адоедливыми, часто противоречащими друг другу.
Добродушный тон старика посуровел.
– То, что я говорю, было известно сорок лет назад. И это самое безумное. Чего мы ждали, когда вырубали леса для выращивания скота, позволяли населению планеты расти без ограничений? И продолжали жечь уголь. Мы по-прежнему жжем уголь. Примерно двести пятьдесят лет интенсивного сжигания угля! Чего мы ожидали? Вот что меня поражает. Мы знали. Знали, что происходит почти целое столетие. Но продолжали жечь уголь. И теперь повсюду имеем обратную реакцию. Этот шторм – из-за угля, сожженного нами двадцать лет назад.
Отец не мог ничем возразить старику. На протяжении десятилетий все, начиная учеными и заканчивая уличными апостолами и проповедниками, предлагали самые точные догадки и реалистичные сценарии, которые намекали, предполагали и даже объясняли. Со времен своей работы в сфере логистики Отец знал, что какой бы ужасной ни была ситуация, ничто не могло подорвать экономику. Кое-где даже сейчас.
Старик вытер бороду.
– Планета была более чем терпеливой. Прошло около четырех миллиардов лет, прежде чем мы развели первые костры, чтобы очистить землю. Но в этот межледниковый период нам потребовалось всего десять тысяч лет, чтобы распространиться подобно вирусу. Мы, подобно безумным пастухам, не могли даже закончить смену, не отравив ферму и не спалив сарай. Мы перегрели Землю и высушили ее. Поэтому, думаю, настало время нам уйти. Вы так не считаете? В данный момент, в эту самую минуту мы уже находимся на стадии шестого великого вымирания. – Он кивнул в сторону окна. – Нет никакого взрыва или всхлипа, лишь длинная череда катастроф. Год за годом, десятилетие за десятилетием все становится только хуже, и после каждого кризиса изменения все серьезнее. Прошлое не восстановить. Вымирание происходит поэтапно. И это не научная фантастика. Продвинутая физика, межгалактические путешествия, гаджеты? Почти все это – из разряда эпического фэнтези. Сейчас впереди нас ждет один лишь ужас.
Отец улыбнулся.
– Сколько времени у нас есть?
Старик сделал еще один большой глоток, довольно чмокнул губами, его темные глаза горели каким-то внутренним светом.
– Менее чем через десять лет половина видов на планете исчезнет. Это факт, и он должен стать для нас показателем. Чтобы мы смогли выжить. Подумайте. Но это место больше не для нас, если вообще когда-либо было иначе. Перегрев уже составил четыре градуса. А в некоторых местах – пять, и температура только растет. И мы, должно быть, приблизились к цифре в девять миллиардов. Земля больше не может носить нас, не в таком количестве, и далеко не с такими качествами. Будь я любителем заключать пари, то сказал бы, что наш вид сможет продержаться еще пару столетий, если только умрут как минимум восемь миллиардов. Восемь миллиардов за следующие двести лет, плюс-минус пару десятилетий. Это больше, чем мы можем себе представить. Но думаю, что уже начинаем понимать суть сделки.
Они сидели и задумчиво смотрели на пожары, бушующие на экране, за окнами стучал дождь. Куда мы сможем уйти? – гадал Отец. Мы одиноки в космосе. Нам некуда деться. От внезапного осознания в груди возник ледяной ком размером с бильярдный шар. Сама Земля становилась все меньше. Мигрировать на север, и подниматься все выше и выше, по мере того как будет усиливаться жара, и бороться за стремительно уменьшающееся количество ресурсов… Закрытие границ. Конец продовольственного экспорта. Регулярные военные конфликты из-за пресной воды и пахотных земель… Все это было частью предпоследней стадии массового коллапса. От этой мысли у него по-прежнему перехватывало дыхание.
Один из экранов переключился на артиллерийский обстрел в Кашмире. Бармен добавил громкость. Еще несколько взъерошенных голов повернулось к экрану. Отцу с его места было плохо слышно, о чем говорили в новостях.
Судя по субтитрам, Пакистан теперь требовал половину водных ресурсов в реках Сатледж, Рави и Биас и чтобы Индия полностью воздержалась от использования воды из верховьев рек Джелам и Чинаб… В течение последних двенадцати часов правительства Великобритании и Соединенных Штатов призывали всех своих граждан покинуть обе страны. Дипломатический персонал находился в процессе эвакуации.
Бродяга допил свое пиво и облизнул спутанную бороду вокруг рта. Отец посмотрел на бармена. Тот вместе с двумя посетителями внимательно следил за последними новостями из Индии. Отец осторожно пододвинул к старику вторую кружку пива. Сдвинул пустую кружку в сторону и спрятал ее под подоконник.
– Вы местный?
– Прожил здесь шестьдесят лет. Я…
Отец прервал его.
– Я ищу кое-кого отсюда. Одного наркомана.
– Таких здесь полно.
– Мне нужен лишь один. С востока. Русский. Из Грузии. У него много бандитских татуировок, и он жил в старой церкви где-то неподалеку.
– В церкви? Сейчас они повсюду. А если ищите бесплатную кормежку, я порекомендовал бы Храм Судных дней. Они варят вкусный суп, с…
– Вы знаете, где собираются наркоманы?
