Мои наручные часы показывали десять. Я раздернул легкие тюлевые занавески и впустил в комнату солнце. Потом, не выдержав, приоткрыл окно, но не высунулся, боясь быть узнанным.
Язык мой заплетался, голова гудела. Ничего удивительного: за пять лет я впервые по-настоящему выпил.
Я успел принять душ к тому времени, когда появился Кусселли с подносом. Там была чашка горячего кофе, горка свежих румяных булочек и кипа газет.
– Привет! Ну, пришел в себя?
– С похмелья голова трещит. Отвык от вина.
– В таком случае почитай для разнообразия. Твоей особой пока еще заняты, но через несколько дней появится новая тема и тебя забудут.
– В отношении Марселя Бланка пока ничего?
– Я уже дал задание своим парням, но предупреждал ведь, что на это нужно время. Скажи, когда ты его найдешь, будет бурное объяснение?
Я пожал плечами, действительно не зная, что меня ждет.
– Возможно, все решится легко и просто, но могут возникнуть и неприятности.
– Видишь ли, я боюсь за своих ребят. Если с тобой… Одним словом, мне бы не хотелось их подводить.
Утро тянулось бесконечно долго. В газетах печатали в основном всякие фантастические предположения полицейских и репортеров относительно гибели Моники. Говорилось даже, что ее мог убить из ревности любовник. Но дневные газеты решительно отвергли эту версию, потому что тот, как выяснилось, во время убийства находился в Бордо, а значит, у него было неопровержимое алиби. И за отсутствием других подозреваемых я остался основным.
Впрочем, и газеты, и радио подчеркивали, что меня разыскивают только как свидетеля, но при этом сообщали мои приметы и напоминали о недавнем освобождении из тюрьмы.
Около часа дня бармен принес жареную свинину с картофелем, но я едва до них дотронулся.
Сидя перед окном, я, как любопытная старая дева из провинциального городка, смотрел сквозь тюль на улицу, на прохожих. Было жарко, солнечно и рукой подать до моря, но я не мог этим пользоваться.
Прохожие беззаботно улыбались, радуясь погожему деньку, болтали о пустяках. Все были легко одеты, я им страшно завидовал, тоже мечтая о праве гулять и наслаждаться жизнью, купаться и танцевать с хорошенькой девушкой, а не скрываться в запертой душной комнате.
«У тебя есть только один шанс из ста».
Эта фраза преследовала меня, как надоевший рефрен. Может, и правда было бы умней послушаться и не стараться встретиться с Моникой Вотье? Ведь тогда я бы мог пользоваться так дорого доставшейся мне свободой!
Но я тут же опомнился. Целых пять лет мысль о возмездии не давала мне покоя, поддерживала меня, помогла не опуститься, спасла от безумия.
Почему же теперь такое малодушие?
Я встал и принялся ходить по комнате. Четыре шага – поворот, еще четыре – снова поворот. На протяжении пяти лет вот так же я ходил по тюремной камере. А теперь просто сменил обстановку.
В одиннадцать вечера пришел Кусселли.
– Не думай, что я про тебя забыл, но мне надо работать в своей коробке. Это мой единственный заработок.
– Зачем ты извиняешься? Я и без того достаточно переживаю, что доставляю тебе столько хлопот.
– Мои парни раскопали одного Бланка, хозяина гаража в Ницце, но не того. По имени Август, семидесяти лет.
– Может, его отец?
– Мы тоже об этом подумали. Под предлогом финансовой инспекции ребята его расспросили. Он одинокий, вдовец, ни жены, ни детей.
Я горестно вздохнул. Кусселли похлопал меня по плечу.
– Не падай духом, мы не бросим поисков. Только если сам откажешься.
– Я сейчас в таком положении, что, если бы и хотел, уже поздно.
Он промолчал, но посмотрел на меня с любопытством. И вдруг я почувствовал необходимость довериться ему полностью. Не из желания оправдаться, а чтобы не чувствовать себя одиноким со своей невероятно тяжелой тайной на плечах.
– У тебя есть время выслушать меня?
Я завершил свою исповедь уже за полночь, начав с женитьбы и кончив убийством Моники Вотье. Кусселли слушал меня внимательно, ни разу не прервал, только беспрерывно дымил, прикуривая одну сигарету от другой.
– Теперь ты знаешь не меньше меня… Не думай, будто я рассказывал небылицы, чтобы разжалобить тебя. Доказывать свою невиновность тоже не собирался. Ведь твое отношение ко мне не зависит от того, виновен я или нет.
Он улыбнулся и несколько раз кивнул.
– Конечно, это ничего бы не изменило, потому что ты пришел от Пастеля. А потом, твои дела касаются только тебя, и я не стал бы ни о чем спрашивать. Но сейчас с чистой совестью могу сказать: на твоем месте я бы поступил так же.
– Теперь ты понимаешь, что Марсель Бланк – единственная возможность узнать, кто все это организовал.
