— Эль Каскабель и младшие вожди совещаются, — сообщает гамбусино немного погодя. — Они удивлены: раньше никогда не видели фургоны. Возможно, они считают нас солдатами, и это заставляет их проявлять осторожность. Но скоро они увидят разницу. Por Dios! Они ее поняли! Они идут!
Глава XIЛагерь без обитателей
Догадка гамбусино верна: вряд ли слова, основанные на знании, можно назвать догадкой. Они буквально верны: именно такое невиданное зрелище — экипажи на колесах, с белыми пологами — заставило индейцев остановиться. Они хозяева пустынной местности, повелители лланос, но не всегда движутся по стране спокойно и беспрепятственно. Фургоны означают, что это лагерь бледнолицых. Если бы койотерос знали, что это лагерь шахтеров или коммерсантов торговой экспедиции из пограничных городов, они не стали бы совершать такой долгий маневр обхода. Но, возможно, это лагерь военных. Если так, нужно действовать совсем по-другому: отсюда их непривычная осторожность.
Как только два отряда соединились, Эль Каскабель созвал младших вождей, чтобы выслушать их мнение. Главный индейский вождь не располагает деспотической властью; даже в военном походе он должен считаться с мнением подчиненных. Как правильно предположил гамбусино, этим и объяснялась временная остановка.
Вопрос нетрудный и вскоре был решен. Индейцы пришли к выводу, но лагерь не военный, солдат в нем нет. Иначе они обязательно увидели бы людей в мундирах, но ни одного такого не заметили. Вообще не заметили людей, только животных: лошадей, мулов, крупный рогатый скот, все кажутся лишенными хозяев или сбежавшими от них.
Это могло бы показаться странным, но дикари так не считают. Они по опыту знают, что животные бледнолицых пугаются при их приближении, часто срываются с привязи, даже самой прочной. Именно такой страх они сейчас видят.
Тем более это убеждает их, что им не придется иметь дело с солдатами. У тех лошади дисциплинированные, да и всадники уже сидели бы на их спинах — по крайней мере некоторые.
Убедившись, что лагерь штатский, индейцы по приказу сближаются и движутся вперед; линия становится толще, дуга охвата ближе и уже. Они по-прежнему приближаются медленно, не из страха перед столкновением и не потому, что считают окружение полным и жертвам некуда деваться. Острожное приближение объясняется другой причиной. Перед ними большая добыча, и, если испугать животных, они могут разбежаться, прорваться через их ряды и разойтись по всей равнине, и поймать их будет трудно. А им еще предстоит разобраться с хозяевами животных. К тому же захватить их врасплох не удастся. Обитатели лагеря, кем бы они ни были, должны были давно их увидеть и сейчас наблюдают за ними хотя по-прежнему никого из них не видно. Бегающие взад и вперед животные мешают их разглядеть. Тем более нужна осторожность: поведение обитателей лагеря свидетельствует, что они намерены сопротивляться.
Убедившись в этом, индейцы отказываются от немедленного нападения. Они ждут ночной темноты, которая даст им больше возможностей, а пока они останавливаются за пределами досягаемости самых мощных ружей.
Они готовы спешиться, продолжая держать лошадей наготове; некоторые уже спешились. Но тут по линии передается приказ всем снова сесть верхом: произошло что-то, заставляющее изменить цель.
Вскоре они понимают причину этого: все животные ушли из лагеря в углубление в горе, которое находится сзади; здесь они стоят тесной толпой, по-прежнему испуганные, но не двигаются. Однако не это заставляет койотерос снова сесть верхом, но то, что лагерь прямо перед ними, а людей они по-прежнему не видят. Они очень внимательно смотрят на фургоны в коррале, через спицы колес, вдоль рядов вьючных седел, но ни фигуры человека, ни лица не видят. Солнце ярко освещает лагерь, и они должны были бы увидеть. Дикари очень удивлены — они впервые сталкиваются с таким. Им это кажется загадочным, и даже возникают мысли о сверхъестественном. Они знают, что у Научампатепетла необычная репутация, и многие вспоминают легенды своего племени. Они видят перед собой лагерь бледнолицых, со всеми его принадлежностями, с колесными экипажами, расположенными корралем, с большим шатром внутри — потому что шатер, по-прежнему стоящий на месте, хорошо виден в просветы между фургонами, на месте все животные, которые должны быть здесь, но нет ни одного человека, владеющего животными или контролирующего их, и это странно, удивительно и даже страшно!
Это какое-то время сильно действует на воинов, даже на их вождя, но лишь на время. Несмотря на свой суеверный герб на груди, сам Эль Каскабель не очень суеверен; немного подумав, он решает, что бледнолицые в лагере, просто он и его воины их не видят. Как знает читатель, в этом он ошибается; однако он решает проверить это свое мнение.
Самым нелепым и странным может показаться появление в этом месте почтенного старинного оружия, известного как «мушкет королевы Анны», однако правдивость нашего рассказа требует его представления.
