Надеюсь, ты меня поймешь, несмотря на внезапность. Ты ведь всегда знала, чего хочешь, шла по стопам мамы и папы, без всяких ненужных авантюр. Учеба, медицина — это твое, а у меня ничего такого не было. Впервые чувствую себя на своем месте.
Знаю, тебе одиноко. Потому что я чувствую. Прихожу в свою общежитскую каморку, и прямо до костей пробирает, если, конечно, не пробую какую-нибудь новую здешнюю еду. Может, тебе покажется, что я распускаю сопли — ах, салату больно, когда его рвут, — нет, это другое, наша связь близнецов. Помнишь, ты как-то проснулась раньше меня и попросила маму приготовить дам-плинги, потому что знала, что мне их захочется. Мы с тобой всегда без слов знали, что хочется другой.
Дорогая сестричка, если вдруг захочется поговорить, просто закрой глаза и выходи на связь (да, вот так по-хипповски) — мысленно, эмоционально, душевно, — и я отвечу. Древние религии называли это божественным общением. Мы с тобой с детства так связаны, так стоит ли прерывать эту связь.
Если ты не ответишь, я все равно буду писать. Наверное, ты, как обычно, затихнешь на время, чтобы все это переварить. Сейчас иду с Хансом в бар, но можем связаться по скайпу позже.
Напиши мне, как прошел твой экзамен. Я помню, что предыдущий был просто кошмаром.
Близнецы — молодцы!
Анжела Мудрая
Глава 8
Я выхожу из морга на автопилоте. Мозг разрывается на тысячу частей. Сейчас я пойду в полицию, и пока инспектор Валентин не в курсе того, что я узнала, задам ему парочку вопросов, но так, чтобы он ничего не заподозрил. А потом вернусь в квартиру Анжелы и переверну там все вверх дном.
— Шейна! Привет! — Перед моргом стоит Себ и машет рукой. В синей рубашке с короткими рукавами и темных застиранных джинсах он настолько сливается с толпой, что я прошла мимо, не заметив.
— О, привет. Что ты здесь делаешь?
Себ удивленно поднимает брови.
— Мы же договорились. Идем в катакомбы, нет?
— Ах, да. Но… Послушай, сейчас не очень удобно.
Он пристально смотрит на меня, на тени под глазами, как будто знает, что за последнюю неделю я похудела на пять фунтов и почти не спала в первую ночь в Париже. И что я обнаружила нечто неожиданное в морге.
— Ты же помнишь, — он морщит лоб, — я сказал, что не хочу оставлять тебя одну после опознания… тела.
Он начинает моргать, и мы оба отводим взгляды. Он — из-за того, что думает, что Анжела мертва, а я — из-за того, что еще пара секунд — и он узнает правду.
А может, сказать ему?
— Да, я помню. Просто… когда я все это увидела… Я еще не отошла.
Он кивает.
— Да. Я понимаю. Я здесь как раз поэтому. Когда я увидел ее… мне стало так одиноко. Я не хочу, чтобы ты была одна.
Неподдельная боль в его голосе заставляет меня снова поднять глаза. Искреннее сочувствие, которое он проявляет по отношению ко мне, натыкается на стены, которыми я отгораживаюсь от него. Мимо спешат мужчины и женщины в деловых костюмах. Понятия не имею, сколько добираться отсюда до полицейского участка в час пик. Чем скорее отделаюсь от Себа, тем скорее попаду к инспектору Валентину.
Кашлянув, я снова опускаю взгляд. На асфальте краской из баллончика нарисован фиолетовый инопланетянин.
— Спасибо, конечно, что ты пришел. Но мне сейчас хочется побыть одной. Увидимся позже.
Я отворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку.
— Пожалуйста, — на его лице появляется страдальческое выражение. — Нам просто необходимо посетить эти каменоломни. Ты поймешь, почему Анжела была так счастлива здесь. Да и я узнаю тебя получше. Мы ведь едва не стали родственниками.
Его слова застают меня врасплох, и остается лишь кивнуть. Себ радостно улыбается, отпускает мою руку, и мы идем к бульвару. Позеленевшая от времени арка нависает над лестницей в метро. Вдоль стен валяются пустые пивные банки, ветер гоняет по ступенькам фантики от конфет и прочий мусор. Катакомбы тоже надо посмотреть, ведь это тема Анжелы. С инспектором можно увидеться позже, а пока можно подумать, как разговаривать с инспектором, которого, конечно, так просто вокруг пальца не обведешь.
«Едва не стали родственниками». Неужели их отношения зашли так далеко?! Задумавшись, я останавливаюсь у входа в подземку, но Себ торопит меня:
— Так ты идешь?
Внизу копошатся толпы людей, в узких коридорах не протолкнуться. В Сан-Диего нет метро, и мне непривычно видеть такую кучу народу одновременно в замкнутом подземном пространстве. Кажется, что здесь существует какая-то неизвестная науке жизнь, которая прячется в темных углах и даже не нуждается в свежем воздухе. А если случится пожар? Начнется паника?
Заметив мою нервозность, Себ подходит ближе и говорит:
— Пожалуй, лучше на такси.
Он поднимается по лестнице, проходит мимо меня и ловит такси. В такси я пытаюсь вспомнить, когда начала бояться замкнутых пространств. Когда мы выезжаем на автостраду, прямо перед нами задевают друг друга две машины, и я вздрагиваю.
