Слышу, один пацан из-за красноты называет тебя «помидором». Я тут же собираюсь пойти и врезать ему, но на пути встает Пайпер Ханака.
— Не обращай внимания, Лео, он тебя просто провоцирует. Не поддавайся.
Вы с Пайпер ровесники, а меня она старше на два года. Учится в выпускном классе и чуть ли не замуж собирается за парня, с которым встречается с девятого класса. Правда, поговаривают, они в следующем году идут в разные колледжи, поэтому решили порвать перед поступлением, чтобы не держать друг друга. Как-то раз я случайно услышал слова самой Пайпер: «Если это судьба, значит, все будет». И мудро, и дико глупо одновременно. Но важно другое: ровно через шесть месяцев Пайпер Ханака будет свободна. Только вряд ли она на меня посмотрит.
Помнишь Пайпер? Вы в детстве дружили. Сам я этого не помню — от нее узнал. Стоял однажды в коридоре у шкафчиков, а она вдруг появилась из ниоткуда и таинственно так сказала, что ты ей снилась. Я онемел. Не знал, что ответить. Тогда она сама продолжила:
— Хочешь, расскажу?
— Ну давай, — кивнул я.
Снилось ей, значит, как вы вдвоем спасаете от машин волосатых гусениц — подбираете с дороги и относите их к деревьям, кладете на листья и наблюдаете: гусеницы ползут по листикам, а потом, доползая до края, превращаются в мотыльков и взлетают. В том сне вам снова было по шесть.
Я тогда задумался — а что, если сон Пайпер вещий? Возможно, он что-то означает — мало ли, вдруг ты умерла и, превратившись в ангела, улетела на небо…
— Знаешь, я до сих пор о ней вспоминаю, — продолжала Пайпер. — О том, как мы играли в детстве. Интересно, если б она осталась, мы бы всё еще дружили?
«Осталась»… Можно подумать, у тебя был выбор. Впрочем, я не сержусь на Пайпер. Она единственная говорит о тебе со мной с пониманием, да и вообще одна из немногих, кто не идет за стадом и не высмеивает меня.
Раньше Пайпер жила напротив нас. Вы с ней гоняли на великах по тротуарам, делали колесо, играли в дом, по деревьям лазали. Все это я знаю только по рассказам папы.
После того что тогда случилось, семья Пайпер переехала. Я и не помню, чтобы они тут в принципе жили — их бывший дом всегда был для меня домом пожилого мистера Мерфи. Папа говорит, Ханака выставили его на продажу через пять дней после маминой смерти. Слишком далеко они не уехали, потому что Пайпер так до сих пор и ходит в нашу школу, — просто выбрали район подальше, тот, в котором не пришлось бы каждый раз, выглядывая в окно, вспоминать, что буквально каждый день с хорошими людьми случаются плохие вещи. Это ведь как в теории шести рукопожатий: все взаимосвязано, и трагедии к нам намного ближе, чем кажется.
Я упрашивал папу и наш дом продать. Хотелось сбежать отсюда, начать все сначала в каком-нибудь новом месте, там, где про вас с мамой никто не знает. Папа не согласился — а вдруг ты вернешься и не найдешь нас? Так что, пока тебя не было, о переезде не могло быть и речи. В ожидании время замерло.
Честно признаться, мы с Пайпер никакие не друзья, она для меня слишком крутая. На случай если вдруг еще не стало ясно: друзей у меня вообще нет.
И тем не менее Пайпер не хочет, чтобы я вылетел из школы из-за того, что дам по морде какому-то уроду. Она стоит между нами и ждет, и в конце концов я отступаю.
Кейт
Одиннадцать лет назад Май
Домой мы с Беа едем настороже, не переставая высматривать ту машину. Хотя сейчас я начинаю сомневаться, было ли вообще преследование или же просто водитель, как и я сама, с трудом разбирал дорогу, а мы стали для него ориентиром. Остается только гадать.
Когда мы наконец подъезжаем к дому, дождь стихает, но вокруг по-прежнему серо и безлико. Деревья почти до самой земли склоняют намокшие, отяжелевшие ветки — самые слабенькие из них, не выдержав натиска дождя и ветра, все-таки сломались. Град продолжает падать и, едва касаясь газона, тут же тает.
Я медленно сворачиваю на подъездную дорожку к дому. В нашем районе такие дорожки есть у большинства домов, чтобы можно было парковаться у черного хода, ведь когда дорога не заставлена машинами, улица смотрится гораздо аккуратнее и симпатичнее. Дорожка узенькая, однако если здесь встретятся два автомобиля, они все же, пусть и с трудом, разъедутся.
Примерно в ста футах впереди нас — Джош, откуда-то вернулся. Подъехав, я паркуюсь, и мы с Беа выходим из машины ему навстречу. В гараж к ним сейчас никому нельзя, потому что там, возможно, совершилось преступление. Дверь оклеена желтой лентой; Беа невольно бросает туда взгляд и, не в силах смотреть, тут же отворачивает голову. Даже не верится, что здесь могло случиться нечто страшное.
— Ездил искать Мередит с Дилайлой, — предвосхищая наш вопрос, говорит Джош. Его рубашка наполовину выбилась из-под пояса джинсов, а сами джинсы, надетые без ремня, сползают, и Джош то и дело их подтягивает. Глаза у него заметно опухшие.
— А что, сегодня все снова собирались на поиски? — спрашиваю я, чувствуя неловкость за то, что мы с Беа никак не помогли. Причем завтра я опять занята по работе.
