– Охотно, если это возможно.
– Пройдите туда, на платформу.
Он махнул рукой в ту часть гаража, где машины на возвышении готовились к ремонту.
Мужчина в синей спецовке бросил на меня равнодушный взгляд, продолжая двигать прибором, из которого вырывалась струя жидкости для обработки нижней части кузова. Мне пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум компрессора.
– Вы давно здесь служите?
– Да, а в чем дело?
– Мне нужна одна справка.
– Какая?
Я молча достал из кармана пачку денег, взял бумажку в пятьдесят франков и показал ему. Он повернулся, выключил компрессор и насмешливо посмотрел на меня.
– Если это связано с будущими гонками, то вы ошиблись адресом. Я не в курсе, участники со мной не откровенничают.
– Нет, все гораздо проще. Вы знали Марселя?
Он нахмурился, напрягая память.
– Марселя? Какого Марселя?
– Брюнета высокого роста. Он тут занимался текущим ремонтом машин.
– Ах, этого? Конечно, знал. Мы были очень дружны до его ухода отсюда.
– А где он сейчас, неизвестно?
Сорди покачал головой.
– Он давно уволился. Еще несколько лет назад. Говорят, открыл свое дело. Будто бы получил большое наследство.
Он потер ладонью лоб, вытащил из пачки сигарету, закурил и продолжил:
– Один мой приятель встретился с ним в шестьдесят четвертом году где-то близ Сен-Рафаэля. Марсель хвастал, будто купил прибыльную автозаправочную станцию и дела его идут прекрасно.
Он прищурился и пристально посмотрел на меня.
– Скажите, а не тот ли вы врач, который имел неприятности с полицией? Помните, из-за наркотиков.
Я протянул ему банкноту.
– Совершенно верно, тот самый.
– Я почему-то так и подумал. А зачем вам Марсель?
– Мне нужно его повидать. Вы знаете его фамилию?
– Бланк. Марсель Бланк. К сожалению, больше мне ничего не известно, доктор.
Вот уже второй человек сегодня произносил это дорогое для меня обращение. В груди моей что-то болезненно сжалось.
– Не могли бы вы хотя бы приблизительно сказать, когда Марсель уволился?
Он запустил руку в волосы и подмигнул.
– Это я могу.
Он отошел к застекленной части гаража и через несколько минут вернулся.
– Третьего сентября 1960 года.
– Вы уверены?
– Вполне. Проверил по регистрационной книге выхода на работу.
– Большое вам спасибо.
– Переживаете за отсидку?
– Да нет, все уже позади.
– Не унывайте, доктор. Говорят, за одного битого двух небитых дают… Все образуется.
Меня арестовали двадцать девятого августа, а Марсель уволился третьего сентября, заявив, что получил наследство!
Я выпрямился и довольно улыбнулся.
Марселя Бланка я найду. Пусть объяснит мне, откуда у него появились богатые родственники и огромное наследство именно в то время, когда таможенники нашли пакеты с наркотиками в моей машине, которой он лично занимался много часов перед моим отъездом в Бельгию.
Квартира Моники Вотье находилась на проспекте Хош близ площади Этуаль. Было всего шесть вечера, и я имел достаточно времени, чтобы пойти к ней пешком.
По дороге я стоял у витрин магазинов, глазел на дома, на прохожих и машины, наслаждаясь своей свободой.
Наконец я увидел большое серое здание и зашел в него. Консьержка занималась сложным вязаньем с очень путаным рисунком и даже не подняла головы, когда я проходил мимо.
Минуя лифт, я поднялся по лестнице и собрался уже протянуть руку к звонку над медной дощечкой с фамилией. Но тут с удивлением заметил, что дверь не заперта. Все же я позвонил и стал ждать, прислонясь к стене.
Пришлось повторить это три раза, но ответа не последовало.
Наконец я открыл дверь, вошел в переднюю и громко проговорил:
– Мадемуазель Вотье!
Позади раздался шорох. Не успел я обернуться, как получил сильный удар по голове. Перед глазами у меня поплыло, и я как сноп свалился на пол.
Глава 5
Очнулся я с невероятной болью в затылке. Инстинктивно поднял руку для защиты и открыл глаза.
Я лежал на полу. Голова трещала от удара. Наверное, тот, кто это сделал, подумал, будто прикончил меня, и скрылся.
Борясь со слабостью и болью, с усилием я встал на колени и заметил, что нахожусь не в, прихожей, а в спальне Моники Вотье.
Кровать стояла рядом, она сама лежала на ней, раскинув руки.
Мое внимание привлек блестящий предмет у нее на груди. Приглядевшись, я понял, что это рукоятка кинжала, лезвие которого вонзилось в ее тело.
Ошеломленный, я смотрел на страшную картину, не веря своим глазам, затем приблизился и по старой привычке пощупал пульс. Рука Моники была еще теплая, видимо, ее убили совсем недавно.
Заметив на ночном столике телефон, я собрался было вызвать полицию, но меня остановил инстинкт самосохранения.
Рассудок сработал четко.
Я отдернул руку от трубки и быстро обошел спальню и остальные помещения. Нигде никого не было.
Зачем меня втащили туда?
Вторичный осмотр трупа все объяснил. Моника держала в руке осколок фарфоровой вазы.
