Она измеряет мне температуру, пульс, давление, задает вопросы, например когда была последняя менструация, — ответ я подготовила заранее, так как знала, что меня об этом спросят. Я называю выдуманную дату, такую, чтобы срок получался совсем небольшой, недель пять-шесть. Затем медсестра просит меня пройти в уборную и подготовить образец мочи.
Вернувшись в кабинет, медсестру я уже не застаю, но замечаю оставленную для меня одноразовую рубашку и переодеваюсь. Теперь остается ждать, когда придет доктор.
— Еще не поздно, — говорит Беа, пока я пристраиваюсь на кресле, глядя на подставки для ног и чувствуя подступающую тошноту.
Я не знаю, как все будет, не знаю, чего ожидать, да и вряд ли мои ожидания имеют значение. Того и гляди медсестра получит результаты анализа, выяснит, что я не беременна, и тогда прием будет окончен, едва начавшись: доктор озвучит грустную новость, я изображу на лице печаль, и мы с Беа уйдем. Тем не менее я успею хотя бы взглянуть на Файнголда, а это уже что-то.
— Мы можем уйти, — продолжает Беа. — Можем отказаться от этой затеи.
— И что скажем? — Будет странно, если мы вдруг возьмем и уйдем.
— Соврем про семейные обстоятельства.
Я не хочу уходить, пока не взгляну на него, не поговорю с ним. Мы так близко к цели.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и отвечаю:
— Мы уйдем уже через несколько минут. Ничего плохого, поверь мне, не случится. Для него я просто очередная беременная женщина. Главное, веди себя естественно, и всё. — Показываю на журналы на столике. — Возьми, сделай вид, что читаешь.
Вдруг раздается два коротких грубоватых стука, и дверь распахивается. А вот моя гинеколог перед тем, как войти, всегда сначала немного приоткрывает дверь и спрашивает, одета ли я. В отличие от доктора Файнголда, который входит сразу же. Он высокий, суровый на вид, а на его лице та неискренняя улыбка, когда улыбаются одни только губы, но не глаза. На нем серые брюки и белый халат, из-под которого выглядывает воротник рубашки. Возраста он примерно такого, как я себе и представляла. Когда Джанетт поведала, что доктор Файнголд чересчур принципиален, я сразу предположила, что он немолод, этакий врач старой закалки, который немало повидал и прочно укоренился в своих убеждениях. Ему около шестидесяти пяти, и он наверняка мечтает поскорее уйти на пенсию, махнуть куда-нибудь в теплые края — и вовсе не хочет, чтобы вишенкой на торте его многолетней карьеры стала судебная тяжба с Тибоу.
Волосы у доктора Файнголда седые, тонкие, да и сам он довольно худой.
— Меня зовут доктор Файнголд, — представляется он и обращается ко мне: — А вы у нас кто?
Мне тут же становится неприятно, что он не знает, как меня зовут, что даже не удосужился заглянуть в бумаги перед тем, как прийти. Он холодный, циничный, в то время как моя гинеколог очень душевная. Не уверена на сто процентов, что она действительно меня помнит, однако поводов сомневаться в этом она ни разу не давала. Всякий раз, когда я прихожу на прием, она сначала немножко разговаривает со мной, спрашивает, как у меня дела, как поживает семья — словно мы давние друзья. Да что говорить — даже я, как ветеринар, сначала даю собакам себя понюхать. Так мы поближе знакомимся друг с другом, и уже только потом я их осматриваю.
— Я — Кейт, а это моя подруга Беа.
Та сидит на стуле, и я прекрасно вижу, что ей не по себе. Впрочем, вряд ли это замечает доктор Файнголд, ведь он и не смотрит в ее сторону. Она держит руки на коленях, сжимая их в замке так крепко, что костяшки белеют. Беа терпеть не может, когда она не владеет ситуацией.
— Говорите, вы беременны? — обращается ко мне доктор Файнголд.
Для него беременность пациенток всего лишь ежедневная рутина, а для женщины, которая узнает, что впервые станет мамой, это чудо. Поэтому я стараюсь не забываться и выглядеть радостной, а не встревоженной.
— Да, — расплываюсь я в улыбке и воодушевленно рассказываю: — Целых три теста сделала.
Любая женщина на моем месте, увидев в сумме шесть полосок, нисколько не засомневалась бы, что беременна.
— И?.. — ждет продолжения доктор Файнголд.
— Положительные, — отвечаю я и с довольной ухмылкой кладу руку на живот.
Доктор Файнголд, взглянув на меня со скептическим прищуром, переспрашивает:
— Все три?
— Все три, сэр, — говорю я, сбавляя энтузиазм и теряя улыбку. — А что? Что-то не так? — Изображаю беспокойство, поскольку мне только что дали причину волноваться.
— Результат анализа, который мы провели, отрицательный.
После этих слов в комнате повисает тишина. Ни «мне очень жаль», ни «увы, у меня для вас не очень хорошая новость» — ничего такого. Доктор Файнголд никак меня не подготовил — и теперь просто стоит и ждет моего ответа.
— Ничего не понимаю, — в замешательстве произношу я после паузы. От искреннего страха, который с самого начала меня не отпускает, голос у меня дрожит, и это приходится очень кстати. — Я сделала тесты, и… — Тут я на полуслове замолкаю в ожидании, что скажет доктор Файнголд.
