Я не причиняла вреда моей малышке. Это была не я.
Я открываю глаза и вижу улыбающегося доктора Гилберта. «Отлично, моя дорогая, – говорит он. – Вы отлично поработали».
Глава 46
Они провели в Мемьо еще одну ночь. Белл ощущала фундаментальную перемену в их отношениях. Внешне это было не слишком заметно. Не прося Оливера отвернуться, она разделась перед ним; молча, склонив голову, обуреваемая смешанными чувствами. Что это? Надежда? Предощущение? Может, даже некоторое опасение. Наверное, то, что они оба находились на волосок от гибели и чудом спаслись, сделало ее более внимательной к своим глубинным чувствам. Возможно, безмятежный день, проведенный вместе, скрепил их узы. Может, этому способствовало ее высвобождение, когда вчера она наконец-то выговорилась, рассказав Оливеру о бойне в Рангуне. Или сработала совокупность причин? Чем бы это ни было, она вдруг утратила способность общаться словами, а в комнате сам воздух звенел от невысказанных желаний. С самого начала их с Оливером сильно тянуло друг к другу. И Оливер сегодня не отводил глаз, не боясь ее смутить. Подняв голову, Белл посмотрела на него и увидела такое же желание, возможно глубже ее собственного. Что бы ни соединило их, время пришло.
Он тоже разделся. Совершенно нагие, они стояли друг перед другом. Сняв все защитные барьеры, они молча согласились обнажить свою суть, свои недостатки, опасения и нескрываемое желание. В комнате было тепло, но Белл ощущала легкую дрожь. Она протянула руку, приглашая Оливера лечь.
В постели он шепотом попросил ее лежать спокойно. Она не смела шевельнуться. Оливер ласкал ее тело. Каждое прикосновение она воспринимала с обостренной чувственностью, отчего ласки напоминали изысканную пытку. Каждое прикосновение его пальцев к шее, груди, бедрам, губам ощущалось электрическим разрядом. Каждое прикосновение его губ отзывалось тихим стоном. Потом все снова изменилось. Чем настойчивее становились ласки Оливера, тем легче было ей расставаться с напряжением и тревогами, так долго копившимися в ней. Она отпускала душевную боль и страхи. Ей так сильно хотелось Оливера, что все мысли были только об этом.
– Я хочу близости с тобой… сейчас, – не попросила, а потребовала Белл.
Их слияние было бурным, ликующим. Белл хотелось плакать, но не слезами печали. Это будут слезы освобождения, слезы радости. А потом, раньше чем она осознала происходящее, ее начал разбирать смех. Сначала чуть-чуть, потом сильнее, и наконец смех сделался неудержимым. Невинный, естественный смех. Белл не помнила, когда она в последний раз так смеялась и смеялась ли. Она чувствовала себя беззаботной маленькой девочкой, свободной, как птицы, которых она выпустила возле пагоды Шведагон.
Оливер засмеялся вместе с ней, затем приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее:
– Если бы ты знала, как давно мне этого хотелось!
– И как давно? – лукаво прищурилась она.
– Дай подумать. – Оливер скривил рот, словно вспоминая. – С того момента, как я впервые тебя увидел.
Белл улыбнулась и почувствовала возбуждение, от которого ощущалась дрожь во всем теле.
– Как ты? – осторожно спросил Оливер. – Я не сделал тебе больно?
Она пихнула его под ребра:
– Если это называется «сделать больно», можешь ли ты повторить?
– Прямо сейчас?
– Угу.
– Ну и задачку ты мне задала, – засмеялся он.
На этот раз все происходило на удивление медленно. Затем Оливер признался ей в любви и сказал, что всегда будет ее любить. Белл поцеловала ему кончики пальцев, прижалась к нему, ощущая телесную усталость и покой разума.
Весь их багаж Оливер пристроил на полки над головой. В поезде до Рангуна, в котором они ехали, вагонов первого класса не было. Соседи Белл и Оливера по вагону постоянно менялись. Сначала рядом с ними ехали индийцы, крепко спавшие под стук колес. Их сменили бирманские женщины, перевозившие фрукты и овощи. Такое соседство было вполне приемлемо, если не считать дыма чируток. Но когда рядом уселся торговец рыбой, Белл пришлось встать и прижаться к окну. Все попытки открыть окно оказались безуспешными; открылась лишь щелочка, сквозь которую она жадно глотала теплый воздух. Но и воздух пах дымом очагов придорожных деревень и костров, на которых торговцы что-то готовили, устроившись невдалеке от рельсов. От дыма Белл кашляла, однако запах древесного угля не вызывал такой тошноты, как запах рыбы.
На каждой станции толпы торговцев барабанили в окна вагонов и наводняли проходы, продавая липкую рисовую лапшу, щедро приправленную перцем чили. Поезд останавливался не только на станциях. Иногда остановка была вызвана ремонтом путей, но в большинстве случаев никто не мог вразумительно объяснить, почему поезд опять стоит. На каждой остановке Оливер крепко прижимал к себе Белл. Он знал: на маленьких станциях и полустанках в поезд норовили проникнуть воришки, чтобы поживиться деньгами и вещами спящих пассажиров.
