Щетинин поднял трубку служебного телефона, несколько секунд, в состоянии нерешительности, покрутил её в руке. Не хотелось будить начальство, да что поделаешь – без помощи Бирюкова обойтись никак нельзя. Указательный палец быстро набрал знакомую комбинацию кнопок.
Полковник поднял трубку не сразу. С пятого гудка.
– Серёга, – послышался сонный голос, – я тебя когда-нибудь убью.
– Извини. Я специально позвонил на мобильный. Чтобы Иру не разбудить.
– Щетинин, если тебе не спится, то это не значит, что и я не хочу спать.
– Срочное дело.
– Твой дружок вместе с тобой у меня уже как клещ в заднице. И ночью от вас покоя нет. Что ещё?
– Самолёт на Зею. Срочно! И твой звонок в Зейское управление. Мне нужно пару-тройку человек. Но со знанием местности и, желательно, с военным опытом. Если таковые есть.
– Ты что, совсем охренел?! Какой самолёт в час ночи? Какие люди? Неужели не можешь подождать до утра?
– Не могу, – сказал СЧХ. – Они захватили лагерь. Сразу, как только мы освободили жену Урманского. И ещё. В Москве дали приказ не отзывать их. Понимаешь?.. На Гилюе сейчас такое творится…
– А твой дядька? – Голос на другом конце провода окреп.
– Пока бессилен.
– А мы, выходит, всесильные?
– Это мои друзья…
– Понимаю! – было слышно, как Бирюков еле сдерживает эмоции. – Но ничем помочь не могу. На меня тоже Москва давит! И вообще, на кой хер вы подняли всю эту историю? Сорок лет прошло! Нет, б… выпендрились! Хорошо, хоть Донченко с Рыбаковым взяли отпуск. А то бы и с этой стороны меня прижали.
– Значит, кресло тебе дороже?
– Не кресло, а нормальная, спокойная жизнь! Которую вы мне капитально подпортили!
– Что ж… – Щетинин, придерживая левой рукой телефонную трубку, правой рванул ворот рубашки. Верхняя пуговица оторвалась и со стуком упала на пол. – В таком случае готовься к тому, чтобы писать отписки в Москву по поводу семи трупов. В том числе и меня. Ну, там-то тебя поймут… Для вида вынесут выговор и на этом всё утихнет. Только готовься и к другому. Как ты будешь смотреть в глаза моей матери, когда придёшь сообщить обо мне? Или пошлёшь кого-то из молодняка? Да, точно, ты так и сделай. Так проще.
– Думай, что говоришь!
– Думаю, – хрипло выдохнул СЧХ. – По нашей с тобой земле ходит несколько десятков уродов с оружием, безпридельничают, а мы сопли жуём. Да мне после такого погоны стыдно носить. Если даже своих, близких защитить не можем, то дерьмо мы в лампасах, а не менты. Не знаю, как ты, а я вонять не хочу.
С последними словами Щетинин с силой кинул трубку на рычаг.
Донченко в пятый раз перечитал сообщение Щетинина на экране мобильного, с силой сжал телефон.
– Что нового? – Сашка подполз поближе. – Долго нам тут ещё прятаться? Задолбали эта темнота и сырость. И там, в лагере, творится непонятное…
– Всё, как и предполагал. – Лёха притянул к себе Савицкого. – А теперь, дяденька, как на духу. И смотри, старичок, если мне твои ответы не понравятся, шею сверну! – Донченко говорил тихо, сквозь зубы. Не говорил, шипел.
– Вы мне не верите?
– Уже нет.
– Почему?
– Потому что у нас по очень серьёзной причине всё сыпется и рушится. И рушат не здесь, в области, а в столице, откуда ты приехал. Итак, меня интересует, кто тебя послал сюда? Это первое. Кто помогает тебе в Благовещенске? Это второе. Есть и третье, но пока жду ответы на первые два вопроса. И с очень большим нетерпением.
– Лёха, да что случилось? – майор вцепился в рукав опера.
Донченко спрятал мобильник.
– Кажется, провели нас, как…
Савицкий тяжело дышал за спиной Рыбакова.
– Я понятия не имею о том, что происходит! Поверьте!.. Я не врал! Я действительно сам решил встретиться с Дмитриевым и дочерью профессора. Сам! Никто меня не заставлял.
– Тише! Говори тише, дедуля! – зашипел Лёха. – А если есть желание своих позвать, помни: я успею придушить тебя до того, как они прибегут. Понял?
– Я и не собирался никого звать, – быстро зашептал в ответ Савицкий. – А в городе у меня действительно есть свой человек. Это моя однокурсница. Она на пенсии, хоть и работает. Совершенно безобидный человек. И выполнила всего две мои просьбы. Отослала письмо по почте и в библиотеке подсела к жене Дмитриева, с альманахом. Всё.
– Она работает в библиотеке?
– Да. Больше ни с кем в городе я не контактировал.
– В Москве вас основательно пасли?
– Постоянно.
– А как удалось уйти?
– Сосед у меня женатый, но бабник. Я использовал это обстоятельство, дал ключи. Те и решили, будто я ещё в доме: свет горит, тени ходят. Так и ушёл. – Старик встрепенулся. – Да если бы я с ними был заодно, неужели думаете, я бы вот так тут с вами сидел? Правильно заметили, я бы уже давно дал о себе знать.
– Я теперь вообще ничего не понимаю! – сорвался Донченко. – Всё, всё идёт не так, как нужно! Как планировалось. Будто кто-то точно просчитал наши ходы и теперь двигает нас, как фигурки на шахматной доске.
