Олег Черный. Семен Сабинович. Оскар Холлоу.
Отец сфокусировался на этих именах. Порылся в своем оборудовании. Включил планшет и ввел данные, которые выпытал у Йоны Аберджиля.
Боже мой, он казнил криминального авторитета в его же собственном доме. Масштабы этого акта внезапно стали слишком огромными для его понимания, и он испугался, что задохнется от волнения.
Но он не нашел ничего, ни малейшего упоминания этих трех данных ему имен. На Британских островах не было ни одного адвоката по имени Оскар Холлоу. Он вцепился себе в волосы и закричал, хотел было броситься за пистолетом, но ради чего? Вдруг он замер. Джин Хэкмен должен знать, есть ли они в картотеке, использовали ли они клички. Не все еще потеряно; Джин должен знать. Отцу придется выяснить это, иначе он только что убил еще двух людей ни за что.
Йона не лгал. Отец доверял своим инстинктам; пока еще они его не подводили. На самом деле это они завели его так далеко… и неужели не поведут еще дальше?
Что еще Йона сказал ему? Эти двое похитителей были наркоманами, колдунами, шаманами? Провидцами, которые искали и видели нечто противоестественное. Эти люди являлись искателями. Искателями, но чего? Вот о чем говорил Йона на ломаном английском, лежа на испачканном кровью полу своей виллы, испытывая огромную боль и опасаясь за жизнь своего отца. Йона подтвердил, что похищение его дочери совершил не какой-то там аморальный тип или проезжавший мимо сексуальный преступник. Это действительно была профессиональная работа.
Но выполненная для кого? Зачем кому-то идти на такие меры и использовать каких-то колдунов, чтобы украсть его четырехлетнюю девочку?
– О боже…
Отец весь сжался, свернувшись калачиком на кровати, в то время как сознание, казалось, ускользало от него перед приходом самого нежелательного, но самого убедительного ответа. Поскольку столь высокая цена была заплачена лишь за одну маленькую девочку определенной внешности и определенного возраста. Она была выбрана, чтобы удовлетворить садистские вкусы невменяемой, патологической личности, которая, вероятно, накопила свои богатства, используя те же самые свойства.
Ждал ли тебя в самом конце ужас, от которого у тебя не выдержало сердце? Мучилось ли твое маленькое и идеальное тельце, которое я столько раз прижимал к себе, чтобы успокоить тебя? Сталкивалась ли ты с тем, с чем не должен сталкиваться ни один ребенок?
Отец упал на колени и принялся рыться в лежащем на полу рюкзаке. Достал четыре пистолета, поднялся на ноги, полупьяный и плохо соображающий, сжимая два из них. Безумное голое чучело в пятнистом зеркале, желающее выбежать на улицу, вернуться сквозь грозу к дому Йоны, где перестреляет всех, кого найдет, из-за одной лишь связи с Аберджилем и из-за того, как его посредничество в конечном счете отразилось на его дочери.
Моя любовь, мой мир.
Возможно, ему следует провести последние несколько дней своей жизни, казня без предупреждения всех, кто имел какую-либо связь с Королем Смерть – подручных, сообщников, потенциальных клиентов или сочувствующих. Возможно, чтобы искоренить порчу в плоти этой тревожной эпохи, необходимо великое уравнивание через кровопролитие.
И я смогу это сделать. Потому что, если они причинили тебе боль, я буду убивать бесконечно и не почувствую ни капли раскаяния.
Благословен тот вирус, который проредит их ряды. Благословен тот водный поток, несущий мусор, который смоет их и не даст их крысиным мордам высунуться из нечистот и жидкой грязи. Благословен солнечный жар, который испепелит их дотла.
Я уничтожу их.
Если тебя больше нет, их тоже больше не будет.
Отец положил оружие и забрался на кровать, где зарылся лицом в одеяло. А ведь он едва не похоронил свою дочь в неизвестной могиле, два страшных года назад.
То, что следовало за ним с места убийства до самого дома, было подобно клубам черного дыма.
Он пробудился от сна, в котором открыл дверь чулана в каком-то сумрачном доме и обнаружил лишь высохшие кости и грязную одежду. Детскую одежду, погребенную в вырытой в полу яме. Мы покажем тебе, что мы нашли. Так сказала ему свекровь. Но когда он в шоке повернулся, то увидел подружку Йоны, стоящую в своем черном нижнем белье и туфлях на высоком каблуке, пакующую пистолеты и игрушки его дочери в кожаный чемодан. На голове у нее была вуаль, но он чувствовал, что женщина улыбается под черным шифоном. Он узнал ее лицо, проступающее сквозь тонкую ткань. И закричал: «Боже, нет!» Но повернувшись во сне, стал быстро проходить через странные, временами кажущиеся знакомыми ситуации. Оказался в комнате, в черном доме с ужасами, изображенными на стенах. В дальнем углу вертелся и плясал нарисованный труп, все время довольно ухмыляясь. Потом Отец поднялся наверх и предстал перед алтарем в темном холодном помещении, освещенном янтарным светом свечей. Йона Аберджиль пробирался под дулом пистолета через груды жертв голода. Перешагивая через тела, превратившиеся в дерево и бумагу, едва удерживаемые распадающейся одеждой, он произнес: «И ты, и ты сейчас». Затем Отец появился в бетонном помещении с позеленевшими углами и цементным полом, покрытым темными и липкими пятнами. Он стоял на коленях рядом со своей женой, детективом и какой-то женщиной с мешком на голове.
