– Вы здесь всех знаете? – спросила Белл.
– Я же вам сказал, что живу здесь больше тридцати лет.
– А есть желание вернуться домой?
– Мой дом здесь.
– И даже когда вы отойдете от дел?
– Я вообще не собираюсь отходить от дел. Буду работать, пока не свалюсь замертво. Здесь.
– Казначей на корабле говорил, что вы, возможно, помните историю белого младенца, которого бирманская супружеская пара везла в Мандалай.
– Да, помню. Вроде это было в двенадцатом году?
– Нет, в одиннадцатом.
– Весьма любопытная история… во всяком случае, тогда была.
– А вы сами видели ребенка?
– Увы, нет. Его видел мой помощник.
– Он сейчас в Багане?
– Нет, но скоро вернется. Он ездил в Мандалай. Там у него семья.
– Надеюсь, он вернется до моего отъезда.
Деревня, в которую они пришли, на первый взгляд показалась Белл средоточием хижин, стены которых имели деревянный каркас, но были искусно сплетены из бамбука.
– Никак стены сплетены из бамбука?
– Нет, из тодди-пальмы. А окна жители закрывают бамбуковыми циновками.
Первая хижина, притаившаяся среди деревьев, стояла на сваях. Крыша была покрыта соломой. Внешне жилище выглядело вполне уютным. Во дворе бирманка подметала земляной пол. Ее ребенок играл с мячом. Неподалеку в земле копались несколько тощих кур. В задней части двора щипали траву две пятнистые козы, привязанные к колу. В тени дерева дремал пес.
– Чем занимаются местные жители? – спросила Белл.
– Сельским хозяйством и рыболовством. Кто-то делает сельскохозяйственные орудия, сети, веревки и паруса. Есть изготовители разных лакированных безделушек, которые продают приезжающим паломникам.
Белл догадалась: Гаттридж был глух на левое ухо, отсюда и привычка постоянно дергать за него, словно побуждая вновь начать слышать. Поэтому она старалась идти справа от археолога. Навстречу попались три босых монаха в шафрановых одеждах. За ними следовали два маленьких мальчика с чашами в руках. Белл спросила, неужели эти ребята тоже послушники.
– Начиная с семилетнего возраста и до тринадцати лет мальчиков отдают в монастыри, где они проводят какое-то время. Некоторые так врастают в монастырскую жизнь, что монастырь становится для них чем-то вроде семьи.
– И это распространяется на всех мальчиков?
– На всех мальчиков из семей бирманских буддистов. Они должны пробыть послушниками хотя бы несколько недель. У кого-то пребывание растягивается на месяцы и даже на годы, особенно если у них нет семьи.
– Они могут покинуть монастырь?
– Конечно. В любое время они могут вернуться к обычной жизни или оставаться монахами.
– А в чаши они собирают еду?
– Да. Монахи едят лишь то, что им подают. Иногда это только рис. Согласно представлениям буддистов, в жизни всегда есть элемент страдания, причиной которого является желание. Чтобы освободиться от страданий, необходимо отказаться от желаний и привязанностей. Отсюда и простой образ жизни монахов.
Белл задумалась об услышанном. Ее чувства к Оливеру были желанием, и это закончилось страданием. Но разве вся жизнь не состояла из светлых и темных полос? Нет уж, она скорее предпочтет жизнь, бросающую вызовы, жизнь с подъемами и спадами, чем тусклое существование в мире, где нет желаний. Следом Белл подумала, что еще слишком молода и должна многое узнать.
Ее внимание привлекла красиво одетая бирманка в лоунджи и традиционной шали на плечах. Шею и запястья женщины украшали золотые цепочки. Сидя на корточках на плотно утрамбованной земле, бирманка размалывала кусочки дерева, смешивала древесную пыль с водой и делала тханаку. Увидев, что за ней наблюдают, женщина робко протянула Белл кусочек желтой пасты и кивками предложила попробовать. Белл растерла тханаку по руке. На знойном солнце паста быстро высохла, вызвав кожный зуд.
На небольшом перекрестке она увидела индийца, ожидавшего пассажиров. Его экипаж, запряженный одной лошадью, представлял собой обыкновенную телегу без бортов, но с соломенной крышей на шестах.
– Мы что, поедем на этой телеге? – спросила Белл.
– Наилучший вариант. – Гаттридж кивнул. – Конечно, если желаете, можете идти пешком, но вскоре станет нестерпимо жарко.
Они подошли к странной повозке. Гаттридж помог Белл подняться на единственную заднюю ступеньку, после чего забрался в телегу сам.
– И куда мы отправимся?
– Мне надо проверить одну ступу в дальнем конце.
– Ступу?
– Иногда их называют пагодами. Это куполообразный верх массивного культового сооружения. Зачастую внутри есть помещение для священных реликвий. Расцвет Паганского царства в Бирме пришелся на период между одиннадцатым и тринадцатым веками. Тогда только на этих равнинах насчитывалось более десяти тысяч буддистских храмов, пагод и монастырей. И город назывался Паган, а не Баган.
– А сколько их осталось сейчас?
