– Диана… – окликает меня Дуглас, встревоженный моим затянувшимся молчанием.
– Слушай, я совсем не та женщина, какой была когда-то.
Эти слова не отражают всех моих мыслей, но я говорю правду. Мне хочется сказать Дугласу, что мы все меняемся, мы отличаемся от тех, кем были в прошлом. Возможно, перемены происходят в нас ежедневно. Я изменилась и рада этому, но Дуглас смотрит на меня прежними глазами. Он хочет, чтобы все оставалось как раньше.
Мне хочется высказать ему это, но я лишь киваю, чувствуя подступающие слезы.
– Я приму твое решение… на какое-то время. Однако я должна кое о чем тебя спросить.
Он накрывает мою руку своей, и это прикосновение вызывает целую лавину воспоминаний.
– Дуглас, почему ты изменил мне, когда я была беременна Эльвирой? Мы ведь любили друг друга.
Он выглядит пристыженным, словно я поймала его с поличным. У него бледнеет лицо и плотно сжимаются губы. Когда он начинает говорить, его трясет.
– Ты… ты ждала нашего ребенка. Я не хотел… надеюсь, ты понимаешь?
– Не хотел прикасаться ко мне? Ты это имеешь в виду?
– Я не хотел повредить тебе… или ребенку.
– И вместо этого нанес мне куда больший вред. Нужно было честно рассказать о своем состоянии. Ты никогда не говорил, что́ ты чувствуешь.
– Я не знал, как объяснить, – шепчет он.
Но я сказала еще не все.
– Я всегда верила, что сама виновата в твоей измене, что не сумела тебя удержать. Этот груз я годами носила в себе. – (Дуглас не отвечает и еще сильнее сутулит плечи, избегая смотреть мне в глаза.) – Значит, это была не моя вина?
Он качает головой, затем поднимает глаза, полные невыразимой душевной муки:
– Прости. Этого не должно было случиться. Никоим образом. Я был слишком самоуверен и считал, что если… если я удовлетворю свои потребности на стороне, так будет лучше для тебя.
– Ты разбил мне сердце. Как по-твоему, почему я впала в глубокое уныние?
Он молчит. Я вижу, что внутри у него происходит борьба с собой.
– И ты по-прежнему винишь меня в моей болезни? – спрашиваю я, вдруг оцепенев от горя.
– Я не виню тебя, Диана. Ни в коем случае, – тихо отвечает он. – Жалость. Это все, что я чувствовал… и чувствую по сей день.
– Жалость?
– И постоянное ощущение утраты.
Я думаю над его словами.
– Мы оба понесли утрату.
Дуглас медленно кивает. В его глазах столько грусти, что мой гнев немного ослабевает.
– Ты винишь меня в исчезновении Эльвиры? Ты по-прежнему считаешь, что это было как-то связано со мной?
– Я никогда в это не верил, – качает он головой.
– Неужели ты не помнишь, какими мы с тобой были когда-то? – спрашиваю я. – Ты ничего не помнишь из той поры?
Его глаза теплеют. Он становится немного похож на прежнего Дугласа, которого я любила. Но я знаю: он все равно не изменит своего решения по поводу Аннабель.
– Я все помню. Можешь не сомневаться. Но я уверен, что сейчас ты ставишь интересы нашей дочери выше своих, как это делаю я.
Он с такой нежностью касается моей щеки. У него влажно блестят глаза. Я решаю не торопить события. Быть может, однажды, когда Аннабель станет постарше, я увижу свою девочку.
– У тебя есть ее недавние фотографии?
Он идет к бюро, достает папку, вынимает единственную фотографию и протягивает мне. Я жадно вглядываюсь в лицо дочери, отчаянно удерживая слезы. Аннабель – вылитая копия меня в том возрасте. Я вожу пальцами по ее щекам, лбу, волосам.
– Я могу взять этот снимок?
После секундного раздумья он кивает.
Я поворачиваюсь к двери, потом останавливаюсь и протягиваю руку:
– До свидания, Дуглас.
Не знаю почему, но горечь в его глазах подсказывает, что своего мужа я больше не увижу.
Глава 50
– Ты сумел найти адрес китайской няни?
– А как ты думаешь? – довольно улыбнулся Оливер.
– Серьезно?
– Конечно. – Он подал Белл руку. – Нам пора домой. Того и гляди хлынет ливень.
– Может, пойдем поищем ее прямо сейчас?
– Уже темнеет. Мы оба устали. Ее киоск в китайском квартале, а это не лучшее место для прогулок в темноте. Сходим завтра с утра. По правде говоря, я мечтаю постоять под душем. Уверен, ты разделяешь мои мечты.
Мокрое платье прилипало к спине Белл. Ей самой отчаянно хотелось в душ, но…
– Оливер, душ подождет. Нельзя терять время. Если бывшая няня что-то знает, нас могут опередить.
– Ты права. Но сначала давай перекусим.
Белл согласилась. Взяв рикшу, они поехали в китайский квартал и остановились перед тускло освещенным рестораном, полным китайцев.
– Если в заведении полным-полно местных, это хороший признак, – сказал Оливер, когда они уселись за последний свободный столик.
– Надеюсь, нам не придется долго ждать заказа.
– Расслабься. Время у нас есть. Отдел выдачи лицензий уже закрыт, и никто не разнюхает, что у нас есть адрес этой китаянки.
– Однако Эдварду стало известно, что я навожу справки. Он так и сказал.
– Должно быть, ему донесли из департамента земельного кадастра.
– А с какой стати?