«Ты это сделал. Ты!» – произнесла Скарлетт Йоханссон сквозь закрывающую лицо мешковину.
«Ты это сделал», – кивая, тихо согласился Джин Хэкмен.
Его жена что-то говорила, плача при этом. «Ты сделал это со всеми нами, в тот момент, когда связался с этой сукой».
Из темного прохода у них за спиной появилась фигура с мачете.
Не важно, как сильно Отец метался, кричал и бился головой во сне, он не смог вырваться из смятой постели и оказался в следующей, скудно обставленной комнате. Над его голым телом, там, где должен был быть потолок, дымился и все же похрустывал, словно мокрая ткань, предмет, похожий на гротовый парус яхты. В центре предмета поблескивало существо, и испарения, вьющиеся из его маслянистой сердцевины, становились черными и волосатыми, словно ножки насекомых под микроскопом.
Настойчивые муки сна не отпускали его. Затем ему приснилось, что они с женой стоят по пояс в черной холодной воде. И держат их дочь за ее маленькие ручки, в то время как та тонет в пустоте. Что-то невидимое обвилось вокруг ее ног и талии. Лишь голова и руки оставались над поверхностью. Ни у него, ни у жены не хватало сил помочь ей – в снах, связанных с преследованием, он очень часто сталкивался с подобным. Руки у них онемели, стали почти безжизненными, возможно, какое-то время могли удерживать ее, но вытащить были не способны. С натянутым спокойствием в голосе жена произнесла: «Нам придется с ней попрощаться». Эта мысль вызвала у Отца боль, будто его пронзило ледяным колом. Он посмотрел вниз на маленькое испуганное лицо и понял, что никогда ее не отпустит: напротив, он отправится вслед за ней в эту черноту.
В шесть часов Отец проснулся, изнуренный и истерзанный ночной каруселью. Слез с кровати и отправился окунуть свое несчастное тело в то скудное количество тепловатой воды, которое удалось набрать из древних труб, заставляющих содрогаться пол общей ванной. Израсходовав норму воды и обсушившись, он заставил себя проглотить сухой рогалик и чашку черного кофе. Оделся в чистую одежду, которая легла на его измученную плоть, как божественная благодать, и собрал вещи. Ему нужно было уехать подальше от места, где он стал исполнителем убийства.
От ночных видений нервы у него звенели, мысли были на грани паники; потребовалось несколько часов, чтобы его самочувствие улучшилось. Он никогда не был религиозным и вскоре после исчезновения дочери утратил последние подсознательные крупицы веры. Он не верил ни в правосудие, ни в справедливость, ни в старые ценности былого мира. А после вечера, проведенного в доме Йоны Аберджиля, он уже не знал, во что верить. Представления «Королей» о неизбежном и всепоглощающем хаосе, посягающем на все окружающее, казались Отцу, исходя из его опыта, наиболее реалистичным на данный момент вариантом. Он действительно чувствовал, будто его коснулось… он не знал, что именно.
На рассвете он ехал через продуваемый ветрами, промокший мир туда, где, по словам Йоны, у похитителей было логово – в старую церковь в Бриксхеме, городке, который находился всего в нескольких милях от места похищения его дочери.
Пока Отец ждал, когда Джин Хэкмен позвонит и примет у него отчет, он планировал убедиться в смерти обоих похитителей. Мотивом для его столь раннего старта было осознание того, что он наконец привлек к себе внимание людей, которые не успокоятся, пока его деяния не будут отомщены в десятикратном размере.
– Где ты сейчас? – звонок Джина Хэкмена вырвал его из дремоты, в которую он незаметно для себя погрузился, и вновь окунул в шум дождя, стучащего по машине. Он припарковался на окраине Бриксхема, и море за ветровым стеклом было серым и туманным. Полицейский воспользовался новым идентификатором, без функции видеовызова.
Отец откашлялся, прогоняя из голоса сонливость.
– В Бриксхеме. По уважительной причине.
– Ты один?
– Да.
– Хорошо, что далеко от Сомерсета.
С момента их последнего разговора голос мужчины изменился, стал каким-то напряженным.
– Там затевается что-то очень нехорошее. Вот я думаю… может, тебе нужно залечь на дно, ненадолго?
Отец почувствовал в голосе детектива серьезные опасения по поводу их сотрудничества.
– Это невозможно. Люди, похитившие мою дочь, находятся здесь. Это дело рук местных.
В воздухе повисло напряженное молчание, и Отец попытался разрядить обстановку.
– Джин, ты звучишь как-то странно. Можешь говорить?
– Какое-то время. У меня плохие новости. Из-за событий прошлой ночи твоя деятельность уже стоит на повестке дня у убойного отдела. Рина Агнелли, женщина Йоны Аберджиля, очень подробно описала твой визит. И какой-то здешний умник выявил сходство в недавних убийствах как минимум двух «Королей», Рори и Йоны. В «Коммодоре» дали твое довольно подробное описание, и сосед Боулза хорошо тебя рассмотрел. Те два свидетельских показания сопоставили, и теперь их связывают с Аберджилем. На всех местах преступлений будут проводиться дополнительные следственные мероприятия. Если это произойдет, у нас скоро будет твоя ДНК, поскольку ты наблевал в доме у Боулза и закапал кровью пол у Рори. Твои записи – в национальной базе данных. Так что это всего лишь вопрос времени, мой друг.