Водрузив обратно на нос очки, счетовод выудил из кармана полицейский жетон и ткнул его мне прямо под нос.
— Инспектог депагтамента кгиминальной полиции Уилсон, — с отчетливым иностранным прононсом отрекомендовался зловещий коротышка. Он действительно практически не выговаривал букву «р». — Мы вот по какому делу, любезный. По поступившим к нам сведениям в вашем отеле на днях остановился опасный госудагственный пгеступник, газыскиваемый по подозгению в совегшении тягчайших пгеступлений. Ублюдок воогужен и чгезвычайно опасен…
Убрав жетон, мнимый инспектор показал мне сильно потрепанную фотографию сэра Перси, сделанную, судя по буйным зарослям на заднем плане, в тропическом лесу. Сэр Перси искренне улыбался, конечно, он же вообразить себе не мог, какие свирепые субъекты станут искать его по этому злополучному фото в финале возложенной на алтарь науки жизни…
— Так, вижу, он здесь, — резюмировал не сводивший с меня своих водянистых глаз здоровяк. Потея, я представил, что почувствую, когда он вцепится мне в кадык такими же цепкими пальцами. Животный страх парализовал гортань, и все же я сподобился отрицательно замотать головой.
— Потише, дружок, ты пока еще не в удавке, — от улыбки, которой товарищ Шпырев сопроводил свою сомнительную остроту, я едва не надул в штаны.
— Так он у себя или куда-то вышел? — перегнувшись через стойку, щуплый комиссар перелистал регистрационный журнал и сразу ткнул пальцем в искомую строку. Тем более, что она была — последней…
— Так-с, мистег Адам Смит, вегно? Похоже, это как газ наш клиент. Пгавильно, любезный? Ну-ка, дгужок, опиши нам, как выглядит мистег Смит. Ты что, немой, я спгашиваю? Или с ушами туго? Знаешь, что бывает с теми, кто темнит, газговагивая с агентами специальной службы пги исполнении служебных обязанностей.
— Я тебе, тварь тупорылая, сейчас в рот выстрелю! — взорвался крепыш Шпырев. — Говори, сука! — его ручища скользнула за отворот моряцкой куртки, я нисколько не сомневался, он сдержит слово и пристрелит меня. Уже почти видел фрагменты своего раскрошенного вдребезги затылка на стене, и был готов свалиться в обморок.
— Ну!? — прорычал Шпырев.
— Вчера вечером поселился такой постоялец! — выпалил я на одном дыхании.
— И где он сейчас? — доброжелательно осведомился комиссар. Таким тоном, словно был моим любящим дядюшкой.
— Вышел куда-то, — пролепетал я.
— Куда?
— Не могу знать, сэр.
— Надолго? — по-отечески ласково уточнил комиссар.
— Он не сказал…
— Ладно, допустим, ты не вгешь, — комиссар потер свои маленькие ладошки. — Тогда давай-ка поднимемся к нему в номег, дгужок. И подождем, пока он вегнется. Вегно я говогю? — плюгавый счетовод обернулся к товарищу Шпыреву.
— А то, — плотоядно ухмыльнулся тот. — Эй, Извозюк?! Живо ко мне!!
Смысла последней фразы я не понял, она была произнесена по-русски. Судя по тону, это была команда, отданная крепышом одному из карауливших на крыльца горилл. Клянусь вам, господа репортеры, когда появился этот самый Извозюк, у меня перехватило дыхание! Он нагнулся в дверях, чтобы не врезаться лбом в притолоку. Такого буйвола — свет не видывал, одежда была ему явно не по размеру, наверное, он снял платье с какого-то бедняги, подвернувшегося громиле под руку громиле в недобрый час. Насколько он силен, я испытал на собственной шкуре, причем, без проволочек с их стороны.
— Ты идешь с нами, ублюдок! — распорядился Шпырев, но я немного замешкался за стойкой, ноги не слушались.
— Извозюк?! — гаркнул Шпырев.
Преодолев расстояние между нами в три шага, от которых закачались стены нашего заведения, верзила сгреб меня в охапку и легко перенес через бюро. Причем, должен заметить, не похоже, чтобы при этом Извозюк рисковал надорвать живот. Мои каблуки с такой легкостью оторвались от пола, словно я был легче пушинки.
— Простите, но нам запрещается покидать пост! — задыхаясь, сообщил я, нисколько не сомневаясь, из номера сэра Перси, если я туда попаду, живым мне уже не выйти. Да и как в таком случае я мог рассчитывать предупредить об опасности полковника?
— Какая похвальная пгеданность хозяевам, — очередная ухмылка, изображенная комиссаром, была даже пострашнее предыдущей, у меня засосало под ложечкой, и предательски громко забурчал живот.
— Не хочешь покидать пост, покинешь мир, — предупредил товарищ Шпырев.
Собственно, не пойму, к чему они возились со мной, Извозюк мог без проблем доставить меня к номеру на плече, как ручную кладь.
