закаленная недетским опытом, горько хмыкнула Тат. – Мир все равно существует и бывает крайне дерьмовым. – Скидка на юношеский максимализм проскользнула в полуулыбке Дрейк – она умело спрятала ее за иронией, искоса смотря на парня.
– Ты всегда можешь менять обстоятельства. – Он снисходительно улыбнулся.
– Нет, – зная, о чем говорит Крис, отрезала она. – Ты можешь выбирать, как себя в них вести, но часто мир вокруг себя не изменить.
Крис приподнялся на локтях, заглядывая Дрейк в лицо с удивленной усмешкой.
– Пессимистично.
– Экзистенциально, я бы сказала, – парировала Тат, подпирая щеку кулаком, чтобы смотреть прямо на Криса.
В ее глазах – вызов и уверенность в собственных словах. В его – желание подобрать брошенную перчатку.
– Наше мышление формирует окружающий мир. Мы его формируем, – с толикой энтузиазма проговорил Крис, выгнув бровь, с интересом ожидая от Дрейк ответа.
Он тоже был уверен в своих словах: мир вокруг можно менять.
– Мы формируем только себя самих. Социально-экономические связи могут не влиять на тебя, но ты не можешь изменить их, ты можешь только приспосабливаться к ситуации.
Томная сонливость пропала в одно мгновение.
– Но пока они трансцендентны, ты можешь решить, какое понятие дать им рассудком. – Крис прищурился, мол, ты знаешь, что я прав.
Татум судорожно выдохнула: от его слов внутри натягивалась горячая струна. Дрейк азартно улыбнулась.
– Еще скажи, что согласен с гипотезой Бенджамина Уорфа.
– А разве лингвистическая относительность не имеет место? – удивился он. – Наш язык ограничивает наше мышление.
– Насилие есть насилие, любовь есть любовь, на каком бы языке ты ни говорил, – пожала плечами Дрейк, не желая сдаваться.
– Не слишком ли много ответственности на себя берешь с таким мировоззрением?
– А ты? – возмущенно переспросила Тат. – С мышлением, по твоим словам, формирующим мир?
– Да, но у тебя эта ответственность грузная. – Сбавляя обороты, парень недовольно цокнул.
– Сказал приверженец философии Канта, – со смешком хмыкнула Дрейк, ловя его взгляд.