Рыбаков тронул товарища за руку.
– Лодок, так понимаю, на рассвете не будет?
– Правильно понимаешь. – Лёха с силой несколько раз укусил нижнюю губу: явный признак нервозности. – Да даже если бы и были, кто б нам позволил в них сесть?
– И что будем делать?
– Выход один – попытаться уйти.
– А как же наши? – выдохнул майор.
– Тогда всех повяжут! – не сдержался опер. – В капкане мы! Понимаешь?
– Я остаюсь! – Сашка притянул к себе рюкзак, принялся его расстёгивать. – Вы уходите. Подожду, когда подальше отойдёте, и попробую освободить Санатова. Он охотник, думаю, сориентируется.
Рука майора в рюкзаке нащупала ребристую рукоять пистолета, торчащую из кабуры.
– Бредовая идея, – тут же отозвался опер. – Скрутят – пикнуть не успеешь.
– Это мы ещё посмотрим.
Савицкий протянул руку, наткнулся на ладонь Рыбакова:
– Дайте и мне пистолет. Ножом, боюсь, не смогу. А вот на курок нажать легче. Наверное.
Лёха тихо выматерился:
– Тоже мне, последние герои!
– Там Вика, – никак не реагируя на мат, отозвался Рыбаков. – Хоть и двоюродная, а сестрёнка. Так что…
Донченко хотел было что-то ответить, но только махнул в темноте рукой. Всё одно все уговоры без толку. И полез за оружием.
Бирюков позвонил в час ночи. Без каких-либо лишних слов с ходу огорошил Щетинина: самолёт на взлётной полосе. В Зее их встретит группа оперативников из Зейского управления полиции. Приказ о полном подчинении подполковнику Щетинину им отдан.
И вот двадцать минут назад экипаж по тревоге поднял Як-40 в небо с двумя пассажирами на борту.
Перед отъездом Щетинин зашёл в кабинет, где ютились гости, предупредить, чтобы ни в коем случае не покидали здание. У него даже мелькнула шальная мысль захватить с собой Кононова, но он тут же отказался от столь безрассудной идеи. Если всё пройдёт нормально, то с инженером они и позже смогут посетить Нору и Гилюй. Ну а если нет, то…
Урманский почувствовал состояние подполковника.
– Знаете, – проговорил профессор во время прощания, – я жалею о том дне, когда решил опубликовать стихотворение. Если бы была возможность вернуть всё вспять…
– И напрасно, – тут же отозвался СЧХ, слегка хлопнув учёного по плечу. – Вы поступили именно так, как и должны были. Иначе это были бы не вы. Я думаю, всё будет хорошо…
В самолете СЧХ внимательно старался слушать старика, но вскоре оторвался от обзора ночного неба в иллюминаторе и повернулся к нему:
– От того, что человечество готово самоликвидироваться и даже при наличии Просвещенных все время наступает на те же грабли, я устал и спать хочу.
Закрыв глаза, он тут же уснул.
Над Зеей стоял утренний туман. Посмотрев в иллюминатор, Щетинин тяжело, прерывисто вздохнул: они летели в «молоке». Снизу, сверху, с боков – сплошная серовато-белесого цвета масса. Воображение тут же представило, как самолёт зависает в невесомости, в некоем межпространстве. И хоть сознание успокаивает, мол, у пилотов есть умные приборы, которые точно указывают высоту, чувство самосохранения протестует – а вдруг приборы не сработают и земля окажется не где-то там, а прямо тут, под ногами?
– Не переживай, – донёсся голос с правого боку. – Посадят. – Старик неожиданно похлопал подполковника по руке. – У нас в Амурском авиаотряде самые лучшие пилоты на Дальнем. Особенно те, кто работает на этих трассах – спецы.
Как бы в подтверждение, самолёт, будто собака, почуяв след, «клюнул носом», слегка качнувшись, сделал лёгкий крен влево и тут же провалился в яму. Сергей моментально ощутил неприятную невесомость, которая, впрочем, тут же закончилась. Машина вздрогнула от соприкосновения с бетонной поверхностью, и Щетинина приятно вдавило в кресло от торможения двигателей. Через минуту «Яшка» «пришвартовался» невдалеке от служебного входа в здание аэропорта.
Спускаясь по трапу, старик поинтересовался:
– Куда поедем?
Сергей окинул взглядом освещённую прожекторами взлётную полосу, поёжился от свежего ночного воздуха, после чего ответил:
– В участок. Оттуда ты вызвонишь того, ради кого мы сюда прилетели. А он приедет к нам.
– Я бы поступил иначе.
СЧХ достал пачку сигарет, закурил.
– Аргументируй.
– За УВД скорее всего следят. Они не дураки, понимают, что ты здесь в скором времени появишься. А про меня не догадываются. На этом и предлагаю сыграть. – Матвей Харитонович спрыгнул с последней ступеньки. – Едем к нему. И не на вашем «бобике». На «частнике». Собьём собак со следа. От него позвонишь своим ментам. Кстати, у него и лодка имеется.
– Мне нужно, как минимум, три лодки.
– Не проблема. Так как?
Щетинин выбросил окурок.
– Поехали.
Вилен Иванович надавил на кнопку звонка несколько раз. Группа, что подбирала материал по Шонину Алексею Михайловичу, доложила: старик на данный момент проживал в трёхкомнатной московской квартире, на Садовом кольце. Один. Временно. Жена бывшего начальника ЗеяГЭСстроя выехала на две недели к сыну, в Питер. Днём пенсионер гулял, ходил в магазины за продуктами. Вечера проводил в домашней обстановке.