— Думаете, она была британской?
— Ну, а кто в те годы владычествовал над морями, месье? Не немцы же сами себя расстреляли? — Жорик вяло хохотнул. — Но, повторюсь, никаких опознавательных знаков судно не несло, его экипаж заранее побеспокоился о том, чтобы чудом уцелевшие свидетели не сподобились определить национальную принадлежность посудины. Это случилось за два года до начала войны, никто не хотел начать ее раньше времени. Инцидент так и остался нерасследованным, немцам оказалось не с руки раздувать эту историю, чтобы не афишировать свою активность в окрестностях Эль-Хиллы, англичане сделали вид, что не при делах. Пальбу как бы списали на пиратов…
— В Персидском заливе?! На канонерской лодке, не уступающей по огневой мощи броненосцу береговой обороны?! Помилуйте, месье!
— Вы же знаете, старина, сверхдержавы, если это им выгодно, умеют корчить из себя дураков не хуже простых людей. Спецслужбы обменялись приветами. Нукеры Ас-Саффаха, под видом разбойников, зарезали английских ученых, британцы вернули немцам привет при помощи неопознанной канонерки. Боевая ничья. Холм Бирс-Нимруд перестали беспокоить и те, и другие… Паритет… При этом, как вы понимаете, сомнительно, будто такого рода военно-морскую операцию мог санкционировать какой-нибудь заштатный контр-адмиралишка, хоть, в случае провала, такой бы обязательно нашелся, чтобы стать стрелочником. Думаю, приказ поступил непосредственно из Лондона. А знаете, кто в то время был Первым Лордом Адмиралтейства? Уинстон Черчилль, месье! Кровожадный ястреб, поставленный военно-морским министром усилиями британской партии войны после того, как этот упырь проявил себя на посту главы МВД, отдавая распоряжения палить из винтовок по манифестантам. Так вот, Черчилль и дальше не оставлял своим вниманием Месопотамию. Это ведь он велел генералу Арчибальду Мюррею выдвинуться из Каира и, соединившись с конницей эмира Фейсала, очистить Месопотамию от немцев. Фейсал после этого круто пошел в гору, многократно отличился в боях и окончил войну в чине фельдмаршала. Подозреваю, он был протеже сэра Уильяма. Таким образом, резонно предположить, Черчилль не только был в курсе по части истории с дарами Иштар, но и лично курировал эту операцию как один из самых влиятельных членов правительства Его Величества. Вот и смейтесь после этого над наивностью конспирологов, месье…
— Получается, барон фон Триер вернулся в Германию с пустыми руками? — спросил Мишель.
— Он не вернулся, — отвечал Жорик. — Погоня за Мэ стоила ему жизни. После вторжения в Ирак конницы эмира Фейсала немцам довелось уносить из Месопотамии ноги. Понятия не имею, где носило фон Триера во время войны, полагаю, он провел несколько лет в Сирии. Незадолго до капитуляции Турции он всплыл в Стамбуле, откуда намеревался при первой же возможности выехать в Берлин. Это оказалось затруднительно. Шел восемнадцатый год, после капитуляции Болгарии положение дел на Балканском ТВД стало для немцев отчаянным. Сухопутное сообщение между Берлином и Стамбулом было перерезано войсками Антанты, с моря Босфор блокировали британские линкоры. По сути, фон Триер угодил в мышеловку…
— А Ас-Саффах?! — спросил папа.
— Тоже безнадежно застрял в Стамбуле. Ему было еще хуже, чем барону. В городе зрел мятеж. Турецкие командиры средней руки были не против сдать главарей хунты союзникам в обмен на собственные жизни. Стандартная ситуация, не так ли? В случае с Ас-Саффахом ситуация осложнялась еще и тем, что на него охотились люди эмира Фейсала. Узнав от кого-то, как Мясник обошелся с мисс Болл, фельдмаршал иракской армии назначил за его голову крупное вознаграждение. Наконец, были ведь жаждавшие мести курды и армяне, которым Джемаль, пока был генерал-губернатором Сирии, рубил головы, не задумываясь о последствиях. Короче, его жизнь висела на волоске. Растеряв всех своих нукеров, любой из них, как опасался Мясник, мог запросто продать, он поселился в небольшом караван-сарае неподалеку от порта, откуда почти не выходил на улицу из опасения перед покушением. С ним остались двое самых преданных и свирепых слуг, попеременно охранявших генерала, пока тот отчаянно искал способа спастись. Бежать было некуда, кроме Берлина. В этом мог помочь фон Триер. Но тот не спешил выручать своего бывшего подручного, отделываясь туманными обещаниями посодействовать. Шайтан, раньше, чем ты пошевелишься, глупый самодовольный немецкий павлин, меня вздернут на ближайшем фонаре, думал Ас-Саффах и потел от тошнотворного ужаса.
— Эти шакалы из правытэльства только дожидаютса удобнаго случая, чтоби пэрэмэтнуться на сторону англичан! Нас с вами или сразу павесят, или видадут на расправу саюзныкам, гаспадин палковнык, — заявил он фон Триеру при встрече, назначенной в грязной чайхане на берегу Босфора, куда захаживали одни докеры, и те, компаниями, чтобы не нарваться на неприятности.
— Меня вешать на за что, генерал, — напомнил барон с холодной улыбкой. — Я же — не военный преступник. — В крайнем случае, попаду в плен…
Сидя за столом, немец не притронулся к пиале с чаем, которым его угостил генерал. Его правая рука лежала на столе, левая пряталась под длинным плащом, Джемаль спинным мозгом чувствовал, там — пистолет.