Их замысел прояснился. Хорошо продуманный план, ничего не скажешь. Моника Вотье отказалась подтвердить мое алиби. Выйдя из тюрьмы, я тут же заявился к ней, принялся укорять за прошлое, поссорился и убил. Она пыталась защищаться и разбила о мою голову вазу, оказавшуюся у нее под рукой.
Все оказалось учтено: мотив, жертва и сам убийца были налицо.
Пришлось бы мне погибнуть, если бы я – задержался и был обнаружен.
Надо было немедленно удирать.
Судя по часам, все произошло не более десяти минут назад. Убийца ожидал моего прихода к семи и наверняка высматривал из окна. Он заколол Монику, спрятался за дверью прихожей и, как только я вошел, оглушил, меня ударом по голове. Потом втащил в спальню.
Я вытер платком телефонную трубку, подумал немного и то же проделал с рукояткой кинжала. Ведь пока я был без сознания, убийца мог прижать к ней мои пальцы. Осколки вазы говорили б продуманности всех мелочей.
Взглянув в последний раз на убитую, я вышел, прикрыв платком дверную ручку.
Все еще поглощенная вязаньем, консьержка так и не взглянула на меня.
Я прошел по улице метров пятьдесят и услышал вой полицейской сирены: машина приближалась со стороны площади Этуаль. Она вынырнула из-за поворота, промчалась мимо меня и остановилась перед домом, где жила Вотье.
Из нее выскочили трое полицейских и вбежали в подъезд, из которого я вышел недавно.
Удалился я медленно, боясь привлекать к себе внимание. Не спешил совсем, хотя прекрасно понимал, что, прокопайся я хоть пару минут в квартире Моники, сегодня вечером оказался бы в тюрьме и когда-нибудь на рассвете вышел из нее только на центральный двор Сайте, где устанавливалась гильотина для приговоренных к смертной казни!
«У тебя есть только один шанс из ста», – кажется, так меня предупредила Анна.
В кафе, где мы встретились с Анной, было почти пусто. С первого взгляда, брошенного на меня от порога, она, видимо, поняла: что-то стряслось. По телефону я не мог ей ничего сообщить.
Анна села рядом, обеспокоенно глядя мне в лицо.
– Что случилось, Тэд?
Я рассказал ей все, начиная с посещения гаража и кончая бегством из дома на проспекте Хош. Анна не прерывала, только глаза ее были встревожены. Она боялась за меня.
– Но это же чудовищно… Иди скорее в полицию и расскажи о случившемся.
– Нет, дорогая, такое исключено. В конце концов сыщики – это всего лишь сыщики, а не ясновидцы, обвинять их в неверных выводах порой просто невозможно, В свое время Лемер правильно говорил: «Полиция считается только с фактами». Сколько бы я ни доказывал, что шел к Монике с самыми лучшими намерениями, получил потом удар по голове от какого-то человека-невидимки, а очнувшись, лежал уже в спальне возле кровати, на которой была заколота Моника, – никто этому не поверит. Меня арестуют, обвинят в преднамеренном убийстве, а что за это полагается – сама знаешь.
Здесь Анна побелела как полотно и поднесла руку к губам, чтобы сдержать невольный крик. Я обнял ее за плечи и на секунду прижал к себе.
– Напрасно ты волнуешься – пока со мной ничего не случилось. Консьержка меня не видела, следов моих там не осталось, и никто, кроме тебя, не знает, что я туда ходил.
– Но еще убийца!
– Безусловно, только он не может об этом говорить.
– Но ведь полицию кто-то оповестил?
– Конечно, был такой же анонимный звонок, как тот, что предупредил о пакетах с наркотиком в моей машине. Сценарий разработан, несомненно, тем же автором, но на Сей раз мне повезло: я ухитрился выскочить из ловушки до того, как она захлопнулась и меня смогли «поймать с поличным».
– Какой кошмар!
– Да, если бы я пришел в себя несколькими минутами позже, стал бы конченым человеком.
Мы долго сидели молча, пока официант нас обслуживал. Когда он отошел, Анна спросила:
– Надеюсь, теперь ты не хочешь осуществлять свой план?
– Наоборот, более чем раньше. Сейчас уже нет сомнений, что Моника Вотье получила немалые деньги за то, что уничтожила мое алиби. Возможно, даже в виде пожизненной ренты. Когда я позвонил и заявил, что хочу ее видеть, она тут же предупредила кого-то из членов банды, с которым, очевидно, не теряла связи. Этот человек приехал к ней, проследил за мной из окна, в последний момент заколол Монику, которая, конечно, ничего подобного не ожидала. Затем подготовил всю сцену и спокойно сбежал. Консьержка на него обратила не больше внимания, чем на меня. Далее убийца добрался до ближайшего бистро и оттуда позвонил в полицию… Возможно, даже из этого.
Анна невольно испуганно оглянулась.
В этот час в заведении был только один завсегдатай, оживленно обсуждавший с барменом шансы на выигрыш у хоккейной команды «Мирабель», за которую оба они болели.
– Убийство Моники Вотье доказывает, что я на правильном пути. Раз они решили пойти на мокрое дело, значит, напуганы, ну а паника, как известно, никогда не была хорошим советчиком.