Как ни странно это покажется, старинное ружье, несмотря на все его несовершенство, разошлось по всему миру и попало даже в руки индейцев апачей. Объяснить его появление просто: они получили его от своих наследственных врагов мексиканских пехотинцев, в вооружение которых входит этот экспонат лондонской башни Тауэр.
Закончив это необходимое отступление и вернувшись к койотеро, особенно к их вождю, мы слышим, как он приказывает принести старинное ружье, пройти вперед несколько шагов и стрелять в лагерь белых людей.
Спешившись, они начинают стрелять, целясь в фургоны и в шатер, и стреляют так метко, что их тяжелые пули весом в унцию попадают в цель. Но с таким же результатом, как если бы они стреляли в стены утеса, от которых звуки выстрелом из древнего оружия отражаются, словно в насмешку.
Глава XIIПогоня за Крестоносцем
По приказу Эль Каскабеля большое ружье снова и снова стреляет в корраль, и скоро в каждом фургоне и в шатре образуется много дыр. Но результат тот же: выстрелы в ответ вызывают только эхо. Теперь индейцы точно знают, что лагерь необитаем, и, если бы не знали хорошо топографии места, были бы очень удивлены. Но большинство из них бывало на вершине Научампатепетла, и теперь все вопросительно смотрят на гору. Туда должны были уйти белые люди, оставив все внизу.
Однако они по-прежнему никого не видят, ни одного лица. Потому что дон Эстеван приказал тем, кто находится у входа в расщелину, оставаться в укрытии в надежде заманить дикарей под огонь грозной батареи.
Но вождь койотеро слишком умен для этого. К тому же он хорошо понимает, что белым некуда уйти. Вдобавок он очень сердит из-за того, что его перехитрили, что он слишком медленно приближался к лагерю. Это означает, что предстоит осада, причем он не знает, насколько длительная; возможно, это помешает планам похода на Хоркаситас, придется совсем от него отказаться. Но есть и компенсация — так неожиданно появившаяся добыча, и судя по тому, что он видит, добыча неплохая. Шесть фургонов и большая палатка, к тому же еще носилки, не говоря уже о многочисленных животных. У путешественников, так хорошо подготовившихся, должно быть немало ценных вещей. Все это обещает хорошую добычу.
Лагерь все равно что захвачен, но вместо того чтобы приказать быстро двигаться вперед, вождь продолжает, как и раньше, действовать неторопливо и систематично: теперь скорость ничего не даст, зато можно кое-что потерять — потерять животных. Они по-прежнему толпятся в углублении утеса, но с поднятыми головами и настороженными ушами, ржут, фыркают и тревожатся, словно собираются бежать.
— Оставить оружие, все: ружья и копья, — приказывает вождь. — Приготовить лассо.
Все спешиваются; те, у кого есть копья, втыкают их вертикально в землю; у кого есть ружья, кладут их рядом. Все вещи также снимаются и складываются. Потом все снова садятся верхом, у каждого с собой только свернутая веревка, которая будет использоваться как лассо.
Освободившись от лишнего и приготовившись, они наконец движутся вперед, но не к лагерю, а к стаду животных; однако когда приближаются к входу в углубление в утесе, животные белых людей пугаются и пытаются прорваться: лошади, мулы, быки и коровы — все вместе. С грохотом, подобным грому, они устремляются вперед, земля дрожит от ударов сотен копыт, и животные, словно обезумев, вырываются на открытую равнину. Остановить их невозможно, тем более что лошади индейцев заражаются этим страхом, и управлять ими становится очень трудно. Линия охвата разорвана, и через промежутки в ней животные из лагеря проносятся ураганом. Впереди — большой конь, угольно-черный; многие индейцы положили на него глаз, приготовив лассо. Это Крестоносец, его ржание слышно в общем шуме, грива развевается, хвост летит сзади; вырвавшись за линию, он возбужденно ржет, не видя перед собой врагов. Ему вслед летят полдюжины петель, но не долетают и соскальзывают с блестящих боков; хором раздаются полные разочарования крики
Теперь все в смятении; окружение не удалось, животные в панике бегут, и теперь их можно остановить только после погони. Но лошади индейцев быстро преодолевают свой испуг и пускаются в преследование по ллане. Они свежее и в лучшем состоянии, чем животные из лагеря, и скоро этих животных одного за другим догоняют, набрасывают лассо, и перед преследователями остается только один конь.
Далеко от него, причем расстояние с каждым прыжком увеличивается, два глаза следят за погоней, вначале с опасениями, потом с радостью. Это глаза его хозяина Генри Трессилиана, который стоит на вершине месы, прячась за деревом.
Десяток дикарей продолжают преследование, и среди них сам вождь. Он многое бы отдал, чтобы стать владельцем этого несравненного скакуна, и сейчас напрягает все силы. Но напрасно. Крестоносец уходит все дальше и дальше и в конце концов превращается в точку на равнине. Разочарованные преследователи один за другим отказываются от погони, наконец останавливается и Эль Каскабель и в гневе возвращается.