— Нет-нет, куда там, в такую-то погоду… Не сиделось дома, вот и поехал, — отвечает Джош.
Беа просит рассказать, где именно Джош искал, и он называет с полдесятка локаций, в основном парки и похожие местечки, куда Мередит любит водить детей. Правда, в дождь, ветер и холод вряд ли кому-то захочется гулять по парку.
— Глупо, да? — горько произносит Джош.
Своего пса Уайата он с собой не брал, и тот целый день просидел дома — не хотелось, чтобы поискам что-то помешало, а с собакой появиться можно далеко не везде. Весь взвинченный, Джош говорит, что ему нужно быстренько выгулять Уайата, а потом забрать Лео от няни.
— Ты уже объяснил ему про Мередит и Дилайлу? — спрашиваю я.
Джош закрывает глаза и отчаянно трясет головой, а потом говорит:
— Нет. Как такое объяснишь?
Тут он начинает сокрушаться о том, как же все утомительно, не хочется ни пса выгуливать, ни за Лео идти — лишь беспрерывно искать Мередит с Дилайлой… Сидеть дома сложа руки невыносимо — нужно что-то делать, в лепешку расшибаться, чтобы найти жену и дочь.
— Джош, не забывай, что ты и для Лео отец. Ему ты нужен не меньше, чем Мередит и Дилайле.
— Давай я выгуляю Уайата? — предлагает Беа. — Побудет у нас, пока ты забираешь Лео. А вы как раз не торопитесь, поговорите немного. Лео мальчик умный, смышленый — разумеется, видит, что Мередит и Дилайлы почему-то до сих пор нет… Он же от Дилайлы ни на шаг никогда не отходит!
Это точно, ведь если Мередит еще могла все это время якобы быть на работе — у нее как-то бывало, что роды шли сразу же одни за другими, — то отсутствие Дилайлы гораздо более подозрительно. Больше чем на пару часов, когда та в школе, они с Лео не разлучаются.
Беа с Джошем идут за Уайатом, а я тем временем захожу домой и прошмыгиваю мимо рабочих. От дела они не отрываются, однако искоса поглядывают в мою сторону, продолжая что-то говорить на незнакомом языке.
Я поднимаюсь наверх и по темному — солнечный свет сюда не попадает — коридору прохожу в спальню. Войдя, сразу же закрываю дверь и на всякий случай подпираю ее стулом. В любое другое время принимать душ, пока дома рабочие, я ни за что не стала бы, но сегодня, сейчас мне хочется поскорее смыть с себя этот день, и поэтому я спешу в ванную и сбрасываю одежду. Рабочих отсюда слышно прекрасно — они работают инструментами, шумят, восстанавливая ванну во второй ванной комнате дальше по коридору. Пока в той ванной ремонт, пользоваться можно только той, что в нашей с Беа комнате, а значит, когда нас нет дома, рабочие ходят сюда. Наша с Беа ванна больше не наша, потому что сиденье унитаза вечно не опущено, а полотенца висят мятые и мокрые.
Наконец я в душе, и горячая вода понемногу смывает с меня прикосновения доктора Файнголда. Я мылю мочалку, тру ею тело, потом щедро наливаю в руки шампунь и промываю волосы — несмотря на то, что их Файнголд не трогал, ощущение такое, будто его руки побывали везде.
К тому времени как я заканчиваю, рабочие уже собрались и уходят. Сквозь жалюзи я наблюдаю, как они загружают свои вещи в грузовики, а затем медленно трогаются.
За окном немыслимо мокро — огромные лужи теперь сменились настоящими потоками. Небо все больше мрачнеет; правда, сейчас уже сложно сказать, из-за погоды или приближающихся сумерек, ведь мы так давно не видели солнца. От одного этого можно впасть в уныние, а от мыслей о том, что случилось с Шелби, Мередит, Дилайлой, окончательно накрывает отчаяние.
А вот и Беа с Уайатом возвращаются с прогулки; вижу в окно, как они идут по дорожке, а затем поднимаются к двери. Тут хлопает дверь, и Беа зовет меня.
— Сейчас спущусь! — отзываюсь я, расчесывая мокрые волосы. Затем, вернувшись в ванную комнату, отжимаю кончики, делаю небрежный пучок и по пути захватываю в стирку полотенца. По лестнице спускаюсь очень осторожно, потому что по всему дому валяется строительный картон и пленка, а иногда попадаются и гвозди с мусором. Так что после рабочих каждый раз приходится убираться. Зевса нигде не видно — стало быть, прячется. Он, как и я, не слишком-то рад посторонним в доме.
Беа переодевается в сухую одежду и приносит мне на диван бокал вина. Уайат лежит у нас в ногах, и мы сидим, потягивая вино, в то время как сумерки постепенно погружают дом в темноту. Тогда мы с Беа встаем с дивана включить свет и вновь садимся.
— Я тут подумала… — начинает Беа.
Я делаю глоток вина.
— О чем?
— Доктор Файнголд, конечно, жуткий тип, — говорит Беа, — но это же не значит, что он убийца.
— К чему ты клонишь?
— Вдруг он соврал про Мередит не из-за того, что связан с ее исчезновением, а из-за иска? Сама посуди, Кейт. Если он и вправду поверил, что ты беременна и ищешь доулу, то явно не захотел бы терять тебя как пациентку из-за Мередит. После родов Шелби она много «хорошего» про него рассказала бы. И вот вам пожалуйста — прямая угроза карьере…
Что ж, в словах Беа есть резон.