— Верно. Но с ними много женщин и детей; среди них моя сестра и племянница. Porbisitas! (Бедняжки!)
Молодой офицер снова неловко ерзает, на лице его выражение боли. Он и есть тот двоюродный брат, о котором, как уже говорилось, забыла Гертруда.
— У них с собой много больших колесных экипажей? — спрашивает полковник. — Это американские фургоны?
— Да.
— Сколько? Ты помнишь?
— Думаю, шесть или семь.
— И много вьючных животных?
— Да, не меньше восьмидесяти мулов.
Какое- время полковник задумчиво молчит, потом говорит:
— Виллануэва знает, как выстроить из этих фургонов корраль; вместе с вьючными животными, не говоря уже о тюках и ящиках, получится бруствер, который можно защитить. Если их не захватят в пути врасплох, он обязательно использует эти предосторожности. В таком укреплении и вооруженные, они могут долго выдерживать натиск любого количества краснокожих. Самое опасное, если они окажутся в месте без воды. В таком случае им придется сдаться, а сдаться апачам — это смерть.
— Santissima! Да, мы все это знаем. Но, Реквеньес, ты серьезно думаешь, что они могли столкнуться с таким бедствием?
— Не знаю, что и думать. Стараюсь не тревожиться, но, как ни посмотришь, положение кажется серьезным. Сообщение от них должно было прийти уже несколько дней назад. Оно не пришло, и какое еще может быть объяснение?
— Верно, какое? — в отчаянии говорит ганадеро. — Но что нам делать? — добавляет он.
— Я уже какое-то время думал об этом и не мог прийти к выводу. Но сейчас я принял решение.
— Какое?
— Послать один из моих отрядов по их пути с приказом, если понадобится, дойти до вновь открытой шахты; во всяком случае установить, что помешало им с нами связаться.
— Кажется, это лучший и единственный способ, — отвечает дон Хулиано. — Но когда ты собираешься отправить отряд?
— Немедленно — как только он будет готов. Для такой экспедиции в основном через дикую местность нужны припасы. Приказ я отдам сейчас же. Сесилио, — обращается он к адъютанту, — беги в казарму и попроси майора Гарсиа немедленно прийти ко мне.
Молодой офицер хватает свой кивер и бежит к выходу. Но еще не выйдя, видит за порогом что-то такое, что заставляет его, к удивлению находящихся в комнате, вернуться.
— В чем дело? — спрашивает полковник.
— Смотрите!
Он показывает на plaza (площадь), видную в открытое окно. Вскочив и подойдя к окну, они видят молодого человека верхом, приближающегося к дому. Лицо у него бледное, одежда потрепанная и в грязи, у лошади, на которой он сидит, из ноздрей идет пар; она в пене, и бока ее вздымаются и опадают.
— Карамба! — восклицает полковник Реквеньес. — Это молодой Трессилиан, сын партнера Виллануэвы!
Глава XXIXНа помощь
Мгновение спустя Генри Трессилиан входит в комнату, и его тепло встречают полковник и ганадеро; молодой офицер не так приветлив, хотя недавно они были друзьями. Холодность Сесилио Ромеро легко понять, но во время последующей сцены со многими торопливыми вопросами и столь же поспешными ответами никто не обращает на это внимания.
— Ты принес новости, дурные, боюсь? — спрашивает полковник.
— Да, дурные. Мне жаль это говорить, — отвечает посыльный. — Это вам, сеньор, от дона Эстевана Виллануэва. Там все сказано.
Он достает сложенный листок и протягивает полковнику.
Развернув его, полковник читает вслух, Ромеро слушает, потому что это касается и его.
Вот что читает полковник:
«Herminano mio (брат мой),
Если небо позволит, чтобы это попало тебе в руки, ты узнаешь, что нам грозит страшная опасность. Мы окружены индейцами апачами, самым кровожадным их племенем койотерос. Не стану объяснять, где и почему. Если смелый мальчик сумеет доставить тебе это письмо, он передаст тебе все подробности. Я знаю, как ты будешь действовать, когда их услышишь, поэтому мне нет нужды тебя просить. Только от тебя зависит наша безопасность — наша жизнь. Без твоей помощи мы погибли.
Эстеван Виллануэва».
— Они не погибнут! — восклицает охваченный возбуждением полковник. — Ни один не погибнет, если копейщики из Сакатекаса смогут их спасти. Я приду им на помощь, мы выступим немедленно. Сесилио, беги в казарму! Немедленно возвращайся с майором Гарсиа. А теперь, сеньорито, — добавляет он, повернувшись к Генри Трессилиану, — подробности. Расскажи нам все. Но сначала где находятся в опасности наши друзья? В каком месте их окружили?
— В необычном месте, сеньор полковник, — отвечает молодой англичанин. — На вершине горы.
— На вершине горы! — повторяет полковник. — Действительно необычное место. Что за гора?
— Она одна стоит посредине лланос, далеко от других гор. Она известна как Серро Пертидо.
— А! Я о ней слышал.
— Я тоже, — говорит ганадеро.
— Это выше истоков Хоркаситаса. Одинокая вершина — меса, как она называется. Но как они там оказались? Это в стороне от их пути.
— Мы были вынуждены повернуть туда, сеньор, потому что у нас не было воды. Так посоветовал проводник, и это был бы хороший совет, если бы туда не явились и индейцы.
