— И этот барон фон Триер действительно… — начал он.
— Был зарезан неизвестными, — отчеканил Дзержинский. — Генерал, — он отвесил вежливый поклон Мяснику, — подозревает, что тут не обошлось без агентов английских спецслужб. Я, признаться, разделяю это мнение.
— А эта Сара — жива? — спросил Свердлов.
— Находится в Ираке под охраной солдат эмира Фейсала. К ней не подобраться…
— Как интересно, — пробормотал Свердлов, бесцеремонно сдвинул бумаги на столе председателя ОГПУ, уселся на освободившееся место и крепко задумался. Дзержинский предпочел не мешать. Сел за стол и принялся размешивать сахар в стакане с чаем, который давно остыл.
— Допустим, ваш рассказ имеет некоторое отношение к реальности, — проговорил Свердлов через пару минут себе под нос, словно размышляя вслух. — И эта гойская шикса на самом деле вырыла из песка нечто изумительное. И что?
— Как, что?! — тоже негромко, в тон Свердлову, спросил Дзержинский.
— Допустим даже, эта штука способна оживить мертвеца, — явно не слыша оппонента, продолжал председатель ВЦИК. — Я даже готов допустить, глупым англичанам хватит ума, пустит ее в ход, чтобы вдохнуть новую жизнь в свою обожаемую королеву Викторию, эту старую злобную мегеру, которая никак не удосуживалась подохнуть, явно назло мировому пролетариату. Конечно, не думаю, будто такого рода затея придется по вкусу королю Георгу, этому лживому миротворцу и потаенному поборнику империалистической войны. Он лишь недавно выкарабкался из-под матушкиной юбки, загнать его обратно за здорово живешь, не получится. Впрочем, это их дела. Мы, большевики, выступаем за невмешательство. Что же касается нас, то…
— То… — завороженно повторил за Свердловым Дзержинский.
— То, я решительно не представляю, нам-то, в России, кого оживлять. Царя Николашку, разве что, чтобы по второму разу пустить в расход. Так он еще в первый раз не умер, кстати, надо будет пошушукаться об этом с Ильичом, пора нам гражданина Романова того, кончать, разом со всем его блядским августейшим выводком. Вот и спрашивается, какой нам, большевикам, от этого приспособления прок?
— Ну… — начал Дзержинский растерянно.
— Конечно, если бы, вдруг, не дай-то бог, мы потеряли нашего незаменимого дорогого Ильича, взял бы он, да менингитом заболел, или шею свернул на льду… — лицо Якова Свердлова стало мечтательным. Дзержинский, не сводивший с него глаз, судорожно сглотнул.
— Уж мы бы тогда, конечно, не оплошали… — добавил председатель ВЦИК.
— Ильич — он — незаменимый, — перейдя на звонкий шепот, сказал Феликс Эдмундович.
— Конечно, Ильича очень даже запросто могут подстрелить, — вел дальше Свердлов, оставаясь на своей волне. — Даже наверняка пристрелят рано или поздно из-за того, что он взял себе за правило не реже раза в неделю выступать перед рабочими массами.
— Это же вы его уговорили быть поближе к народу, — просипел Железный Феликс, делая круглые глаза.
— Да?! — встрепенулся Свердлов. Изумление в голосе второго человека в большевистской партии было столь искренним, что Дзержинский предпочел отвести глаза.
— Я читал в одной из желтых газетенок, расплодившихся в Перестройку, что это Яков Сверло организовал покушение на Владимира Вабанка в августе восемнадцатого года. А Каплан просто подставил, сделав крайней!
— Да что вы говорите? — сказал Жорик. — Впрочем, почему бы и нет? Сверло был вторым человеком в Советской иерархии. Случись что с Вабанком, он бы автоматом выдвинулся на первое место…
— Кто, кроме вас, меня и турецкого товарища, знает о предназначении этих предметов? — спросил Свердлов и так сверкнул стеклами пенсне, что Дзержинскому чуть не поплохело.
— У нас в РСФСР? — уточнил Железный Феликс. — Никто. В том-то и дело. Вот потому-то я и попросил вас приехать на Лубянку, а то, знаете, этот чертов хитрован Джугашвили, который повсюду сует свой длинный нос, развел в Кремле слишком много шпионов…
— Вот-вот-вот, — подхватил Свердлов горячо. — Именно о нем я и хотел вас предупредить, любезный Феликс Эдмундович. — Терпеть не могу этого туповатого выскочку еще с Туруханского края, куда нас с этим ничтожеством отправили в ссылку. Редкостная мразь. Поэтому, давайте условимся: пускай, кроме нас, и дальше никто ни о чем не догадывается. Включая самого Ильича. Он весь задергался, нам надобно его щадить. Я бы сказал — ограждать и оберегать.
— Ну, это мы завсегда… — сказал Дзержинский, хлопнув себя кулаком по груди.
— Пока не настанет момент воспользоваться этими штуками. Договорились? — Свердлов испытующе поглядел на шефа ОГПУ.
— Как скажете, Яков Михайлович, — откликнулся Дзержинский. — Я — могила…
Неожиданно его кинуло в пот, и он судорожно расстегнул ворот гимнастерки непослушными ватными пальцами.
— И вот что еще. Пока все не уляжется, надо бы отослать генерала куда-нибудь подальше. Чисто для маскировки, понимаете?
— Куда отослать? — спросил Железный Феликс.
