— У всех есть скелеты в шкафу, Шейна. И сложные отношения.
— Ну да. Этот случай, пожалуй, не особенно дикий, но для Анжелы это было типично — ее постоянно кидало то вверх, то вниз. Мы уже привыкли к ее перепадам настроения, но посторонним людям это казалось странным. Как-то раз, когда мы были детьми, родителям пришлось разлучить нас на некоторое время, потому что Анжела пыталась…
Я замолкаю, качая головой.
— Ладно. Не стоит сейчас об этом… Похоже, что в Париже она сильно изменилась. Причем в лучшую сторону. Здесь, кажется, она оставила все свои проблемы позади. Ей просто нужно было освободиться из-под нашей опеки.
Эта мысль вонзается в меня, как клинок. Словно я сама себе делаю харакири.
Официантка возвращается с нашим чеком, и Жан-Люк расплачивается наличными.
По улицам бегут толпы белых воротничков, спеша успеть перекусить. Мы молча идем сквозь толпу, не глядя друг на друга. Напротив нашего кирпичного дома, опираясь на трость, стоит уже знакомый бродяга. Он потягивается, суставы громко хрустят. Пучок седеющих, когда-то черных волос мокрый от пота. Кажется, будто он только что принял душ. В тени его бледная кожа кажется румяной. Мы поднимаемся по лестнице к квартире Анжелы. Толстый бежевый ковер заглушает шаги. Между квартирами Анжелы и Жан-Люка — целая сеть деревянных балок, звукоизоляции и труб отопления, но вчера я слышала, как звякнул его сотовый. Интересно, слышал ли он, как я плачу?
Жан-Люк провожает меня до двери.
— Ну что? Ты нашла в этом ресторане то, что искала?
Я похлопываю по папке с бумагами.
— Не совсем. Но это отличная альтернатива.
Он подходит ближе.
— Я всю неделю в твоем распоряжении, Шейна. Все, что тебе нужно. Даже просто поговорить.
Я небрежно киваю, чтобы придать себе уверенности. Мне неловко, что я так разоткровенничалась с малознакомым человеком, да еще на публике.
— Да, спасибо. Я…
Его руки сжимаются вокруг моей талии, он притягивает меня к себе. От неожиданности я останавливаюсь на полуслове и почти не сопротивляюсь. Он делает паузу, словно хочет понять, не против ли я такого поворота событий, потом прижимается щекой к моей голове. Желание оттолкнуть его с каждой секундой нарастает — неужели он думает, что после нескольких часов, проведенных вместе, я готова раскрыть ему все свои душевные тайны?! Но вместо этого закрываю глаза, и в груди медленно поднимается трепет.
Он отстраняется, брови сливаются в одну густую полоску.
— Ну, пока.
Я вхожу в квартиру. Меня разрывают самые противоречивые эмоции: энтузиазм, усталость, облегчение, отчаяние, ясность, смятение… Дверь Жан-Люка этажом выше захлопывается, я падаю на кровать и погружаюсь в глубокий сон.
Глава 13
Ambassade. (Посольство.)
Comment dit-on? (Как это сказать?)
Combien? (Сколько стоит?)
Гнусавое жужжание дверного звонка раскалывает воздух. Я отрываюсь от своего списка, который занимает уже целый лист — французско-английский словарь, имена, заметки о людях, с которыми я встретилась, и их связи с Анжелой. Нога затекла, и я, хромая, ковыляю к домофону рядом с дверью.
— Алло? — говорю я сонным голосом, нажимая сначала одну кнопку, потом другую. Аппарат снова вибрирует под моим пальцем.
— Алло? Алло?!
— Мисс Дарби, это инспектор Валентин. Можно подняться к вам?
Я нажимаю большую кнопку, которая открывает дверь подъезда, затем осматриваю квартиру. Ну и бардак! Всюду валяются какие-то бумаги и коробки. Прибраться, увы, не успею.
Я слышу, как неторопливо, но в то же время твердо ступает инспектор Валентин по лестнице. Каждый шаг впечатан в историю.