– Менее трех тысяч. Я покажу вам те, что удалось отреставрировать за последние годы. В основном руками индийцев, которые, увы, не всегда умеют работать так, как надо. – Гаттридж покачал головой. – Некоторым храмам, как ни печально, помочь уже невозможно. Их вы тоже увидите. Стены потрескались и обрушились. Добавьте к этому наступление джунглей. Зелень плотно обступает развалины и погребает под собой. Да и землетрясения не лучшим образом сказывались на сохранности буддийских святынь. Просто чудо, что их так много уцелело.
– И рядом с ними живут люди?
– Да, как и сотни лет назад. Хотя есть планы переселить людей в другие места.
– Нелепые планы. Мне нравится, когда вокруг древних памятников кипит обычная жизнь.
Повозка вывернула на ухабистую дорогу. Иногда приходилось объезжать разлегшуюся корову или задумчиво бредущую овцу. Из-за отсутствия рессор повозку нещадно трясло. Белл мотало из стороны в сторону и подбрасывало, заставляя ударяться о жесткое днище. Гаттридж неутомимо рассказывал, и его бас перекликался с отчаянным скрежетом металлических колес. Белл поражало обилие ступ, стоявших на рыжеватой земле и казавшихся скорее природными образованиями, нежели творениями человеческих рук.
– Какие деревья здесь растут?
– В основном тамаринд, слива и мелия. Вы сейчас видите отдельные участки местности. Всю панораму можно обозреть только с воздушного шара. Хотите составить мне компанию? Я полечу завтра. Времени у вас предостаточно. Мой помощник вернется лишь к вечеру.
Белл посмотрела в небо. Хотела ли она составить компанию этому неутомимому человеку?
– Шар изготовлен в Англии по высшим стандартам. Сюда его привезли несколько лет назад. Это сразу изменило весь характер работы. Я обучил местных парней. Они мне помогают. Полет совершенно безопасен.
Через несколько секунд Белл кивнула и сразу почувствовала какое-то возбуждение. В конце концов, что она теряет?
– Нам нужно быть на месте к пяти часам утра. Мы всегда поднимаемся еще до восхода. Попомните мои слова: восход солнца над здешними равнинами – зрелище, которое вы точно не забудете.
Белл разбудил настойчивый стук в дверь. Голова все еще гудела после нескольких часов, проведенных в тряской повозке под палящим солнцем. Белл нащупала выключатель, зажгла ночник, взглянула на часы. Уолтер Гаттридж вчера сказал, что будет ждать ее на первом этаже. У нее оставалось не более пяти минут. Белл надела облегающие брюки, белую рубашку с длинным рукавом, затем, подумав, добавила шерстяной кардиган. Ранним утром здесь бывает очень холодно.
Гаттридж ждал ее в холле у лестницы.
– Готовы? – спросил он тоном, не терпящим возражений.
Белл кивнула, досадуя, что не успела выпить чая, и немного сожалея о своем согласии.
Они сели в повозку, запряженную волами. Погонщик включил фонарик, еле-еле освещавший дорогу. Белл не представляла, что́ можно увидеть при таком слабом свете. И тем не менее погонщик благополучно довез их до поля, где она сразу же увидела ярко пылающую жаровню. Негромкое потрескивание огня было единственным звуком среди сверхъестественной тишины. Вскоре глаза Белл приспособились к сумраку. Она различила громадный воздушный шар, лежащий на земле, и темные фигуры помощников Гаттриджа. Все они двигались бесшумно, готовя шар к полету. Белл зябко передергивала плечами. Через какое-то время зажгли газ. Тишина сменилась гулом пламени, отдававшимся в ушах. Шар ожил, наполняясь горячим воздухом. Корзина показалась ей маленькой и хлипкой. Разве в такой можно рассчитывать на безопасный полет?
– Идемте, – поторопил ее Гаттридж. – Пора забираться в корзину. Я буду наблюдать и записывать изменения, которые произошли со времени предыдущего полета. Так что, боюсь, мне будет не до разговоров.
Археолог забрался в корзину первым, вместе с помощником. Белл ждала своей очереди, мысленно уговаривая себя не трусить. Второго такого шанса у нее не будет. Через какое-то время другой помощник пододвинул к корзине табурет. Белл неуклюже забралась, радуясь, что надела брюки. Громада шара висела над корзиной. Пятеро помощников Гаттриджа удерживали длинные веревки, не давая шару взлететь раньше времени.
Гаттридж объяснил ей, как надо себя вести. Слегка подпрыгнув, увлекаемая шаром корзина начала подниматься. Белл охватило волнение.
Вскоре они уже плыли высоко над Баганом, несомые прохладным воздухом. На высоте царила тишина. Поначалу, увидев землю, окутанную туманом, Белл испытала разочарование. Но медленно поднимавшееся солнце быстро растопило туман. Верхушки ступ и пагод засияли мерцающими розовыми и золотистыми оттенками. Панорама древней равнины вызвала у Белл ликование. Чем дальше плыл шар, тем больше красот открывалось ей. Из отверстия в крыше одинокой хижины шел дым. Зеленели аккуратные прямоугольники полей. Кое-где волы уже вспахивали землю. Над полями порхали птицы. Тишину нарушал лишь звон храмовых колоколов да лай собак. Белл снова оказалась в безвременье, окруженная безмятежным спокойствием. Но вместо речных красот перед ней разворачивалась захватывающая панорама со множеством древних памятников – свидетелей былого величия. Вдал