— А хотя бы в Бухару или Самарканд. Где там у нас совершенно распоясались эти проклятые басмачи? Вот туда и шлите. Вы же назначили генерала председателем общества содействия революции и исламу? Отлично, ни у кого не возникнет даже тени подозрения. Пускай отправляется в Туркестан и агитирует басмачей, чтобы вступали в ряды Красной Армии, будут вместе с нами, под знаменами товарища Троцкого, резать империалистическую военщину. Есть у вас надежные люди не из болтливых, чтобы сопроводить товарища Джемаля в Среднюю Азию?
— Конечно, — Дзержинский кивнул. — Я пошлю с ним товарища Сварса. Он — из Латышских стрелков.
— Вот и чудненько, — сказал Свердлов, соскальзывая со стола.
— А ключи? — напомнил Железный Феликс.
— Спрячьте в сейф. Когда настанет время, поглядим, как с ними быть…
— Поглядеть ему не удалось, — констатировал дядя Жерар. — Не прошло и года, как могущественного председателя ВЦИК унесла эпидемия «испанки». «Пурпурная смерть», лютовавшая по всему миру после Мировой войны, не делала разницы между богатыми и бедными, пролетариями и буржуа, империалистами и чекистами, с равной охотой забирая и люмпенов, и тех, кто воображал себя сильными мира сего. Товарищ Яков сгорел буквально за несколько дней, так что, ему было не суждено было пережить вождя мирового пролетариата, если, конечно, он лелеял надежды занять его место. Ас-Саффах в это время находился в Средней Азии, где не утихали яростные стычки между басмачами и летучими отрядами Красной армии. Дрезинский сдержал слово, командировал его туда. Правда, миссия не увенчалась успехом. Наладить отношения с басмачеством не удалось. Вернуться из Туркестана — тоже. Насколько известно из официальных источников, бывший генерал-губернатор Багдада погиб от пули басмача у города Ош в Фергане во время операции по ликвидации Кара-Ходжи, одного из самых опасных главарей мятежников. Отчет об обстоятельствах гибели Джемаль-паши составил оперуполномоченный ОГПУ Эрнст Сварс, тот самый чекист, которого приставил к Мяснику Дрезинский. Позже Сварса наградили за проявленный героизм Орденом Боевого Красного Знамени. Тут одно из двух, месье. Либо Ас-Саффаху действительно не повезло нарваться на бандитскую пулю, либо его прикончили свои. Убрали сами чекисты, как опасного свидетеля. По-моему, это весьма правдоподобный расклад, если Дрезинский, допустим, решил навсегда похоронить сомнительную историю с ключами Иштар. Скажем, разуверившись в их чудодейственной силе. Смерть настигла Ас-Саффаха в двадцать четвертом. Практически одновременно с ним, но за тысячи миль от Ферганской долины, в Берлине, скоропостижно скончался Лазарь Парвус, делец, вытащивший Джемаль-пашу из осажденного союзниками Стамбула, а потом устроивший ему встречу с Феликсом Дрезинским. Бедняга, представьте себе, разорился и свел счеты с жизнью, отравившись цианидом. Примечательно, что немецкая уголовная полиция, расследуя сей печальный инцидент, не обнаружила в квартире покойного ни одного финансового документа. Ни единой паршивой бумажки, месье! А ведь поговаривали, Парвус скопил целый архив. Как по мне, это здорово напоминает зачистку. С уходом этих двоих персонажей, в Советской России не осталось никого, кто владел полной информацией о сделке и ее предмете…
— За исключением самого Дрезинского, — напомнил Мишель.
— Впрочем, все вышеперечисленное может, в равной степени, свидетельствовать в пользу того, что Дрезинский, наоборот, наконец-то решился использовать полученные от Мясника артефакты. В таком случае, я не стал бы исключать, что Джемаль-паше сохранили жизнь. ОГПУ ничего не стоило инсценировать его гибель.
— Что такого экстраординарного, могло произойти в двадцать четвертом году, чтобы заставить Дрезинского действовать?
— Что такого экстраординарного?! — переспросил француз с издевкой. — Ну вы даете, старина! В самом начале года в подмосковных Горках умер Владимир Ильич Вабанк, единственный большевистский лидер, у кого хватало авторитета держать всю кремлевскую свору в руках…
— И что, по-вашему, Железный Феликс, надумал оживить Ильича, как Думузи — свою возлюбленную — Иштар? — спросил Мишель хрипло.
— Этого я вам не скажу. Но, во второй половине двадцатых годов западноевропейские, а затем и латиноамериканские газеты довольно много писали об экспедиции к истокам Амазонки, якобы организованной знаменитым русским художником и путешественником Константином Вывихом на паях с сэром Перси Офсетом. Вывих, правда, к тому времени, эмигрировал из России в США, где позиционировал себя противником большевизма. Но ходили упорные слухи о его связях с советским режимом и, в частности, с органами ВЧК. Поговаривали, будто именно Лубянка финансировала его путешествие в Гималаи, а, как минимум половину спутников Вывиха составляли чекисты из Иностранного отдела ОГПУ. О совместном предприятии, затеянном двумя выдающимися первопроходцами, тоже ходило множество смутных слухов, один неправдоподобнее другого. Утверждалось, в частности, будто все организационные вопросы взяла на себя советская сторона, выделившая для нужд экспедиции современный исследовательский корабль, отплывший в Амазонию поздней весной 1926 года. Правда, история оказалась подозрительно бедна по части фактов, зато изобиловала домыслами, и впоследствии ее объявили газетной уткой. Это устраивало всех, и русских, и англичан, и американцев. Никто не захотел докапываться до истины.