ему вниманию нравоучительную комедию «Хитрые женихи и благоразумная невеста», как ни странно, довольно смешную. Из того, что авторство пьесы указано не было, я заключил, что и сочинил ее кто-то из королевской фамилии. А оба следующих дня мы активно развлекались на свежем воздухе, играя в волан, кегли, крокет, серсо и веттнагельн[38]. Признаюсь честно, на фоне королевского семейства смотрелись мы с Альбертом и Катей бледновато, разве что я и граф показали более-менее неплохие результаты в серсо и волане, Альберт почти на равных с королем валил кегли, а я неожиданно даже для себя блеснул в веттнагельне. Зато самую легкую, казалось бы, игру, крокет, мы безнадежно провалили, там борьба за лидерство шла исключительно среди прекрасной половины королевской фамилии, и в итоге абсолютной победительницей стала принцесса Александра.
Его величество проявил интерес к моей шашке и пришел в полный восторг от устроенной мной демонстрации с рубкой шелковых платков, палок и прочих предметов. А уж когда я нарубил салатику из гвоздей и проволоки, королю и обоим его сыновьям пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить подобающие их положению выражения лиц. Но вот сабля Орманди, которой я похвастался как своим трофеем, короля совсем не впечатлила.
— Венгерский дюсак, — определил его величество. — Ваш враг, я смотрю, был большим любителем антиквариата. Такими уже давно никто не воюет.
…Все хорошее когда-то заканчивается, подошел к концу и наш отдых в гостях у короля. Тем не менее, когда мы с Альбертом сели в поезд до Мюнхена, настроение у меня было очень даже хорошим. А что? После всех наших приключений мы неплохо отдохнули, в Мюнхене, как хотелось мне верить, меня с нетерпением ждали Герта с Анькой, из истории с Катей удалось выйти без особых потерь и расстройств. Мы с ней, кстати, успели немного побеседовать наедине, выдалась такая возможность… Так, ничего особенного, подтвердили статус-кво и расстались друзьями. Только вот так и не удалось мне избавиться от впечатления, что Катя все-таки что-то от меня утаила. Ну да не так это теперь и важно было, утаила и утаила…
— Алекс, — не очень уверенно начал Альберт, когда поезд отошел от станции Прин, — не пойми меня превратно, но я полагаю, что вправе знать… У вас с Кати что-то было?
Хм, с чего бы вдруг такой интерес? Неужели не понимал, оставляя нас вдвоем, что такое почти наверняка произойдет? Или у него тут какой-то свой интерес?
— Альберт, ты же понимаешь, что ни «да», ни «нет» я тебе ответить не могу? — воззвал я к его рассудительности.
— Понимаю, конечно, — признал он. — Но… Мне показалось, она к тебе неравнодушна.
— И? — я подтолкнул его к продолжению.
— И я подумал, что если бы вы поженились…
— Так, — остановил я его. — А теперь признавайся, ты познакомить нас именно для этого и хотел?
— Нет-нет, — Альберт даже руками замахал. — Ничего такого я не хотел! Но когда увидел, что она проявляет к тебе симпатию, решил, что было бы неплохо…
— Для кого неплохо? — самым невинным голосом, какой смог изобразить, поинтересовался я.
— Для вас обоих, — вывернулся Альберт.
— Дружище, — с мягкой укоризной сказал я, — Ты что-то не договариваешь.
— Кати очень легкомысленно относится к своему будущему замужеству, — выдал Альберт после несколько затянувшейся паузы. — Боюсь, она начнет отказывать всем подряд и дождется, что ее отдадут чуть ли не за первого встречного.
Ох, не того он боится, не того…
— Не отдадут, — заверил я его. — Этот вопрос она для себя уже решила. Не спрашивай, — я упредил попытку друга выяснить, что там решила Катарина, — все равно ответить не смогу. Со временем сам все узнаешь.
Надо же, кажется, он немного успокоился.
— Опять будешь с нашей хозяйкой и ее служанкой? — подмигнул Альберт.
— Ну, если они не нашли себе кого-то еще…
— Не нашли, не волнуйся, — Альберт широко улыбнулся. — Они, кстати, просили тебе привет передать.
— И ты молчал?! — взвился я.
— Во дворцах у стен бывают уши, — посерьезнел Альберт. — А иногда и глаза. Решил, что это не для них.
Да уж, это он прав… И решил правильно. Королю и без того забот хватает, чтобы еще и такое знать.