– Да, распутать эту историю сможешь только ты сам. Я, как и ты, провел за решеткой пять лет, нам известен твердый закон, существующий у зеков: самому заниматься своим делом. Я никогда не стану осведомителем, но и непосредственно участвовать ни в чем не собираюсь. Не сомневайся, я сделаю все, чтобы отыскать Марселя Бланка. Остальное – твоя работа. Скрывать тебя буду, сколько потребуется, потому что ненавижу легавых, это дело принципа. Но большего у меня не проси.
Прошло еще два дня, в течение которых я метался от кровати к окну, от окна к двери и назад. Газеты перестали писать об убийстве Моники Вотье, а если и мелькали кое-какие сообщения, то только на третьей странице, причем все они были ерундой.
Я ничего не писал Анне из боязни, что письма к ней будут проверять. Бармен, приносивший мне еду, говорил только о погоде. Барометр упорно показывал «ясно».
Это совсем не радовало. Синее, спокойное море, о котором я тосковал все эти годы, существовало не для меня, нельзя было даже пройтись по кромке воды.
Я продолжал перебирать в голове свои безрадостные мысли, которые мучили даже во сне. Еще несколько подобных дней, и меня можно будет отправить в сумасшедший дом.
В одиннадцать вечера ко мне как вихрь ворвался Кусселли, глаза его радостно сверкали. Он был крайне возбужден.
– На этот раз мы его точно засекли, ты слышишь? Твоего Марселя Бланка. Ему двадцать девять лет, и ремонтную мастерскую он открыл в октябре 1960 года.
Иными словами, через два месяца после моего ареста. Даты совпадали.
Кусселли добавил:
– Могу даже описать его внешность. Высокий брюнет с длинным лицом.
– Точно, это он.
– Его мастерская находится перед Сен-Тропе, справа, если ехать от Канн. На ней вывеска «Кальтекс» – уж не знаю, что это означает. Он живет с женой и имеет механика.
Я решительно кивал головой.
Хочет того Марсель Бланк или нет, но ему придется сказать правду, даже если для этого мне потребуется прибегнуть к силе.
Глава 7
Было девять утра, отпускники очень редко встают рано, поэтому улицы Канн были безлюдны. Мопед, купленный недавно в одном гараже, негромко тарахтел по шоссе.
Вопреки уговорам КуСселли, ночью я так и не смог ни на секунду закрыть глаза, до такой степени был возбужден, думая о предстоящем свидании.
Перед самым моим отъездом Кусселли принес какой-то флакон.
– Тебе было бы лучше изменить цвет волос…
Быстродействующая краска через час сделала меня брюнетом, местным уроженцем. Это сильно изменило мою внешность, а выражение лица вообще казалось теперь чужим. Кроме того, я стал больше походить на того типа с фотографии в моем паспорте.
– Ну, ни пуха ни пера! – напутствовал меня Кусселли. – Но если сцапают, не забудь: тебя здесь и близко не было. Ни меня, ни мою забегаловку ты не видел.
Он же посоветовал мне приобрести мопед.
– Полицейские – опытные и хитрые люди, но имеют кое-какие укоренившиеся и не совсем верные понятия. Они почему-то воображают, что убийца должен непременно разъезжать на автомобиле, предпочтительно гоночном. На чем такое мнение основано – неясно, но оно существует… А на подобной трещотке ты покажешься обычным работягой, спешащим по делам.
Совет был ценный.
Действительно, мимо проезжало несколько патрульных машин, но в мою сторону никто даже не поглядел. Единственным неудобством было то, что я не имел права ехать по автостраде д’Эстре, предназначенной только для автомобилей.
Я утешался тем, что двигался по дороге, тянущейся вдоль моря, и любовался волнами, которые лениво накатывались на берег, залитый солнцем.
Проезжая около залива, я невольно загляделся на безлюдный пляж. В своих широченных городских трусах я окунулся в бархатную воду и тут же забыл все: заботы, страх и тюрьму. Я был счастлив, радовался солнцу, природе и теплой воде. Лишь огромным усилием воли я заставил себя оторваться от такой благодати и продолжить путь к Сен-Тропе.
Наконец с правой стороны дороги показалась ремонтная станция «Кальтекс».
При виде этой вывески я почувствовал, как заколотилось мое сердце. Ибо понимал, что Марсель Бланк был моим единственным шансом. Я долго жил надеждой на нашу встречу, а теперь настолько разволновался, что боялся сделать самый последний шаг. А вдруг мои ожидания не оправдаются?
Чтобы справиться с внутренней дрожью, я остановился, закурил и стал разглядывать небольшое белое строение, осваиваясь в этом месте.
Как-то он себя поведет? А вдруг сразу вызовет полицию?
Об убийстве Моники Вотье так много и долго шумели газеты… Марсель не мог о нем не знать, а следовательно, был в известной степени насторожен, понимая, что я непременно стану его разыскивать.
Более того, в его доме меня могла ожидать западня, в которую я бы полез очертя голову. И ведь оправдаться мне было нечем. Перекрашенные волосы, фальшивый паспорт – все это красноречиво доказывало, что я пытался скрыться от властей!
И тут мне в голову пришла странная, но показавшаяся утешительной мысль: пилот скользит по взлетной полосе, пока не разовьется необходимая скорость, чтобы взмыть в небо, если же при разгоне он натолкнется на какое-то препятствие, то разобьется еще на земле.