Новая, подросшая в обкомах комсомола поросль коммунистических бюрократов лелеяла совершенно иные замыслы. В них не было ровно ничего, относящегося к мраксизму, как его понимал Иосиф Сталин. Так что бабушка сохранила работу. Папа поступил в Политехнический институт. Учился хорошо, не жаловался, об истории, правда, тоже не забывал. Перестройка, которую вскоре затеял Горбачев, сделала доступными целые пласты информации, прежде надежно похороненной за семью печатями, считай, на безымянном погосте. Эксгумация, случившаяся как бы самопроизвольно, без злого умысла, заставила читающую аудиторию самой читающей в мире страны слегка ошалеть. Разоблачения сыпались со всех сторон, из уст вчерашних палачей они звучали особенно трогательно, совокупное число извлеченных из шкафов скелетов мигом перевалило за все мыслимые пределы, а самобичевание переросло в мазохизм. Но папа, на удивление, не поддался общему психозу. Он словно откуда-то знал наверняка, или, по крайней мере, каким-то образом догадывался: аховая авария на грандиозной фекалийной дамбе, удерживавшей нечистоты семьдесят лет, вовсе не означает, будто над авгиевыми конюшнями скоро взойдет новая эра чудесной первозданной чистоты, означающая конец стафилококкам всех разновидностей, какие только известны науке. Наоборот, Мишель, должно быть, уже тогда сообразил: влекомые властным течением говнореки, конюшни, чудовищно смердя, отправятся в вечный дрейф, будто геройская полярная станция на льдине, неторопливо покачиваясь и поскрипывая, все ниже и ниже по течению. В море говна, где этой субстанции соберется — до самого горизонта. Хотя, быть может, для человека отцовского склада, увлеченного историей человечества настолько, чтобы жертвовать ей все свободное время, это были вполне очевидные выводы. Не мне судить. Но, могу сказать однозначно, сделав их, папа больше не обольщался насчет дальнейшей судьбы Совка, и того, что будет после него, похоже, он вообще не заморачивался этим. Мишель, как ни парадоксально сие прозвучит, не придавал ровно никакого значения разительным переменам, потрясшим советскую империю. Он лишь однажды обмолвился по этому поводу, позволив себе прокомментировать ситуацию так, как она виделась ему.
— Сколько бы линек не пережила змея, пресмыкающимся она быть все равно не перестанет, — изрек папа и закрыл вопрос. Поэтому, когда с экранов говноящиков заговорил академик Сахаров, а полосы газет и журналов запестрели цитатами из произведений Александра Солженицына, Мишель и ухом не повел. Совсем как ракета с самонаводящейся боеголовкой, научившаяся распознавать цели вопреки множеству помех, умышленно создаваемых неприятельскими радарами. Воспользовавшись коматозным состоянием, в которое впали бдительные и суровые до приступа диареи советские цензоры, он ринулся читать труды Елены Блаватской, Георгия Гурджиева и других эзотериков, чьи книги прежде, просто нельзя было достать, даже в том случае, если удавалось каким-то чудом узнать об их существовании. Как я понимаю сейчас, спустя четверть века, в те смутные годы, бабушка, в отличие от отца, в какой-то момент клюнула на наживку, искренне поверив, будто в России возможны перемены к лучшему. Это очень странно, как по мне, ведь она была женщина рассудительная, а отнюдь не дура. Не знаю, быть может, она поддалась обаянию Анатолия Собчака и его дружков-нардепов из межрегиональной депутатской группы. Или просто, когда в конце тошнотворно долгого туннеля забрезжил некий робкий свет, уверила себя: ну не может же быть, чтобы это были отблески колышущегося содержимого большого канализационного коллектора! И понятно, в ту пору, бабушку здорово смущала кажущаяся политическая инфантильность ее единственного сына. Как же так, не сочувствовать правдорезу Ельцину, подвергшемуся остракизму на судьбоносной девятнадцатой партконференции КПСС? Как это, не содрогнуться в приступе омерзения от одного вида агрессивно-послушного большинства? Отец же, когда бабушка пыталась заговорить с ним, скажем, о последней речи демократа Гавриила Попова, или о резонансных разоблачениях, сделанных прокурорским следователем Тельманом Гдляном, лишь флегматично пожимал плечами и бурчал про телевизионные бури в стакане воды, которыми она, де, чересчур увлеклась. Смотрела бы, мол, многосерийную сказку про похождения рабыни Изауры, смысловое содержание — примерно одинаковое…
— Нельзя быть таким аполитичным! — обижалась бабушка. — Когда кругом столько зла, но с ним можно совладать, если только объединиться в одну колонну с честными согражданами, которых, скорее всего, большинство…
— Зла много, — соглашался с матерью папа. — Впрочем, ничего иного и не следует ожидать, когда на дворе — Кали-Юга, эпоха, когда над миром властвуют темные силы, которым покровительствует кровожадная богиня Кали. Ага, та самая жуткая бестия, перепоясанная ожерельями из человеческих черепов. Вот, хочешь, зачитаю отрывок из священной книги «Вишну-пурана», одного из самых почитаемых в индуизме религиозных текстов? В нем как раз сказано, какими черствыми и вероломными станут люди, как в чести вместо искренности и бескорыстия окажутся лживость и изворотливость, а сама человеческая жизнь станет коротка, и не будет стоить ломаного гроша. Даже брахманы, и те будут исполнены корыстолюбия, соблюдая лишь видимость обрядов для отвода глаз…
— А, давай, — смирилась бабушка, сообразив, что папа все равно не отстанет.
— Только слушай и не перебивай, — предупредил папа.
