Из медицинского центра мы выходили вдвоем, да и в лифте больше никого не было. Хотя теоретически спуститься по лестнице и пойти за нами мог доктор Файнголд. Чтобы скорее укрыться от дождя, до машины мы чуть ли не бежали, притом еще и ссорились, так что ни на кого вокруг не обратили внимания. Даже если б Файнголд стоял на парковке в десяти футах от нас, все равно не заметили бы.
— Может, это машина, которую ты в самом начале подрезала? — предполагает Беа. — Водитель разозлился…
— Нет, он давно уехал.
До дома пока еще далеко, и я в растерянности. Не хочется выдавать, где мы живем. Впрочем, если это доктор Файнголд, то он и так уже знает, ведь я сама оставила адрес… Вот дура!
Продолжаю ехать — что еще остается? Кем бы ни был этот незнакомец, напугать он нас сумел. Нервы у меня теперь шалят так, что я и вовсе будто разучилась водить — еду еле-еле, вцепившись обеими руками в руль.
— Просто не думай о нем, — говорит Беа.
Легко сказать!
Она наклоняется к радио и включает музыку, от которой становится немного спокойнее. Дальше мы едем молча. Вскоре до дома неожиданно остается всего пара миль, а я до сих пор не знаю, как быть. Нельзя нам ехать домой, нельзя привести туда этого типа — мало ли что он сделает… Впервые меня греет мысль, что наш дом сейчас наверняка кишит рабочими, ведь на глазах у свидетелей нападать вряд ли кто решится.
По какой-то нелепой случайности нам немыслимо везет, и мы оказываемся рядом с полицейским участком. Я понимаю это только благодаря тому, что, пробивая завесу дождя светом мигалки, с парковки возле участка под завывание сирены срывается патрульный автомобиль. Надеюсь, преследователю хватит ума не ехать за мной хотя бы на полицейскую парковку, поэтому включаю поворотник и начинаю заворачивать. Водитель же перестраивается и проносится мимо, поднимая за собой волну брызг.
Мы с Беа спешим всмотреться в лицо водителя, прочитать номер, но всё без толку. В такой дождь видны лишь расплывчатые пятна.
Лео
Наши дни
На третий день ты упоминаешь какого-то Гуса, причем выходит все совершенно случайно. На улице кто-то играет с мячом, и дома у нас слышно, как тот стучит об асфальт.
— Там играют в баскетбол, — объясняет папа, заметив, что при звуке ударов ты побелела.
С тех пор как ты дома, папа только и делает, что проверяет, заперты ли двери, закрыты ли окна, задернуты ли шторы, — страхуется. Целыми ночами не спит, сидит в гостиной и читает, потому что пока он на страже, тебя никто не украдет.
— Гус тоже играет в баскетбол, — выдаешь вдруг ты.
Папа поднимает изумленный взгляд от тарелки с яичницей и спрашивает:
— Кто такой Гус?
Тут ты все и рассказываешь. Папа, теперь уже сам весь белый, берет телефон и говорит, что ему надо на минутку отойти.
Короче, в подвале ты была не одна. Кто-то жил вместе с тобой, и этот кто-то до сих пор там.
Мы едем в полицию. Детективша опять тебя допрашивает, сейчас более напористо, больше с тобой не нянчится. Чей-то ребенок до сих пор в беде, и поэтому, говорит она, нужно переходить к делу.
Детективша спрашивает, что ты знаешь про Гуса. Как выясняется, не очень много. Ни внешность его не можешь описать — за все время и лица-то его толком не разглядела, — ни возраст назвать, ни сказать, откуда он.
Тогда детективша проверяет имя по базам, и вместе с помощниками они находят приличное количество пропавших детей, которых кратко могут звать Гус — Аргус, Август, Густаво. Тебе показывают фотографии в надежде, что кто-то покажется знакомым. Ты опять не знаешь. Вон тот, говоришь, который из Куквилла в штате Теннесси, вроде похож, но не точно. В общем, стараешься не молчать, просто чтобы угодить детективше. Понимаю. Я и сам, наверное, так же делал бы на твоем месте.
Во время твоего отсутствия я излазил кучу сайтов с пропавшими детьми. Не ожидала? Так вот, прикинь, какая штука с этими сайтами: там не только фотки исчезнувших детей выкладывают, но и время от времени пишут про найденные в разных местах останки. До того, как выясняется, кому они принадлежат, всех таких детей для удобства называют Джейн и Джонами Доу. Их уйма, вся карта утыкана красными и синими точками. Останки таких детей — или их части — обычно в ужасном состоянии. Дикие все-таки вещи люди творят друг с другом.
Пока тебя не было, я частенько вот так сидел и думал, станешь ли ты одной из таких безымянных точек.
Когда я рассказал про этих детей папе, он отрубил мне на месяц интернет. Больше я о них не заикался. Нет, я не тупой и, естественно, не сказал прямо в лоб, что, мол, и от тебя теперь, возможно, одни останки, но после моих слов папе такая мысль сама пришла.
Детективша задает вопросы один за другим, ответить ты на них не можешь. Мы топчемся на месте.
Когда тебя нашли в том поселке, местный коп возил тебя по нему кругами в надежде, что ты вдруг узнаешь дом похитителей. Увы, кроме дымовых труб и забора, ты больше ничего не помнила. Я нашел тот поселок в интернете. Чтобы разглядеть его на карте, пришлось очень сильно увеличить масштаб. Называется он Майкл, живет в нем примерно сорок пять человек, и находится он в пяти часах езды от нас — недалеко от Миссисипи, где сплошь фермерские поля и леса. Каждый год этот поселок затапливает.
