– С ними еще успеем поговорить. Сейчас речь о вас. Значит, утверждаете, будто к этой женщине не имеете никакого отношения?
– Абсолютно! – На небритом лице старика проявилась лёгкая улыбка. – Только не подумайте, будто я с себя снимаю вину полностью. Да, виновен: не оформил с жильцами официальный договор. Поскупился. Готов понести наказание, выплатить штраф. За жадность нужно платить.
– И к заложнице никакого отношения не имеете?
– Господи, о чём вы говорите?!..
Щетинин долго смотрел на сидящего напротив него врага. Именно так он теперь расценивал задержаного. И бессильная злость всё больше и больше охватывала следователя. У него не было ничего, что бы он мог предъявить хозяину дома. У того при обыске не обнаружилось ничего: ни одного носителя информации. Да и сам факт, как проходило задержание, подтверждал слова старика. Но эта улыбка… Слишком она спокойна.
СЧХ хотел было достать сигареты, но вместо этого неожиданно резко наклонился к собеседнику:
– Послушай меня, дедушка. Внимательно послушай. И сделай выводы. В шестьдесят девятом ты вошёл в состав группы поиска пропавшей экспедиции, которой руководил Гаджа Константин Иванович. Не мотай головой, отрицать нет смысла! Я нашёл документы, в которых светится твоя фамилия. Кстати, через них и вышел на твой адрес. После этого ты пять лет прожил в Зейском районе. В совхозе Октябрьском. В то время как твоя жена продолжала жить здесь, в Благовещенске. И в разводе вы не были. Как только совхоз, вместе с ещё десятком сёл, пошёл на дно Зейского водохранилища, ты вернулся домой. Из чего я делаю вывод: в Октябрьский тебя направило твоё руководство, о котором я и хочу кое-что узнать.
– В Октябрьском я был на заработках, – спокойно парировал старик.
– Ага, трактористом! С инженерным-то образованием? – Щетинин не скрывал желчи, что лилась из него. – А в Благовещенск тоже приехал за длинным рублём? Из Ленинграда, продав там квартиру? В такой бред даже ребёнок не поверит!
– И тем не менее…
СЧХ почувствовал, как внутри него вызревает жгучее, рвущееся желание ударить старика. С оттяжкой, в улыбающееся, наглое лицо. Припечатать кулак к его небритой физии. Да так, чтобы кровяная юшка брызнула из носа.
Серёга быстро спрятал кулаки в карманы. Однако старик успел заметить этот жест.
– Что, начальник, чешутся? Так дайте им волю. Полегчает.
– Не дождёшься.
Старик прищурился.
– Вы можете хоть из штанов вылезти. Ничего у вас не выйдет. И приписать мне женщину не получится. Потому как я её в глаза не видел. Да и она меня. Даже очная ставка не поможет. Ну, подержите меня двое суток. И отпустите. Сердце у меня слабое. Помру, кому от этого легче станет? Впрочем, поступайте как знаете. Вы – власть. Только просьба: камеру нормальную выделите. У вас же потом проблемы будут, если со мной что случится. – Старик замолчал. Скрестил руки на колене.
Щетинин напрягся. Только что произошло что-то не то. Точнее, не произошло, прозвучало. Не так, как должно быть. Старик прав: «склеит ласты» – замордуют с бумагами. Так что с ним следует себя вести аккуратно. Нет, не в этом дело. Что-то в его словах только что промелькнуло. Старик произнёс фразу не так… Вот-вот, только что было и исчезло, резанув слух! Не интонация… Она у старика всё время одна: уверенная и спокойная. До нагловатости. Всё дело в словах…
СЧХ мысленно открутил беседу назад, пытаясь припомнить всё сказанное задержаным. Дословно. И облегчённо выдохнул:
– Говоришь «начальник»… – Подполковник придвинул к себе телефонный аппарат. – Откуда ты, дедушка, слов-то таких нахватался? Инженер, с безупречной репутацией. – Он снял трубку. – Воропаев, не спишь? Молодец. Давай ко мне, нужно снять пальчики у одного человечка. И немедленно отправить в Центральное. Информация нужна срочно!
Щетинин всё время разговора наблюдал за реакцией собеседника. Отметил, как у того натянулась кожа на небритых скулах. Как заходил кадык на тонкой, морщинистой шее. И как во взгляде что-то изменилось. Быстро, почти незаметно.
– Что так напрягся, дедушка? – подполковник снова наклонился к собеседнику. – Али таки у меня выйдет?
– Что было, то быльём поросло. – Из горла старика вырвался хрип. – И я за то срок отмотал!
– Вот даже как… Стало быть, зону топтали? А сначала говорил, мол, чист.
– То было давно…
– Может быть. Не знаю. Проверю. – СЧХ вернул трубку на аппарат. – А сынок твой знает о бурной молодости папаши? – Щетинин делал выводы вслепую, но все они попадали «в десятку». – Как понимаю, фамилию он носит не твою. Мамкину. Да и ты сам, дедушка, когда женился, её фамилию взял? Точно, так оно и было. Любопытно, что будет, когда у твоего сына, в Новосибирском Академгородке начнутся проблемы из-за папочки-зека? Ведь одно дело числиться «в ящике» сыном инженера, и совсем иное – бывшего заключённого. Я так понимаю, статью ты мотал не по политическим мотивам? Учёный – сын уголовника. Любопытная комбинация!