Шок, вызванный взрывом, постепенно слабел. Белл радовалась, что снова находится рядом с Оливером, хотя и предпочла бы иную обстановку. Его присутствие она ощущала всей глубиной своего существа. Ведь он спас ей жизнь, и это означало все. Белл дремала у него на плече, вдыхая запах его кожи и моля Бога, чтобы в их жизни не появилось новых опасностей. Меж тем Оливер не терял бдительности. Он внимательно следил за входящими и выходящими, а на каждой остановке пристально оглядывал платформу. Соломенная шляпа с широкими полями и солнцезащитные очки отчасти маскировали его внешность, но Белл чувствовала напряженность во всем его теле. Она тоже следила за каждым новым пассажиром, но, когда в вагон вошли несколько полицейских, немного успокоилась.
Утомительное путешествие в 386 миль заняло три дня, что превышало обычное время поездки. Вернувшись во влажную духоту Рангуна, они прямиком отправились на квартиру Оливера. Испытывая громадное облегчение и стараясь не думать о том, что ждет их впереди, они улеглись в постель, даже не переодевшись. Оливер потянулся к ее руке. Его дыхание замедлилось. Утомление притупило чувства Белл, однако она сознавала: между ними случилось то, на что она втайне надеялась, хотя и понимала весьма смутно. От их нынешних отношений протягивалась ниточка в будущее. Сила их любви целиком поменяет жизнь каждого из них. Белл была в этом крепко уверена. Она закрыла глаза, прижалась к Оливеру и уснула.
Белл проснулась первой и обнаружила, что они лежат, крепко обнявшись, словно тела даже в утомленном состоянии знали потребность их душ. Она потрогала щетину на его подбородке, наслаждаясь тем, что Оливер лежит рядом, его теплым дыханием у себя на щеке. Потом и он открыл глаза, улыбнувшись ей. Белл крепко поцеловала его в губы, почувствовав, как что-то требовательно уткнулось ей в бедро. Она водила пальцами по лицу Оливера, ставшему для нее дорогим, любовалась его золотистой кожей и сверканием синих глаз, полных нежных чувств и желания. Они опять занялись любовью, сначала тихо и неспешно, а потом так страстно, что Белл не удержалась от стонов. Он прикрыл ей рот рукой и шутливо заметил, что их могут услышать с улицы. Полежав еще немного и успокоив дыхание, Белл выскользнула из объятий Оливера и отправилась в ванную – мыться и стирать. Выстирав и выполоскав изрядно запачкавшиеся блузку и длинную юбку, она повесила их сушиться над ванной.
Вернувшись с мокрыми волосами, прилипавшими к лицу, она увидела, что Оливер тоже встал и сосредоточенно готовит кофе. Услышав ее шаги, он повернулся и с необычайной нежностью улыбнулся ей. У нее буквально зашлось сердце. Ее страх никуда не ушел, отчего любовь Оливера ощущалась еще сильнее.
– Прошу прощения, еды в доме нет, – сказал он. – Сейчас выскочу и чего-нибудь принесу.
– Я совсем не голодна. Мне достаточно и кофе.
– Иди ко мне, – прошептал Оливер, и его улыбка стала еще шире.
И вдруг волшебство утра растаяло под напором жестокой действительности. Страх, дремавший в подсознании, усилился. Белл сдавило грудь, и она прошептала:
– Кто-то пытался меня убить.
Застыв на месте, она разглядывала пол, чтобы только не думать.
– Все будет хорошо, – сказал Оливер.
– Будет ли? – спросила она, глядя ему в глаза.
Оливер кивнул и повторил:
– Иди ко мне.
Она подошла. Он крепко обнял ее, гладя по влажным волосам.
– Мы сделаем так, чтобы все было хорошо. Вместе.
Присутствие Оливера успокаивало. Узы, связавшие их, ощущались на уровне инстинкта. Честные, искренние узы, когда каждый из них говорил другому: «Я знаю, кто ты, и хочу узнать то, чего не знаю». Белл вспомнились слова «встреча душ», и хотя эти слова отдавали затертым клише, они были правдой.
В отель «Стрэнд» они отправились пешком. Идя по знакомым улицам, Белл ощущала беспокойство. Невзирая на ярко светящее солнце и обилие прохожих, ее не оставляла мысль, что за ней следят. Уличная сутолока преследователю даже на руку – так легче затеряться в толпе. Оливер продолжал успокаивать ее, но она боялась нового нападения. Ей казалось, что каждый, кто шел навстречу, мог ударить ее ножом или выстрелить из пистолета. Она шла рядом с Оливером и все равно постоянно озиралась по сторонам. Ей было не обуздать страх. Чувствуя ее состояние, Оливер поспешил нанять рикшу.
В отеле Белл прошла к стойке администратора, где оставила конверт с заявлением об увольнении. Ей подали письмо, пришедшее авиапочтой во время ее отсутствия. Она положила конверт в сумку. Письмо она прочтет потом, а пока надо зайти в свою бывшую комнату и собрать оставшиеся вещи. Чем раньше она покинет отель, тем лучше.
Сборы не отняли много времени. Белл побросала в чемодан одежду и кое-что из туалетных принадлежностей, когда в комнату вошла Ребекка. Танцовщица была в красном облегающем платье, подчеркивающем все округлости ее фигуры.
– Белл! Где тебя носило? Видок у тебя не ахти.
Белл улыбнулась подруге и увидела, что у той усталые глаза и разлохмаченные волосы. Похоже, Ребекка опять провела всю ночь где-то на стороне.