В Мюнхене я первым делом зашел в галантерейную лавку классом выше той, что располагалась в первом этаже нашего дома, и купил Герте с Анькой по две пары шелковых чулок, потратив почти все остававшиеся у меня деньги — предвидение подсказало, что с очередным переводом из дома, каковой должен был прийти дня четыре уже как, никаких проблем не будет. Так оно и оказалось, но прежде чем я это узнал, пришлось поучаствовать в бурном народном ликовании по поводу моего возвращения. Ну как народном? Того народа и было-то — Герта с Анькой, да виновник торжества. Но уж ликовали, так ликовали, я потом поднимался в столовую к обеду, как на Эльбрус какой-нибудь…
А через день стало ясно, что привезенная Катей бомба сработала. Я как раз отправился в университет, чтобы сдать дочитанный первый том Дюрнбергера и поменять его на второй, и выйдя из дома, сразу же проникся всей серьезностью момента. А что, тут проникнешься, понимаешь, когда на перекрестках конные патрули, у университета полсотни пехотинцев с двумя пушками, да по улицам то пехота топает с примкнутыми штыками, то легкоконники цокают с саблями наголо, а то и уланы с пиками, хорошо хоть, не наперевес. И среди всего этого милитаристского разгула снуют туда-сюда полицейские кареты с зарешеченными окошками. Кстати, ни в тот день, ни в последующие ни единого выстрела я не слышал. Должно быть, войска вывели на улицы исключительно для устрашения потенциальных или реальных, уж не знаю, какие они там были, заговорщиков. Что ж, вполне себе сработало — сопротивляться никто и не пытался. Есть, правда, вариант, что просто нужно было показать народу, что опасность заговора вполне реальна, вон, даже солдат пришлось привлечь. Если так, то стоило признать, что сработало и это — разговоры в пивных, в университете и даже дома с Гертой так или иначе сводились к тому, что проклятые заговорщики по наущению из Вены злоумышляли против короля и хотели взорвать порохом несколько зданий в Мюнхене, но его величество их упредил, а наши доблестные солдаты защитили любимый город от варварского разрушения. Сколько пива было за эти дни выпито за здоровье его величества, даже не рискну предположить…
Три дня спустя вышел королевский манифест, в котором в весьма обтекаемых выражениях сообщалось о раскрытии и пресечении заговора против династии (именно династии, а не короля!) во главе коего стоял гнусный изменник бывший первый министр Руфельд. Еще через седмицу объявили, что королевский трибунал признал Руфельда виновным в государственной измене, злоумышлении против королевской фамилии и растрате казенных денег в особо крупном размере, за что и лишил бывшего министра графского титула и приговорил его к смерти, а на следующий день известили о приведении приговора в исполнение. В тот же день я, Альберт и как раз вернувшийся из Ландсхута доктор Грубер получили приглашения в Мюнхенскую резиденцию.
… — Боярин Левской, граф фон Шлиппенбах, доктор Грубер! — торжественно начал король. — Сейчас, когда ваши деяния принесли свои благотворные плоды, пришла пора достойно вознаградить ваши усилия и проявленные вами храбрость и рассудительность.
Дальше король Фердинанд провозгласил очень многословный рескрипт о награждении каждого из нас Рыцарским крестом Ордена заслуг Баварской короны. Рескрипт отдельно разъяснял, что ввиду отсутствия у награжденных баварского подданства права именоваться рыцарем награждение не дает, но его величество тут же обещал доктору Груберу обратиться к прусскому королю с предложением даровать своему подданному дворянское достоинство ввиду того, что совершенное доктором известным его величеству королю Пруссии образом затрагивает и интересы Королевства Пруссии. Что ж, вполне справедливо, на мой взгляд. Нам с Альбертом статус баварского рыцаря нужен как щуке зонтик, а вот доктору Груберу стать прусским дворянином явно не помешало бы.
— Мне известно, что с городом Пассау у вас связаны не лучшие воспоминания, — продолжал король. — Интересно, а это к чему? — Однако я желаю, чтобы вы изменили к лучшему ваше мнение о городе, где куют превосходные клинки[39]. А потому… — тут король слегка повернул голову, скорее, просто обозначил ее поворот, и тут же рядом с ним появились три офицера, державшие в руках различные образцы белого оружия. — …примите мои подарки!
Подарки раздавались строго по интересам. Мне, как обладателю сабли, пусть и непривычной для Европы, сабля и досталась — добротная легкокавалерийская офицерская сабля. Любитель шпаг Альберт шпагу и получил, только, по-моему, все-таки не армейского образца. Доктору Груберу достался охотничий нож — хороший такой ножик в локоть длиной. Да уж, не помню, чтобы доктор пользовался таким, но во время наших поисков Кати что-то похожее при себе носил. Все подарочное оружие блестело позолотой эфесов, золотой инкрустацией клинков, золотым декором ножен. Ну а что, королевские подарки, как-никак!
Глава 26Чистка хвостов
Так, вроде не пропустил ничего из того, что надо было упомянуть, и даже не намекнул ни на что из того, чего упоминать не стоит… Составил я тут обстоятельный мемуар о своих приключениях. Зачем? Ну как зачем… Все-таки события, к которым я некоторым образом оказался причастен, уже в недалекой перспективе приведут к серьезным изменениям в европейском политическом раскладе, а поскольку Европа — наша соседка, то любые изменения в ней отразятся и на интересах Царства Русского, причем чем сильнее эти изменения будут, тем сильнее и отразятся. Вот как верный подданный русского царя, я и поспешил доложить о грядущих переменах заранее. Перечитав докладную еще раз и кое-какие места все же подправив, я принялся переписывать ее набело…
В посольской приемной дежурный дьяк пронумеровал листы, затем аккуратно сшил мою писанину толстой ниткой, наклеил бумажку с указанием количества прошитых и пронумерованных листов, присвоил документу входящий нумер, под которым и занес его в книгу учета переписки, уточнил адрес моего проживания в Мюнхене и предложил ждать ответа, заверив, что таковой воспоследует уже вскорости. Воспоследовал — уже назавтра я имел длительную беседу с русским послом, обстоятельно поясняя некоторые моменты своей записки. Посол заверил меня, что сегодня же составит сопроводительный документ и со всею поспешностью отошлет мое творение в Москву. Что ж, этот вопрос я закрыл, оставалось, что называется, подчистить хвосты.