— Мучачо, не буду больше мешать тебе расспросами. Рассказывай. Но сначала осуши чашку с каталанским бренди, чтобы освежиться. Ты в этом нуждаешься.
— Еще кое-кто нуждается в этом, сеньор. И больше заслуживает.
— Кто это?
— Мой конь. Если бы не он, меня бы здесь не было.
— А, твой замечательный конь, — говорит полковник, выглядывая. — Я его помню. Это Крестоносец. Да, он нуждается в подкреплении и получит его. Сержант! — Он громко подзывает ждущего снаружи дежурного сержанта, который, немедленно появившись в двери, получает приказ позаботиться о черном коне.
— А теперь, muchacho mio, рассказывай.
Генри Трессилиан, по-прежнему торопливо, что можно понять, рассказывает, что происходило с караваном с момента отправления от выработанной шахты у Ариспе до прибытия к Пропавшей горе. Потом о неожиданном появлении индейцев, в результате чего пришлось отступить на вершину Серро, и о последующих событиях — вплоть до того, как его спустили с утеса и ему удалось уйти благодаря несравненной быстроте коня.
— Сколько там индейцев? — спрашивает полковник. — Можешь сказать, сеньорито?
— Мы считаем, от четырехсот до пятисот человек; но когда я уходил, они там были не все. За несколько дней до этого примерно половина отправилась в грабительский набег на юг; так считает наш проводник, потому что индейцы были в боевой раскраске, как для тропы войны.
— Они еще не вернулись, когда ты уходил?
— Нет, сеньор полковник; ни следа не было.
— Теперь я понимаю и жалею тех, кто живет в низовьях Хоркаситаса. Несомненно, они направлялись туда. Тем больше причин у нас побыстрей идти к Серро Пертидо. Мы можем пререхватить этих грабителей, когда они будут возвращаться. Сержант!
Снова обращение к дежурному, который немедленно появляется в двери.
— Вызови трубача! Передай ему приказ немедленно играть общий сбор. Нужно отправляться без задержки. Как хорошо, что индейцы яки ведут себя спокойно, иначе я сейчас был бы у Гуайамаса.
— Да, нужно выступать, Реквеньес. Но хватит ли твоего отряда? Сколько людей ты возьмешь с собой?
— Пятьсот человек. Но со мной будет батарея горных гаубиц, это еще пятьдесят человек.
— Я тоже пойду, — говорит ганадеро, — и, чтобы людей хватило, могу прихватить с собой сотню моих лучших людей из числа вакуэрос. К счастью, они все здесь, собрались у моего дома на herradero (клеймление скота), оно должно быть завтра. Но его можно отложить. Hasta luego (До свидания), полковник. Поеду за ними. Мы будем здесь и готовы к выходу раньше, чем твои солдаты.
— Bueno! (Хорошо!). Понадобятся они или нет, но хорошо иметь с собой твоих храбрых вакуэрос.
Площадь Ариспе превращается в оживленную сцену, сюда со всех сторон собираются возбужденные люди. Новость, принесенная молодым англичанином, как лесной пожар, расходится по всему городу: Виллануэва и Трессилиан вместе со всеми своими людьми окружены индейцами. Los Indios! — слышно отовсюду; этот возглас внушает страх в сердца жителей Ариспе, как будто страшные краснокожие не во многих милях отсюда, а у ворот их города.
Потом следуют громкие приветственные крики: трубач возвещает появление копейщиков, и один за другим отряды въезжают на площадь, выстраиваясь перед резиденцией полковника, все в полном вооружении¸ готовые к выступлению.
Новые приветствия, когда во главе сотни человек приезжает дон Хулиано Ромеро; вакуэрос и ранчерос, в живописных костюмах, вооруженные до зубов, сидят на своих мустангах, свежих и нетерпеливо бьющих копытами.
Под приветствия въезжает батарея горных гаубиц и занимает свое место в строю. Марш начинается под крики vivas! Эти крики сопровождают движущуюся по улицам колонну; толпа провожает ее за пригородами с молитвами об успешном исходе экспедиции, в котором многие так заинтересованы.
Глава XXXИндейцы возвращаются из набега
Прошло еще десять дней, и осажденных по-прежнему неусыпно стерегут: постоянная сильная стража дежурит в двух местах, где можно спуститься на равнину.
За все это время ничего не нарушало монотонной жизни осажденных. Один день неотличим от другого, людям нечем заняться, только караул в голове расселины продолжает бдительно наблюдать за индейским лагерем.
И все же в жизни и во внешности осажденных произошли большие изменения. Продовольствие заканчивается, порции уже давно срезали наполовину, и на лицах заметны следы голода. Бледные худые щеки, впавшие глаза; самые слабые пошатываются на ходу, и место начинает напоминать больницу, а не лагерь путников. Они неверно рассчитали припасы, которые кончились гораздо быстрей, чем ожидалось.
В таком тяжелом состоянии они по-прежнему не уверены в судьбе своего посыльного, опасения в его безопасности усиливаются с каждым днем — с каждым часом. Они не думают, что он пал от руки койотерос. Напротив, убеждены, что ему удалось уйти, иначе в лагере индейцев были бы следы того, что его схватили; ничего подобного не видно. Но могло случиться что-нибудь другое: несчастный случай с ним самим или с конем мог задержать его в пути, если не остановить совсем.