Судя по фоткам, местечко стремное. Заброшенные магазины с выбитыми и заколоченными окнами, ветхие фермерские лачуги, а кроме них, лишь дома-трейлеры…
И как вообще ты оказалась в этой дыре?
Папа все ищет способы пробудить твои воспоминания о маме, о Гусе — и предлагает попробовать гипноз. Детективша против. Говорит, ты сейчас не в том душевном состоянии.
В общем-то, она права — ты не в себе. Почти не спишь, а когда все-таки спишь, постоянно видишь кошмары и просыпаешься в поту и с криками, да и в принципе спать тебе удается только на полу в подвале. В глаза никому не смотришь, боишься включенной воды, а когда мимо проезжает школьный автобус, чуть ли не писаешься от страха.
— Чей-то ребенок, — говорит папа детективше, — до сих пор где-то там, а моя дочь — дома. Спокойно жить с этим я не смогу.
Мередит
Одиннадцать лет назад Май
Малышка Тибоу рождается со следами от щипцов и синяками. Через пару минут ее крохотная головка опухает, а через пару часов у девочки начинаются судороги. УЗИ головного мозга обнаруживает внутричерепное кровоизлияние в результате сдавливания головы из-за неправильного применения щипцов.
К выписке девочке становится несколько лучше; тем не менее что с ней будет в дальнейшем, неизвестно.
Проходят дни, недели. За это время Тибоу посоветовались с адвокатом и теперь собираются подавать на доктора Файнголда в суд. Шелби звонит спросить, что я думаю на этот счет.
— Джейсон говорит, мы однозначно подаем иск, хочу я того или нет. Он просто рвет и мечет — доктор Файнголд серьезно облажался.
— Поступай так, как будет лучше для вашей семьи. — Такое решение принимать точно не мне.
Впрочем, дело у них в кармане — я была рядом и все видела собственными глазами. Доктор Файнголд проводил с Шелби крайне рискованные манипуляции без ее согласия.
Конечно, того, что случилось, суд уже не исправит. Ребенок, скорее всего, будет «с особыми потребностями», но, по крайней мере, можно будет добиться выплат на медицинскую помощь, которая потребуется девочке.
— Если я могу чем-то помочь вам с Джейсоном, то смело на меня рассчитывай.
Адвокат изучает медицинские карты Шелби и ребенка, совещается со специалистами и выносит вердикт: все основания, чтобы подать в суд, налицо.
Через неделю доктора Файнголда извещают об обвинении его во врачебной ошибке, и он тут же звонит мне:
— Эти двое — полные олухи! Сами они точно не додумались бы разбираться, правильно я все сделал или неправильно. Это ты их надоумила!
— Мне не стоит с вами разговаривать, — отвечаю я.
— Если ты и правда тут замешана, — угрожающим тоном произносит доктор Файнголд, — то я тебя уничтожу! Поняла?! Я. Тебя. Уничтожу.
Дрожа от страха, я бросаю трубку.
Проходит больше часа, а я все сижу на кухне в оцепенении и нервно размышляю: что значит «уничтожит»? Разрушит мою карьеру? Или в буквальном смысле меня прикончит?..
Наконец приходят Джош с детьми, и дом сразу наполняется радостным шумом. Дилайла с упоением рассказывает, что у них в классе теперь будут жить гусеницы, а когда гусеницы станут бабочками, они с одноклассниками выпустят их на улицу, и бросается обниматься. Как же Дилайла подросла! Легко теперь обхватывает меня за талию.
— А когда мы пригласим Пайпер и эту дуру Лили Моррис? — спрашивает она.
— Так нельзя, Дилайла, — делаю я замечание. — Обзываться нехорошо.
— Ну а что, если она дура…
— Дилайла! — строго предупреждаю я.
— Ладно… Так когда? И, может, все-таки не будем звать Лили? — упрашивает Дилайла, подбоченясь и перенеся вес на одно бедро. Всего шесть лет, а уже такой артистизм! Я невольно улыбаюсь — мне бы ее проблемы. Впрочем, конечно, я Дилайлу жалею. Сама знаю, как трудно вдруг остаться в стороне.
— Нет, будем, — настаиваю я. — Мы же не хотим, чтобы Лили расстроилась. Ведь не очень-то приятно, когда тебя бросают, правда?
Дети убегают, и я обращаюсь к Джошу:
— Как раз собиралась ужин готовить. — Хотя, если честно, еще и подумать о нем не успела.
Из соседней комнаты доносится звук включенного телевизора.
— А давай просто что-нибудь закажем? — предлагает Джош.
Я только за. Готовить совсем не хочется, да еще и в животе от нервов спазм.
Мы с Джошем смотрим друг на друга. Какой же он у меня красавчик! Причем всегда им был. Одет просто шикарно — в облегающий темно-синий костюм. Пока другие мужчины коллекционируют сигары и автомобильные номера, Джош коллекционирует костюмы. Какие-то из них шиты на заказ, какие-то куплены готовыми. Джош всегда старается произвести на других впечатление, и надо сказать, ему это удается — его обаяние и природный магнетизм притягивают людей. Легкий на подъем и настоящая душа компании, он нравится абсолютно всем.