Мишель, встрепенувшись, захлопал ресницами. Он действительно отвлекся, подумав о том, что, покидая советскую колонию, не удосужился сообщить, куда направляется. И, если за первой шальной ракетой прилетит вторая, какой-нибудь пущенный с американской подлодки «Tomahawk», то его и искать-то в Багдаде никому на ум не взбредет…
— Или возьмите, хотя бы, китайского звездного старца Лу-сина, чью фигурку, благодаря популярности даосской практики Фен-шуй, можно повстречать в каждом втором ларьке, где торгуют сувенирами. У него в руках посох, означающий авторитет, а на конце посоха — ваджра. Иногда ее зубья изображают почти прямыми, как у трезубцев, которыми римские гладиаторы — ретиарии, выпускали друг дружке кишки на аренах амфитеатров. Порой они загнуты к центру, и тогда, по форме, больше походят на маршальский жезл. Или на булаву. В особенности, на одну из ее разновидностей — шестопер, у которого длинная рукоять и шесть граней. Я когда-то читал, удобная была штука, в ближнем бою…
— И все эти, с позволения сказать, изделия, произошли от хреновины, которой замахивается Мардук? — спросил Мишель, кивнув на барельеф.
— Вот именно.
— И какие выводы напрашиваются? — спросил отец, потеряв нить и не понимая, куда клонит собеседник.
— Культ Карго…
— Культ Карго? — сбитый с толку Мишель наморщил лоб.
— Считается, он возник у островитян Меланезии после встреч с европейскими моряками на заре ХХ столетия, а то и раньше. Представляете, какое сильное впечатление производили на дикарей стальные пароходы или ружья, которые белые пускали в ход при всяком удобном случае? А огненная вода, которой моряки угощали туземцев? Я уж не говорю о воздушных боях во время Второй мировой войны. Конечно, ни самураям, ни американским пилотам, не было ни малейшего дела до дикарей, забившихся в самые густые заросли, между тем, туземцы были потрясены представившимся зрелищем. В небе, ревя моторами, раскали стальные птицы, изрыгавшие пламя. Прикиньте эффект, произведенный на аборигенов, ну, скажем, ковровыми бомбежками! Или гуманитарными грузами, их сбрасывали на парашютах, это был, фактически, единственный способ снабжать дерущихся за каждый остров солдат. Туземцы были в шоке, поверьте, от консервов, мешков с крупами и канистр со спиртным, которые сыпались прямо им на головы с неба, как какая-то Манна Небесная. Волшебство, вот единственное объяснение, которое нашли дикари, а что им было подумать еще? С окончанием войны «чудеса» кончились, и краник закрылся. Чрезвычайно опечаленные этим фактом, дикари вообразили, будто «боги» отвернулись от них и, следовательно, надо искать способы, чтобы снова снискать расположение небожителей. С этой целью бедолаги принялись вытаптывать траву, устраивая в джунглях взлетно-посадочные полосы. В ожидании, когда туда приземлятся благодетели, аборигены сооружали из хвороста и глины муляжи самолетов, как вы догадываетесь, в натуральную величину. Сколачивали подобие аэродромных вышек, карабкались наверх и читали мантры, в подражание авиадиспетчерам, нацепив на уши створки ракушек вместо наушников. Словом, всячески изощрялись, лишь бы снова привлечь внимание «богов». Это и был — Культ Карго. Нет никаких оснований полагать, будто все остальные религиозные культы на нашей планете имеют какие-то другие корни. И, таким образом, в случае с ваджрой, мы имеем дело с неким многофункциональным устройством, продуктом высоких технологий, соль широко применявшимся расой «богов», что память о нем крепко засела в недоразвитых мозгах наших пращуров. Настолько, что они веками слепо копировали его внешний вид, шлепая трезубцы, шестоперы, скипетры, маршальские жезлы и прочие фетиши, постепенно превратившиеся в атрибуты религиозных культов.
— И Сара Болл нашла одну из таких штук?! — у Мишеля перехватило дыхание.
— Причем, не муляж, а оригинал, — сказал Жорик, просияв. — Следуйте за мной, месье…
Минута, и они стояли в соседнем зале, глядя на высеченную из камня обнаженную красавицу. Ее формы были столь совершенны, что, казалось, она лишь задержала дыхание, притворяясь статуей, и сейчас, когда богине наскучит шутить, грудь и живот придут в движение, и тогда…
Тогда мы с Жориком окаменеем с перепугу, — подумалось отцу.
— Инанна, — шепнул дядя Жерар, наверное, испытав сходные чувства. — Она же — Иштар, великая богиня-мать. Видите семь безделушек из ее ожерелья, они — единственными прикрывают ее восхитительную наготу…
— Это же ваджры… — просипел Мишель.
