Шелби, у тебя все хорошо? — отправляю я новое сообщение.
Ответа опять нет. Может, наведаться к Шелби, проверить, как она? Благо адрес Тибоу есть в договоре. Живут они не очень далеко, практически в нашем районе. Наверное, именно поэтому Шелби и нашла меня.
Кстати, я не задумывалась — а как она меня нашла? Иногда гинекологи сами дают рекомендации пациенткам, однако врач Шелби к доулам относится скептически. Хотя нам не доводилось вместе работать, я о нем наслышана. Ни меня, ни кого-то другого он явно не стал бы советовать.
Впрочем, у меня есть свой сайт, а еще я есть в базе доул — вполне можно было найти там. Ну а то, что мы соседи, скорее всего, просто совпадение.
И все же отправиться сейчас одной к дому Тибоу будет глупо — на дворе ночь. Да и что я сделаю? Просто возьму и постучу? Если муж Шелби все-таки не видел нашу переписку и не злится, то после моего стука у него точно появится повод. Вдруг он вообще откроет с пистолетом в руке? Сейчас у многих есть огнестрельное оружие. А я и сама мать, мне надо думать о собственных детях…
Тогда надо звонить в полицию, пускай придут, разведают обстановку. Но что, если я только наврежу? Джейсон наверняка будет вне себя, когда к ним явятся полицейские, захочет знать, что они тут делают, и тогда для Шелби все обернется еще хуже.
Кстати, не так давно одна женщина вызвала ночью полицию, заметив, что у соседки открыта входная дверь. Полицейские приехали и, заметив движение, открыли огонь. Оказалось, они случайно застрелили ту самую соседку в ее же собственном доме. Не хотела бы я, чтобы нечто такое осталось на моей совести…
В итоге нерешительность берет надо мной верх, и я не делаю ничего. Прижав телефон к груди, на случай если Шелби напишет, ложусь спать.
Лео
Наши дни
Детективша теперь не нужна — все разрешилось само собой, когда я обнаружил, что ты в подвале. Тем не менее папа ее не останавливает, и она приходит, несмотря на то что уже ночь. При ее появлении сразу оживают журналюги возле нашего дома. Его тут же освещают вспышки фотоаппаратов.
— Джош, — говорит детективша, пока папа торопливо закрывает за ней дверь.
— Кармен.
Детективша обхватывает его руками, и они очень долго стоят в обнимку. Стыд какой…
— Я выехала сразу после твоего звонка. Ты, наверное, места себе не находишь…
Папа чуть отстраняется. На ней сейчас не рабочий прикид — приоделась, хоть и только соскочила с постели. А надушилась так, что за полкомнаты несет.
— Мы ее нашли, — говорит папа. — Лео нашел.
Тут они оба поворачиваются в мою сторону, словно только сейчас вспомнили, что я тоже здесь.
— Слава богу! А где?
Папа рассказывает, как все было, и детективша, прижав руку к груди, восклицает:
— Какой ужас!
С тем, что ты будешь спать на полу в подвале, папа не мог смириться и разбудил тебя, попросил идти в комнату. Ты послушалась, хотя спросонья не сразу поняла, где находишься. Видимо, сначала решила, что ты в том, старом подвале, и дико перепугалась.
— Тише, тише, — сказал я, стараясь не напугать тебя прикосновениями, как папа. — Это мы — Лео и папа. Ты дома, в безопасности, помнишь?
Слово «безопасность» тебе вряд ли знакомо, тем не менее ты поднимаешься к себе в комнату и закрываешь дверь. Интересно, надолго ли тебя хватит…
— Какой ты молодец, Лео! — хвалит детективша.
— Не то чтобы ее было так сложно найти. — Я пожимаю плечами.
Папа оправдывается:
— Знаю, надо было позвонить, предупредить, чтобы ты не ехала, но все случилось буквально только что. Я не успел.
«Брехня», — шепчу я себе под нос. Папа отправил тебя наверх минут пятнадцать назад, времени было полно.
— Нет-нет, ничего страшного. Ты ведь знаешь, я всегда готова поддержать тебя, Джош.
Детективша смотрит на папу, не сводя глаз. Они с ним до сих пор держатся за руки. Гадость. Я разворачиваюсь и молча ухожу спать, хотя заснуть точно не смогу.
На полпути в комнату все-таки решаю задержаться и сажусь на верхнюю ступеньку — подслушать. Про детектившу я понял вот что: у нее два голоса. Первый — тот, которым она разговаривает в полицейском участке, мол, я такой суровый и крутой коп. А второй, наоборот, весь из себя миленький, ласковый. Сегодня она говорит им.
— Ну, рассказывай, как у вас живется Дилайле…
От испытанного ужаса папа немного отошел, однако до конца все равно не успокоился. Как только ты поднялась к себе в комнату, он открыл банку пива и за минуту ее опустошил.
— Не сказать, что прекрасно. Она не в порядке, Кармен.
— Конечно не в порядке.
— Она настрадалась.
— Само собой. Ты тоже.
О моих страданиях почему-то никто не заикается.
— Ее не было больше десяти лет. Она теперь уже не моя малышка. Пойми правильно — я невероятно рад, что она снова дома, поверить не могу своему счастью… Все время убеждаю сам себя, что Дилайла и правда вернулась, что это не очередной сон, которому не суждено стать явью и который снился мне сотни раз с того дня, как она пропала… Ну ничего, главное, Дилайла дома, и больше никто ее у меня не отнимет. Мы справимся, обязательно справимся, и все снова будет хорошо.