– У такого человека, как Эдвард, свои люди есть повсюду. Но имей в виду: родственные связи – еще не причина подозревать его в исчезновении Эльвиры и организации взрыва.
Белл задумалась.
– За исключением слов Гарри о Рангунском разведывательном отделе.
– Верно. Но к взрыву может быть причастен не только Эдвард, но и многие другие.
– Ты его защищаешь? – удивилась Белл.
– Ни в коей мере. Всего лишь говорю, что у нас нет доказательств.
Они замолчали, слушая гул китайских голосов и звон посуды в кухне. Терпкий аромат специй пробудил у Белл аппетит. Рот наполнился слюной. В ожидании заказа она разглядывала посетителей, когда за окнами вдруг хлынул ливень. Следом прогремел гром. Все повернулись к окнам. Внешние огоньки ресторана делали струи дождя красными и золотистыми.
– Сезон дождей, – произнес Оливер, и в его голосе Белл уловила облегчение. – Первый муссонный дождь. Чудесно.
И она тоже почувствовала облегчение. Духота последних дней была просто невыносимой, и, хотя сезон дождей вносил в жизнь свои осложнения, передышка от жары требовалась всем.
После еды Оливер одолжил у владельца ресторана зонтик, пообещав завтра вернуть.
Внешний мир переживал настоящий потоп. Дождь обострил все уличные запахи. Изумительно пахло цветами, свисавшими из наружных оконных ящиков. Из переполненных сточных канав воняло прогорклым маслом и чем-то кислым. Водная завеса мешала что-либо разглядеть. Зонт не уберег их от ливня; вскоре Белл и Оливер промокли до нитки. Но даже сейчас Оливер ухитрялся ориентироваться по номерам домов и ответвлениям переулков. За спиной мелькнули фары автомобиля, медленно едущего в том же направлении. Оливер втолкнул Белл в ближайший дверной проем и загородил собой. Вскоре улица привела их на подобие площади, где сквозь пелену дождя светились витрины магазинов.
– Давай спросим, – предложил он, когда они наконец подошли к двери какого-то магазинчика. – Думаю, я не ошибся. Я уже бывал здесь, но никаких китаянок не видел. Киоск принадлежит мужчине.
Он взял Белл за руку, затем толкнул дверь. Они вошли, стряхивая дождевую воду с волос.
Поздоровавшись, Оливер рассказал, кого они ищут. Китаец холодно на него посмотрел:
– Я уже говорил другому человеку: она уехала. А куда – не знаю.
– Послушайте, вы меня видите не впервые. Вы знаете, кто я. Мы не связаны с правительством. У меня есть основания считать, что пожилой леди грозит опасность. Мы можем помочь.
Эти слова привели китайца в замешательство.
– Хотя бы расскажите, как выглядел человек, спрашивавший о ней.
– Высокий. Евразийской внешности. – (Белл и Оливер переглянулись.) – С ним был еще один. Постарше. Англичанин. Ростом пониже. Худощавый, с сединой вот здесь. – Китаец коснулся своих висков. – Он и был главным.
– Неужели Эдвард? – прошептала Белл, хотя немало англичан могли подходить под такое описание.
– Послушайте… – снова обратился к китайцу Оливер. – Мы пришли помочь леди, а не доставлять ей новых хлопот.
Владелец киоска покачал головой. Вид у него был весьма встревоженный. Белл искала зацепку для продолжения разговора.
– Вы уверены, что не знаете о ее местонахождении? – вырвалось у нее.
– Она передала киоск мне. На законных основаниях.
Белл улыбнулась ему:
– Это нас совсем не касается.
– Так чего вы хотите? – прищурился на нее китаец.
– Поговорить. Вы ее родственник?
Он открыл рот. Белл подумала было, что у них завяжется настоящий разговор, однако китаец попросил их уйти. Ее охватила досада. Опять тупик. Вряд ли они найдут других очевидцев. Тайна так и останется тайной. Они уже не узнают, кто закопал мертвого младенца, почему ребенка похоронили в саду дома двадцать один и, наконец, кто этот ребенок. Ей не хотелось себе признаваться, но в глубине души она не сомневалась, что это и была Эльвира.
И вдруг задняя дверь приоткрылась и оттуда выглянула пожилая китаянка. Владелец киоска торопливо махнул ей, веля уйти, но Оливер его опередил.
– Лю Линь? – спросил он, и женщина машинально кивнула. – Вы когда-то работали няней?
Она снова кивнула, теперь уже с явной опаской:
– Это было очень давно.
– Нам нужно поговорить.
Владелец заговорил с ней по-китайски, но она отмахнулась.
– Я согласна. Идемте наверх.
Вслед за старой китаянкой они поднялись по узкой лестнице. На самом верху Лю Линь отодвинула занавеску и надавила плечом на стену. Пройдя сквозь потайную дверь, они оказались в соседнем доме.
– Дом моей сестры, – пояснила китаянка. – Она умерла. Теперь он мой. Киоск я передала брату, а сама прячусь здесь.
Стульев в комнатке не было. Лю Линь указала на подушки, разложенные на полу.
– О чем вы хотели поговорить? – спросила она, когда Оливер и Белл уселись.
Белл заговорила первой:
– Нам известно о младенце, которого похоронили в саду дома Джорджа де Клемента. Вы тогда работали няней в их семье. Я хочу знать, не был ли тот младенец моей сестрой. – (Лю Линь пристально смотрела на Белл и молчала.) – Если вы что-то знаете, пожалуйста, расскажите! – умоляла ее Белл.