Генерал вскинул руку, посмотрел на часы: десять вечера. Исходя из полученной информации, хозяин квартиры в это время должен был находиться дома. Щетинин отругал себя: мыслить определёнными категориями стало для него привычкой. Что допустимо у простого военного, но недопустимо в их специфике. Разведчик должен мыслить свободно, пространственно. Исходя из информации, должен находиться… Да никому пенсионер Шонин ничего не должен. Потому как свой долг он давным-давно исполнил. И теперь имел полное право плюнуть на вечерний график, пойти поиграть в шахматы к соседу со второго этажа или попить пиво с соседом по площадке.
Вилен Иванович снова поднял руку к звонку, но так и не надавил на кнопку. Замер от неожиданной мысли.
А что если… Щетинин с силой провёл ладонью по ёжику седых волос на голове: никаких если! На девятнадцать ноль-ноль, по возвращении домой из ближайшего супермаркета, старик находился в полном здравии. Какого-либо слежения за ним группа не установила. В квартиру Шонина никто и никаких попыток проникновения не делал. А если с ним разобрались в магазине? В метро? Медленно действующий яд. Оцарапали руку. Прыснули специальным дезодорантом. Дьявол…
Палец с силой надавил на кнопку. Заливистый звонок в третий раз оглушил генерала. И Щетинин расслабленно выдохнул: за дверью послышался характерный шорох, за которым последовало покашливание.
– Кто? – донёсся до генерала знакомый голос. Слава богу…
– Щетинин Вилен Иванович. Комитет госбезопасности. Не помните такого?
Замок щёлкнул, дверное полотно распахнулось. На пороге стоял пожилой мужчина в джинсах и джинсовой куртке на голое тело. С морщинистым лицом, худенький, невысокого росточка. И огромными, светлыми глазами.
– Капитан, задержавший в Зее шпиона? – глаза выстрелили в Щетинина. – Помню, как же…
Вилен Иванович окинул хозяина квартиры долгим взглядом.
– Что, постарел? – улыбнувшись, поинтересовался Шонин.
– Ростом меньше стали. И плечи ýже. А так всё в порядке.
Щетинин протянул руку для приветствия. Алексей Михайлович ответил сильным пожатием и похлопыванием по плечу.
– У меня уже далеко не всё в порядке. Желудок барахлит. Правая нога при ходьбе отказывает. Вены, чтоб их… Проходи в зал. На диван. Нечего в коридоре топтаться. И не разувайся. Тут и так…
Щетинин послушно прошёл внутрь квартиры. Убранство жилища бывшего начальника огромной, союзного значения, стройки было, по большей части, совдеповским. Чешская мебельная сборная «стенка», за которой в семидесятых нужно было отстоять очередь ночами. Журнальный столик, два кресла. Над столиком – огромная фотография Зейской ГЭС. Чёрно-белая. Контрастная. С противоположной стороны от «стенки» – два книжных шкафа, наполненные в основном подписками русской и зарубежной классики. Единственное, что выпирало из обстановки и бросалось в глаза – плазменный телевизор, стоящий у дальней стены, напротив кресел.
На одно из них хозяин кивнул головой:
– Садитесь. Каким ветром занесло? Только не говорите, будто вспомнили про старика на досуге и вот решили его навестить. У людей вашего ранга досуг наступит только на пенсии. А вот когда настанет пенсия – неизвестно. Так что не будем терять время. С чем пожаловали?
Хозяин квартиры с трудом опустился в соседнее кресло. «Ноги болят, – догадался генерал, – потому сразу и не открыл».
– А откуда вам известно о моём ранге?
Шонин рассмеялся. Тихо, с хрипотцой.
– Я хоть и отошёл от бурной жизни, но не настолько, чтобы ничего не замечать. Два месяца назад вас показали по телевизору.
– Я не выступал на телевидении.
– Мельком. Передача о событиях в Грузии. Вы попали в хронику.
«Точно, – тут же вспомнил Щетинин. – Было дело. Ай да память у старичка…»
– Простите, Алексей Михайлович, действительно, я пришёл по делу. Хотя должен бы был…
– Бросьте, – отмахнулся старик. – Для меня теперь приход любого гостя из прежней жизни в радость. Что случилось?
Щетинин снова посмотрел на фото ГЭС:
– Алексей Михайлович, я прекрасно помню, как вы возводили это сооружение. Хорошее было время.
– Время было хорошее, потому что мы были молоды. Так что интересует? Кстати, кофе? Чай? Или…
– Нет, спасибо. – Щетинин замотал головой. – В следующий раз. Обязательно приеду и мы…
– Ну, смотрите. Итак?
– Меня интересует, кто в Центральном Комитете партии, в Кабинете министров, в самом министерстве был ярым противником строительства Зейской ГЭС? Были такие? Или не помните?
Шонин запахнул на груди куртку.
– Противники… – Бывший директор положил ладонь на столик, несколько раз постучал пальцами по его поверхности. – Ну, это смотря что понимать под словом «противники». Аргументы против строительства ГЭС выдвигались довольно убедительные. Даже сегодня я не мог бы с ними не согласиться. Но назвать это активным сопротивлением…
– И всё-таки. Может, припомните? Вдруг у вас имели место некие стычки, которые доходили до вышестоящего руководства? И едва не отразились на судьбе станции?