— Ты нормально спала? — участливо спрашивает Себ.
На миниатюрном телеэкране, вмонтированном в спинку пассажирского сиденья, появляется дикторша новостей. Бегущая строка в низу экрана рассказывает что-то о пробках в городе.
Успокойся, Шейна.
— Так себе. Но зато кое-что нашла.
Достаю из сумочки телефон, просматриваю заметки в поисках записи из блога Анжелы. Возможно, Себ сможет пролить свет на мое открытие.
— Я нашла какой-то странный номер и два слова — «божественное» и «расследование» над ним. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Себ внимательно смотрит на экран. Увеличивает и уменьшает пальцами изображение.
— Одиннадцать цифр. Если не принимать во внимание точку и пробел…
Он достает свой телефон, ставит его на громкую связь и набирает номер.
«Bonjour, Maison de Kebab»[17], — из маленького динамика доносится французский рок. Водитель делает свое радио погромче.
— Думаешь, ресторан имеет к этому какое-то отношение? — Себ испытующе смотрит на меня.
Рекомендация турецкой закусочной, исходящая от Анжелы, столь же нелепа, как рекомендация мясной лавки от меня. Мы уже много лет не едим мяса. Я качаю головой, пытаясь вернуть вчерашнюю уверенность в важности этой записки.
— Не знаю. Кажется, Анжела пыталась что-то сообщить мне. Я нашла это у нее на компьютере.
Себ иронически приподнимает бровь.
— А еще говорила, что больше тебя интересуется духовной жизнью.
Кладу телефон обратно в сумку, рядом с ежедневником Анжелы. Себ заглядывает в сумку.
— Ты взяла с собой паспорт? Если его украдут, тебе придется задержаться. Американскому посольству потребуется несколько дней, чтобы выдать новый.
— Лучше потерять его в квартире Анжелы?
Себ ушел вчера вечером, оставив море перевернутых коробок и ящиков. А ведь я потом еще продолжала раскопки.
— Ну, нет. Пусть будет при мне.
Себ пожимает плечами.
— Тебе виднее.
Такси останавливается напротив станции метро «Данфер-Рошро». Небольшие бутики и рестораны ютятся вдоль кольцевой развязки. Мы выходим из машины на тротуар и оказываемся перед маленьким домиком, больше похожим на сарай для садовых инструментов, выкрашенный в темно-зеленый цвет. Выглядит он так, словно готов обрушиться при первом же порыве ветра.
— Добро пожаловать в катакомбы.
К сараю примыкает внушительное каменное здание, которое в моей калифорнийской системе отсчета гораздо больше претендует на туристическую достопримечательность.
— Да уж… — это все, что я смогла из себя выдавить.
Себ издает глубокомысленный вздох.
— В катакомбах пять уровней, их площадь одиннадцать тысяч квадратных метров. Общая протяженность коридоров — более двухсот миль. За семь веков здесь похоронили шесть миллионов парижан.
В его глазах сверкает задорная искорка.
— Ну что, вперед?
— Пять уровней?
Нервный смех застревает в горле. Если я не смогла зайти в метро, то как полезу в эти туннели?!
— Может, ты просто расскажешь?
— Именно поэтому мы и здесь. Не знала, что они такие глубокие?!
В его спокойном тоне слышится осуждение, и он прав. Надо спускаться — ведь это шанс понять мою «духовную» сестру и, возможно, отыскать еще одну подсказку. Остается чуть больше суток, чтобы разгадать загадку, и это лучшее, что я могу сейчас сделать. Попытаться понять, кем стала сестра, раз ее не оказалось в стальном ящике. Я делаю глубокий вдох.
— Ладно. Пошли.
— Уверена?
— Да. Пошли, пока не передумала.
У кассы и в узком коридоре за ней иллюстрации на стенах рассказывают историю каменоломен, превратившихся со временем в катакомбы. Сначала здесь добывали камень для строительства, а потом пришла «черная смерть», и здесь стали хоронить людей. Несколько волн чумы переполнили кладбища, и в ход пошли каменоломни. Сюда стали свозить кости и из старинных захоронений. Потом стали рыть туннели специально для того, чтобы хоронить здесь мертвецов, и в итоге под Парижем возник целый мертвый город, населенный бывшими жителями города живого.
Спускаясь по узкой винтовой лестнице, Себ рассказывает о политических перипетиях семнадцатого — девятнадцатого веков с новым для меня энтузиазмом.
Он рассказывает о доисторических озерах Парижа, сырость которых наполняет мне ноздри. Здесь нет ни солнечного света, ни других источников тепла, и могильный холод пронизывает до костей. Каждый раз, ставя ногу на узкую ступеньку, рискуешь потерять равновесие и рухнуть вниз. Хочется забиться куда-нибудь в угол и дрожать. Толстовка отказывается защищать от пронизывающего холода.
Когда я поднимаю голову и смотрю вверх на вереницу мужчин и женщин, идущих вслед за нами, меня охватывает ужас. Обратной дороги нет, придется пройти все катакомбы. Это ловушка. Вдруг там, в темноте, скрывается тот самый серийный убийца, о котором говорил инспектор Валентин? Что, если он дожидается меня, чтобы убить вместо Анжелы?! И я сама пришла в эту мышеловку, на пять этажей ниже поверхности земли.