Он начинает равнодушно объяснять:
— Возможно, у вас была так называемая биохимическая беременность, то есть ранний выкидыш на стадии имплантации, который женщины очень часто принимают за начало критических дней.
«Критических дней»? Как это древне и к тому же уничижительно… В старшей школе — еще до того, как разобраться в себе, — я встречалась с парнем. Так вот, каждый раз, когда я была не в настроении, он донимал меня тем, что, мол, «это просто у тебя критические дни». Как-то раз после ссоры притащил мне пачку тампонов. «Я же пошутил, Кейт! — оправдывался он, когда я с ним тут же порвала. — Ты что, шуток не понимаешь?»
— Поэтому женщина может и не знать о своей беременности, — продолжает доктор Файнголд. — Вполне вероятно, что как раз по этой причине ваши тесты дали положительный результат.
Затем он спрашивает, наблюдалось ли у меня после тестов кровотечение, возможно мажущее. В ответ я энергично трясу головой.
— Для большей уверенности сделаем еще анализ крови, — говорит доктор Файнголд, объясняя, что тот покажет мой уровень ХГЧ, который вырабатывается только у беременных. — Нет ХГЧ — нет ребенка, — безучастно бросает он, словно мы обсуждаем тут какие-то пустяки, а не человеческую жизнь.
И не важно, что моего ребенка нет и не было. Доктора Файнголда это не оправдывает — ведь вместо меня могла сидеть другая женщина, та, для которой в данную минуту все рухнуло бы.
— Не расстраивайтесь раньше времени, — говорит доктор Файнголд, и хотя слова, казалось бы, сочувственные и должны меня успокоить, в том, как именно он их произносит, нет ни капли сострадания: ровно, бесстрастно, без ободряющей улыбки, даже притворной. Хочет, наверное, чтобы я попридержала свои слезы до дома, ведь здесь они ему не нужны. — Анализ будет проводить лаборатория, поэтому результат узнаем через пару дней. Как закончу осмотр, позову медсестру — она возьмет у вас кровь. А пока давайте-ка взглянем, — говорит он и делает жест, чтобы я откинулась на кресло.
У меня перехватывает дыхание и бросает в пот. Для меня не новость, что на первом приеме беременных осматривают и берут мазок, — читала, когда готовилась. Просто я не ожидала, что до этого дойдет. Раз беременность у меня практически исключили, какой смысл доктору Файнголду проводить осмотр до результатов анализа, до того как станет известно точно, беременна я или нет? От одной мысли о прикосновении этого человека, о его пальцах внутри мне становится тошно. Я вдруг представляю, как умирала Шелби, как кто-то тащил ее голое тело и в конце концов бросил у реки.
Доктор Файнголд?..
— А разве не нужно сначала сделать анализ крови? — спрашиваю я.
На его лице наконец появляется хищная, надменная улыбка.
— Если вы хотите у меня наблюдаться, — говорит он, — то вам лучше мне доверять. Договорились, Кейти?
Я лишаюсь дара речи и машинально киваю, не в силах его поправить — я не Кейти и не Кэтрин. Мое имя — Кейт, и никак иначе. Так меня назвали родители, и это полная форма, не краткая.
— Во время беременности с маткой происходят изменения, и при осмотре их иногда можно обнаружить, — объясняет доктор Файнголд заученной фразой.
И хотя у меня он эти изменения, естественно, не почувствует, любая будущая мама на моем месте наверняка согласилась бы на все, лишь бы услышать подтверждение, что беременность все-таки есть.
Поэтому ничего не поделаешь — ложусь. Так, стоп. Снова приподнимаюсь на локтях. Мне нужно задать подготовленные вопросы, причем сию минуту, ведь когда доктор Файнголд закончит осмотр и вынесет вердикт — не беременна, — в них автоматически отпадет необходимость. Нет ребенка — незачем и врач-акушер.
— Одна моя подруга… — торопливо говорю я, вся во власти своих переживаний. — Другая подруга, не эта, — уточняю я, чтобы доктор не подумал на Беа, — недавно родила. Ужас что было! Роды длились долго, за это время успело прийти и уйти три смены медсестер и побывать три разных доктора. Подруга совсем не так мечтала родить первенца. Уже после родов она задумалась, что ей стоило нанять доулу, и тогда рядом был бы человек, который непрерывно ее поддерживал бы. А вы что думаете? — решаюсь-таки я спросить. — Насчет доул.
Доктор Файнголд уходит к стене и достает из коробки на полке одноразовые перчатки, затем возвращается и, стоя передо мной, натягивает их на руки. Из доктора в перчатках он резко превращается в моем воображении в убийцу, скрывающего отпечатки. Сердце у меня стучит так, что вот-вот выпрыгнет из груди.
— Здесь я единственный доктор, поэтому опыт подруги вы не повторите, — убеждает доктор Файнголд. — Если вы беременны, роды у вас принимать буду именно я, будьте уверены. А вообще я считаю, что с хорошим доктором никакая доула не нужна.
— Понятно… — бормочу я, стараясь пересилить дрожь в голосе.
На этом можно было остановиться, не продолжать, но я не могу.
— И все же странно, потому что я искала информацию о доулах на случай, если все-таки беременна, читала блоги, отзывы и все такое — и многие женщины просто в восторге от поддержки и помощи, которую они получили от своих доул.