Минувшим вечером, когда она писала Симоне, ее захлестнула тоска по родным краям. Отзвуки этой тоски сохранялись и сегодня. Однако у нее не было родного дома, куда можно вернуться. Не было семьи, где она чувствовала бы себя своей. Она осталась один на один с миром.
Пока они пробирались сквозь заросли тропических растений, обступавшие дом, Оливер спросил, что она намерена делать, когда дом и участок перейдут в ее собственность. Она и сама толком не знала. Может, продать по бросовой цене Эдварду? Он уже проявил интерес к покупке дома, а ей не хотелось взваливать на свои плечи заботы по ремонту. И потом, надолго ли она собирается задержаться в Бирме? Ей хотелось путешествовать, видеть другие места и продолжать петь. Однако дом был таким красивым; по крайней мере, ему можно вернуть прежнюю красоту.
Белл вновь подумала о письме, отправленном Симоне. Когда она спросила у почтового служащего, сколько времени письмо будет добираться до Англии, тот похвалил ее за предусмотрительность. Она написала на бумаге для авиапочты[5], поэтому ее письмо попадет на родину за девять дней. По морю и по суше это заняло бы две недели, а то и месяц. Таким образом, ждать ответа нужно не раньше чем через три недели, и то если Симона напишет незамедлительно.
Выйдя из дома, Белл обратила внимание на зеленых птичек, рассевшихся на телеграфных проводах. У них были желтые головки и длинные хвосты. Какие симпатичные птахи. Тягостные чувства начали отступать. Белл испытала облегчение и вновь наполнилась энергией. Она отнесла это за счет Золотой Долины с красивыми старыми домами и ухоженными садами. Но мелькнула другая мысль, снова испортившая ей настроение.
– Мой отец настроил против себя какого-то влиятельного человека, – выпалила она. – На это намекнул один старик в клубе «Пегу».
– Вы туда ездили?
– С Эдвардом де Клементом.
Белл увидела, что Оливер слегка переменился в лице, но он лишь спросил, известны ли ей подробности и, прежде всего, имя той влиятельной особы. Она покачала головой. Молчание Оливера ее насторожило. Может, он что-то скрывает от нее?
Оглянувшись, она в последний раз посмотрела на дом.
– Чудесный старый дом, я сюда еще вернусь, – прошептала она. – И тогда мы решим, как быть с тобой.
– По-моему, вы влюбились.
Белл густо покраснела.
Возле ворот ближайшего дома стоял индиец средних лет. Судя по одежде, садовник. Переглянувшись, Белл с Оливером подошли к нему.
– Доброе утро, – поздоровалась Белл.
Индиец наклонил голову.
– Он меня понимает? – спросила она у Оливера, который мог задать ей тот же вопрос.
– Да, мадам, – ответил индиец. – Я уже много лет говорю по-английски.
Белл вновь залилась краской:
– Конечно. Простите. Вы не против, если я спрошу, давно ли вы здесь работаете?
– Всю свою жизнь, мадам, – горделиво улыбнулся он.
– И когда вы начали?
– Еще мальчишкой. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это было в девяносто пятом году.
– Приличный срок.
– Ваша правда, мадам.
– Наверное, вы помните, как однажды из сада соседнего дома исчез новорожденный младенец?
Индиец нахмурился, а когда заговорил, его лицо приняло серьезное выражение.
– Ужасное было время. Полицейские на каждом шагу.
– И что люди думали об этом происшествии?
– Многие англичане считали, что это дело рук самой леди, матери ребенка.
– А вы? Что думали вы?
Он покачал головой:
– Я знал эту несчастную леди. Она была всегда добра ко мне, спрашивала про семью и все такое. Мне не верилось, что она виновна.
– Тогда что, по-вашему, могло произойти с младенцем?
– Не знаю. Здешние бирманцы говорили, что младенца забрали сверхъестественные силы. Их вызвала разгневанная семья человека, которого муж этой леди обвинил по суду.
Оливер посмотрел на Белл и кивнул:
– Бирманцы невероятно суеверны.
– В каком смысле?
– Они верят в натов. В духов, если вам угодно. Бирманцы окружают свои дома магическими предметами, которые не дают злым духам проникнуть внутрь.
– Кто такие наты?
– Это широкое понятие: от духа, живущего в дереве, до индийского божества. Может, стоит поискать сведения о том, угрожал ли кто вашему отцу наслать на него ната.
– Да будет вам, Оливер. Какой смысл? – Она повернулась к садовнику. – Спасибо за ваш рассказ.
Индиец поклонился и ушел за ворота.
– И что теперь? – спросила Белл.
– Может, заглянете ко мне на чашку кофе? – предложил Оливер. – Я вам кое-что покажу.
«Мне тоже есть что тебе показать», – подумала Белл и, заинтригованная приглашением, согласилась.