— Те самые семь ключей, изготовленные семью владыками — аннунаками, чтобы отпирать самые запретные двери. Идемте дальше, месье, мне надо вам кое-что показать…
Обогнув громадное изваяние крылатого пятипалого быка с физиономией свирепого пирата, они подошли к стене, на которой висела старинная черно-белая фотография в скромной рамке. У Мишеля мелькнуло, что ее, наверное, умышленно поместили в углу за статуей, чтобы лишний раз не бросалась в глаза посетителям. Снимок, судя по потемневшему картону, был ровесником того, что запечатлел руины зиккурата у холма Бирс-Нимруд, с разглядывания которого они с Жориком начали экскурсию по музею. Мнимая Вавилонская башня, кстати, присутствовала и тут, только теперь маячила на заднем плане, возвышаясь над головами мужчины и женщины в центре композиции. Оба были в запыленных брючных костюмах, какие в позднюю колониальную эпоху носили европейцы, когда отправлялись в тропики. На голове дамы была широкополая шляпа, чуть сдвинутая на затылок по просьбе фотографа за секунду до того, как щелкнул затвор фотокамеры, поймав хрупкое мгновение в объектив и заточив там навеки, в то время, как остальные пронеслись мимо и канули в небытие, куда уходит все, оборачиваясь ничем.
Сама обладательница шляпки была молода и необычайно хороша собой. Но ее красота не была чувственной, полной восточного колорита, как у богини Иштар, величаемой шумерами владычицей ночи, являвшейся в оазисы вместе со зноем дыханием бескрайних пустынь. Нет, женщина с фотографии была абсолютно иной. Настоящей Снежной королевой из сказки про Кая и Герду, и ее ослепительная красота была соответствующей, родом из северных широт. Она показалась Мишелю холодной и отстраненной. От нее веяло белоснежными льдами, сковавшими скандинавские шхеры в лютые январские морозы. Такими, должно быть, грезились умирающим викингам валькирии, дочери великого Одина, спускавшиеся на поля сражений из морозных облаков в вихре снежинок, чтобы умчать павших храбрецов в заоблачную Валгаллу.
Какие-то люди на заднем плане, скорее всего, арабы, судя по белым накидкам, копошились за спиной красавицы на дне небольшого котлована, обнажившего пласты земли вперемешку с кирпичной кладкой, слоеный пирог, нашпигованный осколками давно минувших эпох. Отцу стало ясно, это помощники археологов. Одного он никак не мог взять в толк, что поделывает Снежная королева среди барханов, неужто не боится растаять под испепеляющими лучами солнца, столь губительными для тех, кто явился с севера…
— Знакомьтесь, милейший месье Адамов, перед вами — Сара Болл… — негромко обронил дядя Жерар. Не без усилий оторвавшись от мнимой валькирии, Мишель перевел взгляд на ее спутника. Он был гораздо старше скандинавской воительницы, пожалуй, годится ей в отцы. У него было запоминающееся волевое лицо. Суровые складки на лбу и в уголках рта. Взгляд острый, пронизывающий, это было видно даже на фотографии. Резко очерченные скулы. Брови, сведенные к переносице.
Причудливая внешность, — отметил про себя Мишель. — Не поймешь, европеец перед тобой, или янычар из личной гвардии оттоманского султана. Выбритый до блеска череп, точно, как у магометан, чтобы голова не прела под юскюфом, войлочным колпаком, какие таскали и янычары, и гулямы. Вдобавок, усы, явно подкрашенные хной и лихо закрученные кверху. Ятагана только не хватает…
Еще, папе показалось, будто он где-то уже видел этого странного человека. Точнее, его фотографию, ведь они оба, и прекрасная валькирия, и предполагаемый янычар, наверняка жили в иную, давно минувшую эпоху. Добрую сотню лет назад…
Воинственный облик незнакомца слегка портили военного покроя френч с большими карманами на пуговках и тропический пробковый шлем, который мужчина зажал подмышкой. Оба последних предмета имели явное европейское происхождение.
Впрочем, как знать, как знать, — пронеслось у папочки. — Кто может поручиться, будто янычары не таскали френчей? Что же до британского колониального шлема, разве нельзя предположить, что он добыт в бою…
— А теперь, будьте любезны, месье, обратите внимание на штуковину в руках миссис Болл, — предложил Жорик, прервав ход папиных мыслей. Мишель последовал совету и немедленно узнал ваджру, о которой недавно услышал так много интересного. Она действительно напоминала изящный скипетр с трехгранным клинком на конце, он походил на штык от винтовки начала столетия. Что же до материала, из которого его сделали — тут Мишель затруднился, как его охарактеризовать. Предмет был молочно белым, словно его вырезали из слоновьего бивня. При этом, Мишель побился бы об заклад, что ваджру отлили из металла. Только это был очень странный металл, ничего похожего папа никогда прежде не видел. Он поделился мыслью с Жориком…
— Никто не видел ничего похожего, — подтвердил папину догадку француз. Сара Болл описывала этот материал, как вещество неизвестной природы. Оно обладало рядом странных свойств. Во-первых, светилось в темноте. Во-вторых, неправдоподобно долго хранило тепло, как будто могло аккумулировать его. При этом, оказалось таким прочным, что, пролежав в земле многие тысячи лет, не получило ни единой царапины. Подметив эту особенность, Сара пробовала поцарапать поверхность ваджры стальным клинком. Из затеи ничего не вышло. Одновременно, на изделии не было заметно ни малейших признаков коррозии, хотя, должно быть, вам известно не хуже меня: в Междуречье — высокий уровень грунтовых вод, а сами они солоноватые. В итоге, здешняя почва — настоящий бич для археологов…
— Неужели находку не исследовали в химической лаборатории? — удивился Мишель.