— Я все понял, сэр! — выдохнул я. — Вы, полицейские, всегда умеете убедить…
— Так-то лучше, — усмехнулся Триглистер. А я отметил про себя, сэр Перси нисколько не преувеличивал, когда расписывал, насколько опасны эти субъекты. О, да они и вправду были настоящими живодерами. А еще, хоть мне и стыдно признаться в этом, крепко пожалел, что ввязался в авантюру. Если бы я только промолчал, попридержал свой длинный язык, когда мне приспичило окликнуть полковника… И моя конторка, и опостылевший мне холл отеля неожиданно показались мне до боли родными, уютными, а мечты о далеких странствиях представились во всей их абсурдности. Домечтался, возопил я мысленно. Приключений захотелось? Так получи, кретин! Да, физически я оставался в самом сердце Лондона, в комнате, где проработал много лет. С улицы доносились гудки автомобилей, цокот копыт редких кэбов и обрывки фраз, которыми обменивались прохожие. Нет, я перенесся в джунгли. А, если точнее, они сами ко мне пришли…
— Ступай, — негромко распорядился Триглистер.
Больше не мешкая, мы двинулись по коридору бельэтажа. Я отпер замок прихваченным с собой дубликатом ключа. Признаться, не с первого раза попал в скважину, руки тряслись. Как только клацнул язычок замка, товарищ Извозюк, придерживавший меня за шиворот, придал мне ускорение, пнув коленом в спину. Я влетел в дверной проем, взвыв от боли. Как я понимаю сейчас, громила превратил меня в живой щит. На случай, если бы полковник был внутри и стал стрелять…
Шпырев и Триглистер вошли следом за нами. В номере царил полумрак, шторы были опущены. Извозюк грубо усадил меня в кресло.
— Сиди и не рыпайся! — процедил Шпырев. — Только пикни, язык вырву.
Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Я был так испуган, что к своему стыду, совершенно позабыл о полковнике, а ведь вышло так, что я его подвел. Впрочем, а что я мог поделать в создавшихся обстоятельствах?
Пока я сидел в углу, не смея даже дыхнуть, молодчики принялись методично обыскивать номер. Действуя с расторопностью, в которой угадывался профессионализм настоящих полицейских или домушников, они обшарили ящики письменного стола и бюро, распахнули плательные шкафы, вывалив наружу белье. Сбросили на пол постель и даже распороли лежавший на кровати матрац устрашающего вида тесаком, который вынул из-за пояса Извозюк. Да, сэр Перси не обманул меня, когда сказал, что путешествует налегке. Как оказалось, у него не было даже сменного белья. Все вещи полковника легко уместились в стареньком саквояже. Покидая номер, он спрятал его в маленькой нише за шторой.
— Товагищ Извозюк? — позвал комиссар, и сделал выразительный жест. Верзила, выудив из-за пазухи инструмент вроде короткого изогнутого ломика, взломщики зовут его фомкой, легко отпер замок. Внутри оказалась стопка обтрепанных топографических карт, перехваченных бечевой. Кажется, они были испещрены сделанными от руки заметками и какими-то цифрами. Не сомневаюсь, это была рука, принадлежавшая сэру Перси. Последней преступники извлекли толстую, видавшую виды тетрадь.
— Подумать только, путевой дневник, — обронил Триглистер, перелистав слегка растрепанные страницы. — Ну что же, я думаю, пригодится…
— Для заседания особого совещания на выезде, — скрипнул зубами Шпырев. Не знаю, о каком таком совещании велась речь, но мне бы очень не хотелось на нем присутствовать. В особенности — в качестве обвиняемого…
Комиссар спрятал тетрадь во внутренний карман.
— Где эта вражда, или как ее там?! — недовольно бросил Шпырев, явно не удовлетворенный результатами обыска.
— Ваджга, — поправил Триглистер, — ваджга, Ян Оттович…
— Как зовется эта хрень, не меняет сути дела! — играя желваками, процедил Шпырев.
— Быть может, он как газ отпгавился за ней? — предположил Триглистер.
— Или прямо сейчас поднимается на борт парохода, иуда сраный, — с лютой злобой прошипел Шпырев.
— Не думаю, Ян Оттович, — возразил комиссар. — Вы бы отпгавились в путь, побгосав все кагты?
— Если ты ошибаешься, Триглистер… — голос Шпырева был многообещающим.
— Дождемся полковника, думаю, все встанет на свои места, — примирительно сказал комиссар.
Хрустнув костяшками пальцев, Шпырев обернулся ко мне, смерил взглядом.
— У мистера Адама Смита были при себе вещи, когда он ушел?
Сглотнув, я отрицательно покачал головой.
— Ладно, — Шпырев обернулся к комиссару и о чем-то спросил по-русски. Тот, кинув на меня быстрый взгляд, только передернул плечами и отвернулся. Я понял, они говорят обо мне, не просто говорят, решается моя судьба. Точнее, она уже предрешена.
— Извозюк, — позвал Шпырев. — Только без шума…
Верзила сорвал со стены шнурок от звонка, предназначавшийся для вызова прислуги. Шагнул ко мне, сумрачно ухмыляясь и играя удавкой. Я отчетливо осознавал, потекли мои последние минуты, или, сколько там я буду корчиться в лапах палача. Внутри похолодело внутри, мне следовало бежать, прыгать в окно, драться за жизнь или хотя бы возопить, призывая на помощь. Но, я просто стоял как истукан, не в силах пошевелить даже мизинцем. Меня — словно парализовало. Ничего больше не существовало кругом меня. Ни отеля, где постояльцы вечно копошатся как мыши, ни звуков с улицы. Даже время, и то — замерло. Я впал в кому, будто готовился к смерти. Приноравливался к ней. Моя прострация оказалась столь глубока, что даже грохот выстрелов, донесшийся из холла, оказался неспособен разорвать невидимые путы, сковавшие меня по рукам и ногам. По крайней мере, это произошло не сразу.