– Может, ты тоже его увидишь… станешь, как они. Может, ты уже такой…
Отец гадал, что ему делать. Он боялся, что потеряет голос, прежде чем задаст новые вопросы. Но какие именно? Йона же бредил от боли, и смысла в его словах больше не было. В голове у Отца появилась пустота, он уже не помнил, что прострелил мужчине обе ноги и убил женщину. Но он отчасти верил в то, что сказал Йона, как и поверил Маррею Боулзу и Рори Форрестеру. Он получил результаты тем же способом, что и в случае с теми людьми, поскольку использовал понятный им язык. Странно, но его уже не беспокоил ни труп сиделки, ни пятна и брызги крови на полу и ковре гостиной.
Он подумал о подружке Йоны, чей накрашенный рот был туго перевязан носком. Ему нужно проверить ее. Немедленно! Но он не мог двигать ногами. Если она слышала имена, которые ее любовник только что назвал ему… В этом случае она расскажет другим – сообщникам, полиции, тому, кто прибудет сюда первым. И тогда станет известно, почему он нанес сюда визит и ради кого готов стать зверским убийцей. Ради ребенка. Слышала ли она эти имена – Олег Черный, Семен Сабинович? Если слышала о связи с этим адвокатом, этим посредником, Оскаром Холлоу, тогда другой человек, заплативший за его дочь, тоже будет предупрежден. Все они узнают, что Отец идет к ним.
Его ребенка похитили за такие большие деньги. Почему?
Отец сжал руками свою обтянутую тканью голову и попытался унять гремящую внутри черепа канонаду. Его разум заявлял о множестве проблем, но предлагал лишь решение… с которым он не мог смириться. Все они должны умереть. Еще одна женщина. И Йона. Еще два трупа. Еще одно групповое убийство. Полиция непременно вмешается. Люди по обе стороны от закона захотят избавиться от него.
Ты вошел и должен быть единственным, кто выйдет отсюда живым.Но ему не сообщили о подружке, и сиделка не должна была дежурить.
– Господь Всемогущий.
Отец принялся обыскивать комнату на предмет оружия и камер. Пистолет, который он достал из пиджака Йоны в гараже, уже лежал в его рюкзаке. Третий пистолет он нашел в главной спальне в прикроватной тумбочке и сунул себе в сумку. Он тянул время, откладывая неизбежное.
Вернувшись в главную спальню, Отец закрыл дверь. Подружка Йоны не сдвинулась с места. Ее уже не такие красивые глаза наблюдали за ним. Он приложил пальцы к ее губам и прислушался. Сквозь закрытую дверь слышались стоны Йоны, перемежающиеся редкими приглушенными вскриками. Отец пытался вспомнить, насколько громко они говорили о том, кто забрал его дочь.
Боже мой, теперь он знал. Он знал. У него были имена двух мужчин, похитивших его дочь. Мужчин, судя по всему, уже умерших. Мужчин, которым заплатили за похищение его дочери и которые были убиты их же собственным боссом. А еще у него было имя адвоката, выступавшего посредником в сделке. Он никогда еще не был так близок. Никто не был так близок. Небрежно оброненное Боулзом слово, затем признание Рори под прицелом пистолета, а теперь вот этот толстый криминальный авторитет, связанный на полу особняка.
– Мои усилия окупились. Окупились, – прошептал он сам себе. – Ты слышала наш разговор? – спросил он подружку Йоны.
Она не поняла его. Он дважды повторил вопрос, затем добавил:
– То, что мы обсуждали? Слышала имена? Ты знаешь людей, которых упоминал твой хряк?
Она нахмурилась и энергично замотала головой.
Адвокат. У него было имя адвоката: Оскар Холлоу. У Йоны были его личные данные, адрес. Все, что нужно для следующего визита. Поднявшись с колен, Отец вернулся в гостиную и забрал пистолет из руки у сиделки. Из ее маленькой мертвой руки.
Йона сидел, уставившись на свои развороченные колени, шелковые штаны были черными от крови. Отец вытер предплечьем влажные глаза мужчины. Второй оставался закрытым, а первый был красным, как свежая кровь.
– Ты пришел сюда за своей дочерью. Я уважаю это. С тобой обошлись несправедливо. Да, да. Ты сделаешь все ради своей семьи. Семья – это все, что у нас есть. Разве я не прав? Мой отец… Ты человек чести? Человек слова? Твоя дочь, если она… Я могу вернуть ее. Я позвоню. Могу сделать это прямо сейчас. Позвоню адвокату. Он – твоя единственная надежда. Он знает, куда ее отвезли. Через него мы выйдем на того урода, который заплатил нам деньги за похищение ребенка. Если б я знал, что это ребенок такого человека, я бы не позволил похитить ее. Я почти не имею отношения к этому похищению. Просто взял деньги для тех грузинских педиков. Думаешь, я мог бы провернуть все это? В одиночку? Я слышал кое-что. Знаю людей. Больше ничего.
Отец осознал, что дверь спальни открыта. Он оставил ее так, поскольку плохо соображал и не мог координировать свои действия.
– Черт.
Если до этого она не слышала Йону, то что она только что услышала? Но сейчас Йона, кажется, упомянул лишь Олега и адвоката, хотя это не точно.
Отец закрыл дверь главной спальни, но не стал заходить внутрь. До него донесся голос Йоны.
– Адвокат. Мы сейчас звоним ему, да? Да. Давай. Скажем ему, что сделка отменяется. Сегодня я выкуплю ее обратно. Если она жива, ты получишь свою дочь в этот же день. Что скажешь?
– Номер телефона. Адрес.