Старик дал ему названия трех миссий и бесплатного диспансера.
– Боюсь, эта отрава не по мне. Я даже крепкого алкоголя не касаюсь. Поэтому не вращаюсь в тех кругах. – Он произнес это с такой искренностью в голосе, что Отцу захотелось расхохотаться. Иерархия существовала повсюду.
– У этого типа были связи. С мафией. Не думаю, что он будет торчать под пирсом.
Старик погладил бороду, отхлебнул из кружки, посмотрел на Отца с любопытством, будто тот мог быть опасным психом.
– Бандиты с татуировками? Я знаю, кого вы имеете в виду. Только я не хочу впутываться в это. Держусь от них подальше. В Дартмуте эта организация, на которую вы, вероятно, ссылаетесь, захватила все крупные здания, – сказал старик. – Они, как правило, действуют оттуда. Я больше не бываю там. Не могу сказать, что здесь, в Бриксхеме, много о них слышал. Так, ничего особенного.
– Но что именно?
– Что они проникли везде. Несколько лет назад начинали с торговли людьми, а сейчас имеют долю в строительстве лагерей для беженцев. Захватили все наркофермы в Дартмуте. – Старик закатил желтоватые глаза. – Даже здесь, как говорят, они контролируют проституцию. По крайней мере, раньше так было.
Отец кивнул в знак благодарности.
– Пейте на здоровье, – сказал он старику и отправился на поиски еще открытой лавки, где можно было купить еды.
Рано утром, через два дня после убийства Йоны Аберджиля, позвонил Джин Хэкмен. Отец перебрался в комнату в гостевом доме, в одной миле к востоку от Бриксхема. Район он не покинет, но будет переезжать каждый день, пока не сможет уйти оттуда навсегда.
Информация была спешно озвучена дрожащим от напряжения голосом:
– Судмедэксперты облазали особняк Аберджиля на четвереньках. Весьма оперативное реагирование на смерть какого-то засранца. Но, как я сказал, его кончина приобрела первостепенную важность. И вчера на двух других объектах – в доме Боулза и «Коммодоре» – были получены далеко не бесполезные образцы. Сверху по пищевой цепочке передали просьбу, чтобы криминалисты еще раз взглянули на эти знаменитые жилища. Так что, считай, тебя к ним уже пришили. Твою ДНК будут шерстить по всей стране. Тот факт, что расследование частично тормозится кем-то из нашего руководства, внушает мне опасение, что материалы дела уже переданы дружкам Аберджиля из числа местных «Королей». Наверное, сейчас это их работа, так называемая «уборка».
Отец закрыл глаза.
– Что еще?
– Два года назад, когда было найдено тело Семена Сабиновича с простреленной головой и связанное по рукам и ногам, для нас стало новостью, что он вообще находится в стране. В деле сказано, что убийство совершили марокканцы, и ответный удар по ним последовал очень быстро. Может, это была «легенда» Аберджиля, чтобы убить одного из своих людей? Но как насчет этого: Сабинович был убит спустя неделю после исчезновения твоей дочери.
Затем Джин Хэкмен подтвердил, что Сабинович был гражданином Грузии, депортированным из трех европейских стран за торговлю людьми. Все обвинения были предъявлены примерно в середине тридцатых годов, когда трансграничную деятельность отслеживать стало бесполезно. Олег Черный тоже был гражданином Грузии, но действовал под разными псевдонимами и владел многими паспортами. В начале тридцатых годов в Бельгии и Германии у него возникали проблемы из-за торговли людьми и членства в четырех организациях, занимавшихся сексуальным рабством. Банда Черного, пока он отбывал срок в Гамбурге, вероятно, влилась в разрастающуюся организацию «Королей».
Также Джин рассказал Отцу, что оба этих типа занимались на континенте вовлечением девочек-подростков в занятие проституцией. И эта подробность рубанула Отца по сердцу, словно стальной топор с ледяным лезвием.
Кроме того, Олег Черный попал на камеры видеонаблюдения в Бристоле, во время резни в Шантильи-роуд и многочисленных бандитских нападений в Южном Уэльсе, приписываемых «Королям». Лишь по этой причине Джин нашел старое досье на него. Затем этот тип на три года пропал из вида и появился в конце сороковых в Торбее, на границе территории Йоны Аберджиля, когда по всему Девону с дикой скоростью стали разрастаться огромные лагеря беженцев.
Но Джин Хэкмен не смог найти никаких данных о местонахождении Черного или его деятельности после весны 2050 года. Девочка исчезла летом 2051-го, год спустя. Однако эта информация более-менее соответствовала тому, что сказал Аберджиль, и согласно ей Олег Черный находился в Южном Девоне.
– Все сходится. Они оба подходят.
– Сотни могут подойти. Но, по крайне мере, Йона сдал их, когда ты простреливал ему колени и держал пистолет у виска его папаши. В качестве мотивации ты дал ему огромный стимул для доноса. К тому же это – все, что мы имеем, поэтому, надеюсь, в этом есть что-то стоящее.
– Ты не сказал, что Олег Черный мертв.
– Да, но я также я не говорил, что он жив. Люди исчезают без следа повсюду.