— Нэ баитесь, случайно, что ни даживете де плэна?! — не скрывая угрозы, спросил Ас-Саффах.
— У меня под плащом — «Парабеллум» со снятым предохранителем, у Отто, — фон Триер кивнул в направлении верного ординарца, примостившегося за соседним столиком, — еще один «Люгер» и граната с выдернутой чекой. Мы пустим в ход оружие при малейшей опасности, предупреждаю вас, генерал…
— Мэня прэдупрэждаете? — Мясник картинно коснулся широченной груди. — Вай, какое нэдавэрие, абидно слушать от такого уважаемого чалавэка, как ви Ви нэ поньяли. Я намэкаю, вдруг какой-то шайтан покусится на ваши кльючи?
— Они имеют ценность лишь в глазах профессиональных историков, — обронил барон, слегка побледнев, что, впрочем, не скрылось от внимательного от природы Мясника.
— Я би мог взиать их на хранение… — предложил Ас-Саффах. — Пока мы не пэрэбэремся в Бэрлин…
— Спасибо за предложение, генерал, я о нем подумаю, — заверил фон Триер, покидая стул.
— Если успэешь, сабака, — процедил Джемаль-паша, когда за бароном захлопнулась дверь. Его нукеры, меняя друг друга, уже с неделю, как взяли квартирку, где проживал фон Триер, под наблюдение. Это было несложно, Мясник со своими головорезами поселился неподалеку. Триер о новых соседях, разумеется, ничего не знал…
Еще около двух недель не происходило ничего примечательного. Немцы отсиживались дома, лишь ординарец выходил пару раз за продуктами, и дважды — на телеграф. И сразу после этого — в порт, где разговаривал с лодочником и, как доложил нукер, дал ему немного денег. Залог, понял Мясник. Искушение схватить прыщавого рыжеволосого немца, а с ним — и лодочника, для задушевной беседы в ближайшем подвале, было велико, но Ас-Саффах преодолел его чудовищным усилием воли.
— Вспугниешь птычку, — сказал он себе, запасаясь терпением. — Ищо нэ врэмья, слишишь. Но уже скоро тепер…
Он не ошибся. Час «Ч» наступил на следующий день. Точнее, в следующую ночь. Около полуночи Мясника разбудил один из телохранителей, доложив, что немцы куда-то собрались.
— С вещами, хозяин, так что я не думаю, будто они вернутся…
— Куда пошли?!
— К порту…
— Вперед, — скомандовал Ас-Саффах. — Упустите гяуров — обоих кастрирую, Аллахом клянусь…
Небо над городом было затянуто тучами. Узенькие кишкообразные улочки Лалели продувало ветром с Босфора, он пронизывал до костей. Фон Триер, поежившись, поднял воротник полупальто. Следовавший за ним тенью ординарец втянул голову в плечи. Оба попеременно озирались по сторонам, держа оружие наготове. Триер нес старенький кожаный саквояж, ординарец — небольшой пошарпанный чемодан. Другой поклажи не было. Они договорились идти налегке.
Не повстречав по пути ни одного прохожего, что не удивительно, ибо было поздно, а погода стояла промозглая, явно не для прогулок, немцы свернули за угол. Следующая улочка оказалась такой же кривой и пустынной. Лишь пару окон светилось в отдалении, свидетельствуя, город не вымер целиком.
— Ненавижу этот проклятый каменный мешок, — пробормотал фон Триер на ходу.
— Скорей бы уже домой, герр оберст, — подхватил ординарец.
— Скоро будем дома, — обещал барон. Они свернули под арку.
— Осторожней, герр оберст, здесь ступени.
Днем с лестницы, куда они вышли, открывался впечатляющий вид на Золотой рог, но сейчас лишь один единственный огонек сиротливо мерцал далеко внизу, даже вода не серебрилась, Луна спряталась за тучи.
— Наш баркас, — подал голос ординарец. — Я попросил Али зажечь керосиновую лампу на корме, чтобы мы не заблудились…
— Это были его последние слова. К ним метнулась тень, мелькнуло лезвие ножа, вошло ординарцу меж ребер. Практически целиком, по рукоять. Не проронив ни звука, ординарец повалился на камни, выронив чемодан. Фон Триер успел выстрелить несколько раз, прежде чем его ударили по уху с такой силой, что из глаз посыпались искры. Он отключился, правда, всего на пару мгновений. А, очухавшись, обнаружил себя лежащим на спине, с приставленным к горлу ножом.
— У меня есть деньги, — выдавил из себя фон Триер на ломанном турецком, сгоряча решив, что стал жертвой уличных грабителей. — Берите их все…
— Я же гаварил, палковник, как би не вишло с табой беды, — донесся сверху насмешливый голос Ас-Саффаха.
— Генерал?! — барон попытался приподняться, лезвие тотчас же впилось в кожу. — Что за шутки?! Немедленно прикажите своему головорезу отпустить меня!
— Ты пасматри, какой борзый, — ухмыльнулся, судя по интонациям, Джемаль-паша. — Валяется в грязи, но прадалжает камандовать…
— Зарэзать его? — спросил нукер.
— Абажди…
— Что вам нужно?! — выдохнул фон Триер.
— Я тэбэ уже сказал, ты что, савсем с галавой нэ дружишь? Я хачу свалить из этаго засраного города, гдэ мэнья хатят павэсить на сталбе. Еще гаварил, хачу в Берлин. Гаварил? А ты дурил мне галава, ришил сам ноги здэлать. Тэпэр протянешь их…