Квартира Оливера находилась в здании Викторианской эпохи, специально построенном для сдачи внаем. Стены гостиной были мягкого белого цвета. Легкая плетеная мебель с уютными подушками из изумрудного шелка. На полу – красивые синие и зеленые персидские ковры. Белл не ожидала увидеть такой уют. Ей показалось, что в его создании не обошлось без женской руки. По углам гостиной стояли четыре высокие, восточного вида лампы, отбрасывавшие на паркет мягкий узорчатый свет. Ветер развевал белые шторы. Из гостиной открывался замечательный вид на улицу, обсаженную высокими деревьями. Перед диваном стоял полированный кофейный столик, а возле одной стены – небольшой письменный стол. Противоположную стену от пола до потолка занимали книжные полки, плотно забитые книгами. Белл было приятно оказаться здесь. Ее настроение снова повысилось. Она ходила вдоль полок, водя пальцем по корешкам книг и читая названия.
– У вас разнообразные вкусы.
– Как раз для моей игры.
– Игры? Значит, журналистика для вас – нечто вроде спорта?
– Вы очень сурово судите обо мне, – улыбнулся Оливер.
– Вы так считаете? – засмеялась она.
Он ушел готовить кофе. До ушей Белл долетал негромкий звон посуды. Через несколько минут Оливер появился с подносом, где стояли изящные фарфоровые чашечки с кофе, а на блюде лежало печенье необычного вида или, может, кексы.
– Индийские сласти, – пояснил Оливер, перехватив ее взгляд.
Белл потянулась за печеньем. Оно оказалось не только сладким, но и душистым.
– Так что вы хотели мне показать?
Глава 22
Дуглас редко заходит ко мне в комнату, но сегодня зашел, и я теряюсь в догадках. Все это не просто так. Должно быть, он собрался поговорить со мной о Грейндже. Я полна решимости сохранять максимально возможное спокойствие, чтобы не давать ему повода удалить меня из дому, но меня охватывает волнение, и я начинаю ходить взад-вперед.
– Я говорил с Симоной, – объявляет он.
Я вдруг замечаю, как сильно он сутулится. Он и прежде несколько горбился из-за высокого роста, однако сейчас это начало бросаться в глаза.
– И что? – спрашиваю я.
– Похоже, и она считает, что дальнейшее пребывание здесь не принесет тебе ничего хорошего.
Я застываю на месте. Мне сдавливает грудь.
– Я не поеду в Грейндж.
Он хмурится:
– Диана, не смотри на меня так сердито. Я понимаю твое нежелание покидать этот дом. Но боюсь, дорогая, что Симона права. Дальнейшее пребывание здесь никак не улучшает твоего самочувствия.
Я улавливаю запах куркумы и апельсина, исходящий от его кожи. Смотрю на его красивые глубокие глаза за стеклами очков и лицо, когда-то дорогое для меня. Смотрю и молчу. Зачем давать ему лишний повод?
– И на Аннабель твое присутствие действует не лучшим образом. – Он умолкает. – Знаю, ты страдаешь, но и она тоже страдает. Не хочу показаться жестоким, но вынужден спросить: понимаешь ли ты, что она тебя боится? Дочь требует, чтобы на ночь дверь ее комнаты запиралась. Иногда, чтобы ее успокоить, мне приходится сидеть у ее постели.
– Почему? – спрашиваю я, шокированная услышанным.
– Дорогая, по-моему, ты сама знаешь причину. Она пугается, когда ты будишь ее посреди ночи и обрушиваешь на ее голову очередную сумасбродную идею.
– Я просто думала, что будет неплохо прогуляться по саду и набрать цветов.
– Это самое последнее, чем ты ее напугала. А сколько было таких случаев? Дорогая, ей всего девять лет. Твое поведение настолько ее страшит, что она боится спать. Наш замечательный ребенок превращается в неврастеничку, и это никуда не годится. Ты должна понимать.
Мне жжет глаза, поскольку я знаю: это правда. Я видела беспомощное, испуганное лицо дочери, и оно перепугало и меня.
– Так дальше продолжаться не может. Если дочь слышит, как днем ты ходишь по дому, она прячется, стараясь не издавать ни звука.
Я закрываю лицо руками, не желая видеть его лицо.
– Не далее как на прошлой неделе миссис Уилкс нашла ее в хозяйственной кладовке. Замок заклинило, девочка не смогла выбраться и просидела там, пока не выплакала все слезы. Мне надо работать. Я не могу постоянно находиться дома и следить за Аннабель. Миссис Уилкс ночует у нас не чаще одного раза в неделю. В конце нашего разговора Симона предложила для тебя еще один вариант.
Я шумно втягиваю воздух и замираю. Ну не могла же Симона меня предать. «Не позволяй ему отправить меня в Грейндж», – мысленно молю я подругу.
Дуглас щурится и даже не пытается скрыть своего отчаяния.
– Диана, прошу тебя, сядь. Когда ты вот так ходишь, мне тяжело сосредоточиться.
Помня о намерении произвести на него должное впечатление, я выполняю его просьбу и сажусь напротив.
– Симона любезно согласилась присматривать за тобой, – говорит он и вздыхает.
– Здесь?
Он качает головой:
– В ее деревне.
Мое сердце ликует, и я улыбаюсь мужу:
– То есть она предлагает жить с ней? Как замечательно!
– Нет.
– Тогда что она предлагает?
– Выслушай меня спокойно. Ты знаешь, что до замужества Симона работала медсестрой, а потом вышла за врача?
Я киваю, мысленно подталкивая его ближе к сути. Разумеется, я знаю.