Шонин повёл худеньким плечиком:
– Навскидку не припомню. А для чего вам это? Станция работает. Проблем, насколько мне известно, с ней нет. Только не подумайте, будто пытаюсь выведать ваши секреты. Но если вам необходима чёткая информация, так будет сподручнее припомнить детали.
«Хитрит, – с облегчением подумал генерал, – не изменился. Это хорошо. Значит, память у него не отшибло».
– Да тут, Алексей Михайлович, такое дело. Всплыли новые факты по пропавшей экспедиции. Помните, в шестьдесят девятом?
– Геологов? Конечно, помню. А при чём здесь ГЭС?
– Да вот некоторые недавно обнаруженные моменты вопиют, будто ваше детище к пропаже экспедиции имело если не прямое, то уж точно не косвенное отношение.
– Даже так?
Шонин задумчиво потёр подбородок ладонью левой руки. Надолго замолчал, не глядя на собеседника.
Щетинин понимал причину молчания. Так же как понимал, что если старик не заговорит, не откроется, сам, без принуждения, то дальнейшее прибывание генерала в гостях будет бессмысленным.
– Алексей Михайлович, – Вилен Иванович вложил в свой звонкий голос всю силу убеждения, на которую был способен, – я знаю, в шестьдесят девятом произошёл несчастный случай. И никто не виновен в гибели экспедиции. Ни вас, ни Ельцова никто не собирается обвинять. Но если вы мне не поможите сегодня, завтра могут снова погибнуть люди. В том же районе. В том числе и сын Дмитриева. Только в этом случае их смерть частично будет лежать на вашей совести. Впрочем, как и на моей.
– Вот даже как…
Шонин с силой хлопнул ладонью по колену:
– Значит, вычислили. Спустя сорок лет! – Алексей Михайлович тряхнул седой шевелюрой. – Молодцы! Хотя, признаться, я этого ждал. Всё время ждал. Рано или поздно это должно было произойти. И вы правы. Никакого преступления действительно не было. Мы сделали всё от нас зависящее. Единственное, за что себя казню, так это за то, что мы не дали возможности родным проститься с группой. Но на это и не имели права. – Алексей Михайлович с силой сжал губы, после чего выдохнул. – Рассказывать только по сути или с самого начала?
– С начала. Хотя времени мало, тем не менее лучше, если вы мне в сжатом формате сообщите обо всём, что вам известно. Для пользы дела.
– Так, может, для связки слов, по коньячку?
Вика, вжавшись в холодную, влажную землю, замерла. Ее бил мелкий озноб. Мокрая одежда прилипла к коже. Казалось, холод проникал во все поры, вгрызался в тело, бродил внутри него. Зубы наровили свое чечеткой выдать место нахождения хозяйки. Пришлось их с силой сжать.
Как она прорвалась на противоположный берег, сквозь бурный, ледяной поток, в темноте, по скользким камням, постоянно оступаясь и падая в воду, Виктория не помнила. Страх и ужас гнали вперёд. Девушка нашла в себе силы не поддаться панике и молча, без единого крика, покорить строптивый Гилюй.
Едва ступив на сухую почву противоположного берега, ноги сами собой подкосились, и Виктория упала на колени. Однако всплеки за спиной, говорившие о том, что погоня близко, не дали возможности сделать передышку. Вика кинулась в тайгу. Преодолеть пологий, заросший травой спуск к реке для сильной, молодой жещины оказалось секундным делом. Чёрная стена тайги не испугала. То, что преследовало, было намного страшнее ночного леса. И Виктория бросилась в чащу.
Ветки рвали одежду. Хлестали по лицу и телу. Ноги постоянно спотыкались о невидимые в темноте коряги и корни. Вика несколько раз падала, но тут же вскакивала и продолжала бег в неизвестность. Задыхаясь, обливаясь потом от страха и ужаса. С каждым шагом передвигать ногами становилось всё тяжелее и тяжелее: чувствовалось, она постоянно поднимается в горку. В темноте девушка не смогла сориентироваться и, вместо того чтобы принять правее и по более – менее равнинной местности устремиться к Зейскому водохранилищу, она приняла влево, к незаметной, заросшей полумёртвым сосняком сопке.
Викторию подгоняли шаги преследовавшего её насильника, его тяжёлое дыхание. Она не знала, что Леший, прекрасно ориентирующийся на местности даже в такое время суток, специально догонял Викторию шумно, с треском сучьев и веток. Стремясь тем самым морально сломать девушку. Кузьменко находился в состоянии предчувствия овладевания жертвой. Единственное, чего наёмник не делал – не подавал голоса. И это пугало ещё больше. Казалось, будто за спиной передвигается не человек, а зверь.
Сколько прошло времени, Вика не знала. Может, минут десять, может, час. Время в тот момент для неё стало понятием абстрактным. Несуществующим. А вот Кузьменко отмечал всё чётко, секунда в секунду. Отлично ориентируясь по звёздам. Лешему, поначалу обозлённому на строптивую девчонку за ожог, уже нравилась погоня. Теперь наёмник был на вершине блаженства: и работа будет выполнена, и похоть успокоена. Леший ощущал себя сильным самцом, который играет с ретивой самочкой. Ему было приятно чувствовать собственное сильное тело в движении. Но