— Я слушаю, слушаю…
— Будут современные монархи, царствующие на Земле, царями грубого духа, нрава жестокого и преданные лжи и злу. Они будут захватывать имущества своих подданных, жизнь их будет короткой, желания — ненасытными. Лишь имущество будет давать положение: богатство будет единственным источником почитания и преданности. Ложь станет единственным средством успеха в тяжбе, нечестность — общим средством существования. Слабость — причиной зависимости, угроза и самомнение заменят знание, сильнейший будет властвовать… — папа обернулся к бабушке. — Ну как, пробирает? Ничего себе, попадание ровно в десятку! А ведь этим строкам как минимум шесть тысяч лет, поскольку, согласно Пуранам, Кали-Юга началась за три с хвостиком тысячи лет до рождения Иисуса Христа, когда из нашего мира ушел Кришна-Васудева. Кришну в индуизме принято считать восьмой аватарой благого бога Вишну, которого брахманы наряду с Брахмой и Шивой почитают как одного из Тримурти, то есть, божественной триады или Троицы, если перевести с санскрита на русский язык. И зло, распоясавшееся с уходом Кришны, будет торжествовать до тех пор, пока из Шамбалы не явится Калки, десятая и последняя аватара Вишну, белый всадник с мечом верхом на черном коне. Или черный всадник на белом коне, я вечно путаю. Само имя Калки переводится с санскрита как «Разрушитель Порока». Вот тогда и грянет Армагеддон, последняя битва между Светом и Тьмой, предрекаемая многими мировыми религиями, включая и христианскую. Зло будет разбито на голову и повержено, а люди — переродятся и станут праведниками, поскольку Калки восстановит дхарму. Дхарма, чтобы ты поняла, нечто вроде пути Дао в китайской философии. Это понятие можно трактовать очень широко, от свода религиозных и нравственных уложений до определяющего универсального закона бытия, управляющего всем, от каждого человека и до Вселенной в целом…
— Вот, сейчас, нашел… — папа энергично зашелестел страницами очередного, приобретенного на ближайшем блошином рынке фолианта. Рыночные реформы, преподносимые либеральными щелкоперами чуть ли не в качестве панацеи от всех бед, обрушившихся на громадную многострадальную страну, и даже машины для производства Манны Небесной, которую на шару станут выдавать всем страждущим вместе с гуманитарной помощью из Европы, как раз достигли таких умопомрачительных высот, что вооруженная до зубов Империя зла превратилась в Большой базар. Где каждый торговал, чем Бог послал. Русское слово «разговаривать» — почти вышло из обихода. Ему на смену пришел глагол базарить, и даже базары базарить, что отныне подчеркивало исключительную важность переговоров. В создавшихся обстоятельствах генералы приторговывали оружием и амуницией с воинских складов, создававшихся на случай затяжной войны с вероятными противниками — Китаем и НАТО. Так называемый красный директорат — оборудованием агонизирующих промпредприятий, пуская на лом многомиллионный станочный парк. Руководители ставших ненужными НИИ — квадратными километрами площадей, в срочном порядке переоборудуя их под офисы торговых фирм, лоточники — польско-турецким ширпотребом, интеллигенция — книгами из пыльных шкафов, еще вчера почитавшимися предметами роскоши.
— Нет, ты только послушай?! — в запале продолжал Мишель, перелистывая томик с «Махабхаратой» из шикарно изданной при Брежневе Библиотеки Мирового романа, в эпоху Застоя она стоила целое состояние — как новые «Жигули». — Калки — это мессия у индуистов. Его аналоги в других мировых религиях — мусульманский Махди, христианский Спаситель и Майтрея, благой буддистский бог, с приходом которого настанет эра Милосердия, как в романе братьев Вайнеров, а безраздельному владычеству злобной Кали будет положен конец…
Кем будет положен?! — вертелось на языке у бабушки. Она была женщиной образованной и вполне могла бы возразить Моше, что вся человеческая история, по крайней мере, за последние шестьдесят веков — это бесконечная симфония насилия и злостного членовредительства, а также — несправедливости, стяжательства и лжи. А заодно, сюита, соната и кантата одновременно, чей, вне сомнений одаренный композитор, кем бы он там ни был, с блеском использовал весь инструментарий, что был под рукой, начиная с аллегро наступающих полчищ пассионарных завоевателей, и заканчивая адажио пылающих руин городов. Проникновенные соло в исполнении всяческих фюреров — под припев торжествующего рева толпы. Увертюры лузеров, поджаривающихся на медленном огне аутодафе, визг гильотин, отсекающих головы вчерашним партнерам по дуэту, зубовный скрежет из оркестровой ямы и все такое прочее, вплоть до спецэффектов в виде ядерных грибов, вздымающихся над скукожившимися и оплывающими партерами. И, сколько бы мерзостей не творилось под солнцем, исправно находились кретины, не устававшие повторять, что в партитуре наверняка записано нечто иное, невыразимо прекрасная песнь, да вот незадача, дирижер напутал с нотной тетрадкой. Поскольку прежде, при других дирижерах, музыка была однозначно — не та. Но, когда Кришну по ошибке подстрелил браконьер, приняв в райских кущах за лося, а завистливый Сет укокошил Осириса, расчленив конкурента большим мачете, ибо приревновал его к музе — Исиде, людишки, они же оркестранты со слушателями в одном лице, измельчали и скурвились. Вот и накрылся медным тазом Золотой век, о котором так любят потрепаться эзотерики всех мастей. Бабушка не верила ни в бога, ни в черта, ни в Кали, ни в Майтрею, ни даже в Кришну, поскольку не сомневалась ни на йоту: вымышленный совокупными стараниями брахманов, попов, жрецов и ксендзов сонм богов и богинь всегда служил подсознательному стремлению Homo Sapiens найти козлов отпущения на стороне. Переложить с больной головы на здоровую. Списать собственное моральное убожество и откровенное скотство на кого-то еще…