— Хорошо, но иначе — в точности как раньше, уже не будет.
— Это ведь все ты…
— Что я?
— Ты вернула мне мою девочку. Ты не сдавалась, обещала искать ее, пока не найдешь, и вот наконец нашла… Даже не знаю, как тебя благодарить, Кармен.
— Я всего лишь выполняла свой долг.
— Нет, ты сделала больше, гораздо. Да и сейчас делаешь, — говорит папа.
Наступает молчание. Слишком долгое. Мой извращенный мозг представляет, что они сосутся, хотя кроме тех приторных сообщений и редких объятий я ничего такого не видел. Но кто знает, чем они там занимаются без присмотра? В конце концов, оба взрослые, оба одинокие, а у мужчин есть потребности. Правда, уже от одной мысли об этом меня воротит…
Из твоей комнаты доносятся шорохи. Не знаю, чем ты занимаешься, но явно не спишь. Я поднимаюсь со ступеньки, иду к тебе, стучу; тут же спохватываюсь, что стук тебя, наверное, до чертиков напугает, и говорю:
— Это я, Лео.
За дверью становится тихо. Держу пари, стоишь и думаешь, впускать меня или нет. Ведь откуда тебе знать, что мне можно верить, что я не сделаю плохого? Я понимаю, ты боишься. Снова стучу. Дверь открывается, а за ней ты — смотришь на меня молча и настороженно.
— Чего не спишь? — спрашиваю я, не получая ответа. Ты до сих пор в больничной одежде — не знаю, чем тебе моя не угодила. — Что делаешь?
Я с любопытством оглядываюсь по сторонам, да только в темноте почти ничего не видно. Ты легонько встряхиваешь головой, и на глаза тебе падают волосы. Выглядят они, мягко говоря, так себе. От тебя идет запашок — не помешало бы помыться, но папа решил, что на сегодня с тебя хватит и душ подождет до завтра.
— Ничего, сэр, — говоришь ты.
— Я — Лео. — Твое «сэр» уже начинает раздражать. — Понимаешь? Ле-е-ео, — растягиваю я, а то вдруг ты не знаешь, как правильно произносится. Я мог бы надеть ради тебя бейджик с именем, но тогда получится, что я козел, который издевается над не умеющей читать девочкой. — Повторяй за мной — Ле-е-ео.
И ты повторяешь.
Я-то думал, что, произнеся мое имя, ты что-нибудь вспомнишь… Нет, ни малейшего воспоминания в твоих глазах.
— Вот видишь? Совсем не сложно, правда?
Ты не отвечаешь.
— Так почему не спала-то?
Опять ничего не говоришь.
— Не спится?
Молчишь.
Наверное, сложно уснуть в чужом месте, рядом с незнакомыми людьми. В подвале-то ты спала, пока папа не разбудил…
— Никуда не уходи. — Меня вдруг осеняет. — Я сейчас.
В моей комнате в дальний угол шкафа затолкано любимое детское одеяло — голубое, с шелковыми краями, порядком поистрепавшимися. Понятия не имею, зачем храню это старье. В детстве я с этим одеялом не расставался, плакал без него. Папа рассказывал, мол, маме приходилось хитростью его у меня выманивать, чтобы постирать. Однажды одеяло забыли в магазинной тележке, и мой мир чуть не рухнул.
Может, тебе оно сейчас нужнее…
Не удивлюсь, если сейчас подойду, а дверь в твою комнату заперта. Нет, открыта — надо же…
— Вот, держи, — сую я тебе одеяло.
— Что это? — изучая его, спрашиваешь ты. Его столько раз стирали, что мягким теперь не назовешь. Да и тонкое оно совсем — для тепла явно не годится.
— Мое бывшее одеялко. То есть, я хотел сказать, одеяло. У многих в детстве было любимое, у тебя, наверное, тоже… Я без своего никогда спать не ложился.
Ты снова молчишь. С одеялом в руках переводишь взгляд то на меня, то на него, ведь смотреть кому-то в глаза дольше пары секунд для тебя пытка.
— Я подумал, тебе с ним будет легче, ну, заснуть. Когда я маленький лежал с простудой или грустил, только оно и спасало.
На этом я собираюсь было уходить, как вдруг до меня долетает звук твоего голоса:
— А тебе оно разве не нужно? — Ты делаешь паузу и потом договариваешь: — Лео.
От того, как нерешительно ты произносишь мое имя, словно не до конца уверена — а можно ли, я невольно улыбаюсь. Правда, ты этого уже не видишь.
— Тебе нужнее, — отвечаю я и выхожу из комнаты.
Кейт
Одиннадцать лет назад Май
Мы с Беа, как и обещали, приезжаем забрать Лео от няни. Оставив машину около дома, шагаем к нему под одним на двоих зонтом и у самой двери слышим — внутри стоит настоящий рев. Я тактично стучу в дверь костяшками, но толку ноль. Тогда барабаню. Нам открывает Шарлотта, няня, и мой взгляд тут же падает на хаос позади нее. Телевизор орет, однако никто его не смотрит, потому что одни играют в «Саймон говорит»[15], а другие — в салочки. Дети нарезают круги по гостиной и то и дело прыгают на мебель, уворачиваясь от водящего. Играть в салочки дома, конечно, та еще затея; впрочем, на улице идет дождь. А если б и не шел, то все равно — лужи и сырая земля не лучшие условия для игр.