– Я сделаю это для тебя… У меня в кабинете. – Йона остановил свой безумный монолог, поморщился и содрогнулся от очередного прилива боли в изувеченных ногах. – У меня в кабинете… – Покрытая потом голова кивнула в сторону коридора перед входной дверью. – Там есть сейф.
Откуда-то из глубин дома снова раздался рингтон телефона.
– Мари! Мари! – позвал старик из своей комнаты.
Йона поморщился. Он снова вытер выступивший под волосами холодный пот.
– Нет! Я не могу двигаться. Мои ноги. Не трогай меня. Пожалуйста.
Просунув руки под мокрые подмышки, Отец быстро потащил мужчину из гостиной через коридор.
– Какая комната?
Йона тяжело дышал, здоровый глаз снова закрылся. В уголках рта появилась слюна. Мужчина испытывал адские муки. Ноги оставляли на полу следы волочения.
– Эта дверь, – прошептал он.
– Эта? Эта!
– Non. Эта…
К тому времени, когда Отец втащил его в кабинет, Йона потерял сознание. Сев рядом с ним, Отец похлопал Аберджиля по щекам. Вытащил из рюкзака бутылку с водой и побрызгал ему на голову и на лицо. Снова похлопал по щекам. Йона отреагировал лишь едва заметным движением нижней губы.
– Господи.
Отец положил его на пол. Адвокат. Адвоката зовут Оскар Холлоу. Возможно, этого достаточно. Его глаза заметались по комнате в поисках сейфа и увидели алтарь. Прищурившись, он подошел ближе. Разглядев его как следует, отвернулся.
С экрана на стене кабинета звучал сигнал входящего звонка. Где-то из глубины дома доносился еще один звонок. И третий трезвонил из кухни. Дом осаждался просьбами выйти на связь, подать признаки жизни. И это – в столь ранний час. Звонки становились все настойчивее. Жужжание и дребезжание терзали натянутые нервы Отца. Ему нужно уходить, причем быстро. Предстояла двухмильная прогулка к машине в дождливой темноте.
Где-то вдалеке старик снова позвал Мари. Отец мысленно представил себе грузную сиделку, бегущую боком через гостиную, испуганно что-то бормочущую и палящую из пистолета по стенам этого дьявольского дворца. Также представил себе вооруженных мужчин, спешащих сквозь ночь, приближающихся к дому, сидя в темных салонах быстрых, дорогих машин. Все они были готовы и способны дробить позвонки молотком и прижигать электричеством яички, пока те не обуглятся до размеров оливковых косточек, но лишь в качестве прелюдии к перерубанию шеи маслянистым мачете.
Отец отошел от бесчувственной фигуры, лежащей на полу. Достал пистолет из бокового кармана штанов.
Закрытые веки придавали Йоне Аберджилю «обдолбанный» вид. Из-за толстых губ и двойного подбородка он казался безобидным и непорочным.
Нужно уходить.
Присев на корточки в трех футах от мужчины, Отец навел пистолет на его слабо пульсирующий висок. Закрыл глаза и нажал на спусковой крючок.
Отец стоял голый в убогой комнате гостевого дома, а его мокрая и грязная одежда валялась у него под ногами. В пятнистом от старости зеркале комода он походил на полуголодную жертву пыток, сошедшую со страниц истории. Но, оценивая ущерб, нанесенный ему при отступлении с виллы Аберджиля, он старался не смотреть на свое лицо – лицо убийцы с глазами его дочери.
Выбежав из главных ворот, он увидел не дальше чем в миле от него белые огни фар, пронзающие тьму. Если это подкрепление, он сбежал с несколькими минутами в запасе.
При этом он никогда не узнает, кто вызвал в дом подмогу. Тревожная кнопка, нажатая сиделкой перед тем, как он застрелил ее, оставшиеся неотвеченными входящие звонки, обнаружение дистанционно управляющимися скрытыми камерами? Ковыляя прочь от дома, Отец гадал, кто те люди, бросившиеся посреди ночи на прорыв, – частные охранники или «Короли»? Владельцам домов было разрешено открывать по злоумышленникам огонь на поражение; это было почти самой популярной политической мерой, введенной восемь лет назад первым чрезвычайным правительством. Страх, который он испытывал с каждым шагом, взбалтывался в его трепещущем нутре, словно гремучий газ.
Спеша к своей машине, Отец был вынужден держаться в стороне от дороги. Он шел, спотыкаясь об ветки и упавшие стволы деревьев, изгороди и разросшийся по всему лесу колючий папоротник. Теперь все ноги у него были в багровых ссадинах, царапинах и синяках. Горячая и настойчивая боль вокруг глубокой трещины в плече намекала на то, что зажившие ткани и сухожилия снова разорваны; длинный розовый шрам на руке ныл, как свежая рана, будто нож Рори бескровно пронзил его плоть именно сегодня. Легкие напоминали освежеванную плоть, истощенные черные крылья, обхватившие измотанное сердце. Сколько раз он сможет проходить через это?
Ему потребовалось два часа, чтобы найти машину. Местность, по которой приходилось отступать, была почти непроходимой. Его ноги тонули в темноте, когда он шел, держась узких полос леса, отделяющих посевы от дороги. Из-за нехватки электроэнергии уличное освещение в ночное время было запрещено, но неподалеку от виллы Аберджиля находилось несколько поселений или домов. Густые мокрые облака закрывали слабо светящееся небо. Дважды он забредал не в ту сторону и приседал, чтобы отдышаться или сориентироваться на местности. Но, несмотря на дискомфорт от ран и свежий ужас от убийства двух человек, именно затяжное чувство преследования в темноте вызвало у него в руках легкий паралич.