Старик с силой сжал кулаки:
– Не посмеешь…
– Сомневаешься? Напрасно. – Подполковник приблизил своё лицо к лицу собеседника. – Если бы ваша гоп-компания не схватила жену профессора, я бы так не поступил. Но вы, ребятки, первыми пошли на беспредел. И никто вас к этому не подталкивал. Сначала Гаджу под колёса кинули. Потом супругу Урманского в подвал упрятали. Семью друга моего едва не повязали. Про себя молчу, я на службе. Но знаешь, дедушка, тоже неприятно, когда тебе в спину из ствола шмаляют. Так что на совесть не дави, там глухо. А теперь не будем терять время. Предлагаю обмен. Ты открываешь информацию, я закрываю глаза на твоё прошлое. Торг неуместен. Времени на раздумья нет. Мои друзья на Гилюе скорее всего уже в ваших руках. Потому хочу знать всё.
– У тебя же Ельцов. Почему у него не спросишь?
– Ельцов в Зее. А по телефону – не разговор, – схитрил подполковник. – О чём тебе прекрасно известно. Так что с ним позже пообщаемся.
Старик прошёлся пальцами по пуговицам пиджака, распахнул полы.
– Жарко тут у вас.
Щетинин начал приподниматься с места:
– Я так понял, не договорились.
– Сядь, начальник, – глухо произнес старик. – Что тебя интересует?
– Для начала: кто из твоих гостей – спец по отслеживанию телефонных звонков и компьютерных сетей?
Старик провёл рукой по небритому подбородку. С силой провёл. Будто втирал щетину обратно в кожу. После чего ответил:
– Гризли.
– Что за гризли? Кличка, что ли?
– Они все только по кликухам отзываются. Точнее, по позывным.
– И где он?
– В тайге. На Гилюе.
– А кто его здесь подменяет?
– Никто.
– А как же вы нас прослушиваете?
– Уже никак. Теперь всё сконцентрировано там, на речке. И как это делает Гризли – понятия не имею.
– Ладно, оставим в покое медведя. Сколько человек на Гилюе?
– Не знаю. – Старик говорил тихо, но обречённости в его голосе Щетинин, как это ни странно, не услышал. – Все, кто оставался в Благовещенске, теперь у вас. – Небрежная улыбка коснулась губ задержаного. – Да, собственно, здесь уже и делать нечего. Остаток перекинули на Гилюй. Двоих. А вот сколько их в тайге – понятия не имею. Честно. Да мне бы и не сообщили. Перед ними своя стояла задача. Передо мной – своя.
– И что же это была за задача? – СЧХ почувствовал вторую волну гнева. – Ликвидировать моих друзей? Убить жену Урманского, как вы это сделали с Гаджой?
– Эй, начальник, уменьши обороты! Ишь, какой резвый! – Дед окинул следователя тяжёлым взглядом. – Ты мне не приписывай того, чего не было. И вообще, Гаджу не должны были убивать. Приказ пришёл только изолировать. На некоторое время. Вывезти из города. Леший, гадёныш, переусердствовал. Собственно, с этого всё и началось. Я ведь так понимаю, именно с Южно-Сахалинска вы нам на «хвост» присели? Точно, с него. А ведь я был против изоляции, да кто ж старика послушает. – Задержаный вторично вскинул глаза на подполковника. – А отца твоего друга, кстати сказать, никто не убивал. Как и его экспедицию.
Щетинин замер.
– То есть?!
– А то и есть! – отрезал старик. – Хочешь – верь, хочешь – нет, только жив Дмитриев. Юрий Геннадиевич.
– Как «жив»?
– А вот так. Жив и всё.
Часть четвертая
Мишка, превозмогая головную боль, с трудом раскрыл глаза. В области темени немилосердно ломило. Виски разрывало от толчков крови. А в глазах – мрак.
– Очнулся? – несильный, но довольно ощутимый удар армейским сапогом по ноге заставил поморщиться. – Нечего было брыкаться.
Тёплая вода из фляжки потекла тонкой струйкой на лицо. Стало немного легче. И на небе проявились звёзды. Мишка со стоном хотел было повернуться на бок, но понял: ничего не выйдет. Руки и ноги оказались крепко связанными.
– Кто вы? – прохрипел он.
– А то не знаешь? – вяло отозвался голос в темноте. – Лежи, не рыпайся. Гризли, что там?
– Мобила пуста, – произнес сочный баритон. – Всё стёрли.
– Восстановить можно?
– Пробую…
Дмитриев почувствовал, как чья-то рука с силой сжала плечо:
– Где декан?
– Какой декан? – Мишка попытался голосом показать удивление, впрочем, у него не получилось. – Не знаю никакого декана.
– А ты вспомни. – Рука сильнее сжала плечо. – Того, к кому вы ходили с Урманским.
Мишка не сдержался, охнул: хватка у мужика оказалась стальной.
– Ельцов, что ли? Так он же в Благовещенске.
– Ответ неправильный.
Лицо незнакомца мутным пятном склонилось над пленником, заслонив и без того блеклый свет луны. Мишка отметил, что не ощутил запаха, исходящего от противника. Ни еды, ни одежды – ничего. Впрочем, эта мысль тут же пропала в болевых ощущениях: враг коротким, точечным ударом, приложился к его почке. Боль на мгновение сковала тело.
– Где он? – продолжил допрос наёмник.
– Н-н-не знаю… – тело свело судорогой.
– Точно не знаешь?
– Да!
– Плохо, – равнодушно сказал незнакомец. – Очень плохо. Придётся взяться за девочку.