Я быстро прячу лифчик в спортивную сумку, взбиваю одеяло и принимаю непринужденный вид.
Звук шагов затихает у моих дверей. Валентин приветствует меня дежурной улыбкой. Он приглаживает вьющиеся волосы и пожимает мне руку.
— Мадемуазель.
Запах мяты продолжает сопровождать его, забивая запах карри в коридоре.
Взглянув на него, я понимаю, как много всякого странного и удивительного случилось со мной за эти четыре дня после нашей первой встречи.
Валентин окидывает взглядом беспорядок. Он перешагивает через ящик с папками и картонную коробку и подходит к заваленному бумагами столу. Кладет стопку каких-то документов на закрытый ноутбук и жестом указывает мне на кровать.
— Мисс Дарби.
— Спасибо. Я постою.
— Ну, как хотите.
Валентин садится за письменный стол.
— Как продвигается дело Анжелы? — спрашиваю я его. — Есть ли новости?
Он выдавливает улыбку. Рыжеватая щетина блестит на его подбородке, выглядит он так себе, как будто тоже недосыпает. Ну и хорошо.
— Дело движется… Но я хотел бы задать еще несколько вопросов, если не возражаете.
Я опираюсь на кухонную стойку.
— Мисс Дарби, я слышал, что вы много гуляете по нашему прекрасному городу. Думаете, это разумно?
— Не понимаю…
— Извините, мисс Дарби. — Валентин скрещивает тонкие ноги. — Вы приехали в Париж, чтобы забрать вещи сестры и попрощаться с ней. А вместо этого разгуливаете по городу с малознакомыми людьми, в то время как расследование еще не окончено. Вы считаете это разумным?
Он смотрит на меня, как учитель, ожидающий ответа от провинившейся ученицы.
— Вы что, следили за мной?!
— Мисс Дарби, вы эффектная женщина. У вас запоминающаяся внешность, как и у вашей сестры. Сведения, которые мы собрали о ней, ясно дают понять, насколько заметной фигурой она была в Сорбонне. Вполне возможно, что ее красота и открытый характер и привели к тому, что с ней произошло. Вряд ли стоит пытаться ей в этом подражать.
— Я не пытаюсь никому подражать. Я сама по себе.
Валентин встает.
— У нас во Франции не принято так разговаривать с полицейскими. Вы очень уязвимы здесь. Тем более что вы не владеете языком, и вам нужен надежный спутник. Убийца Анжелы все еще на свободе, не говоря о возможном серийном убийце.
Он думает, что я забыла об этом. От того, что я постоянно оглядываюсь через плечо, у меня уже сводит шею. А входя в незнакомое помещение, инстинктивно начинаю искать глазами второй выход.
— Я прекрасно об этом помню. И надеюсь, что скоро вы его поймаете. Уже есть подозреваемые? Может быть, кто-то из ее сокурсников?
Слова Дельфины, сказанные в ее кабинете, всплывают у меня в голове. «У стрелка не было сообщников среди студентов и преподавателей, как он написал в прощальной записке, оставленной в квартире».
Я вижу, что Валентин напрягается.
— Расследование еще продолжается.
— Но зачем кому-то было нужно убивать Анжелу?
— Уверяю вас, мы во всем разберемся.
— Возможно, это было преступление на почве национализма? Я уже почувствовала на себе, что к иностранцам, особенно американцам, во Франции настороженное отношение. Может быть…
— Мисс Дарби, спасибо за ваши усилия, — перебивает он меня. — Я знаю, что для вас очень важно найти убийцу Анжелы. Но, — добавляет он, когда я поднимаю бровь, — сейчас ваша главная задача — благополучно вернуться домой. И не стоит встречаться с кем ни попадя. Мы договорились?
Я склоняю голову набок.
— Инспектор Валентин, а стали бы вы говорить со мной в таком тоне, будь я мужчиной?
Приветливость и добродушие Валентина мгновенно улетучиваются. Рот кривится от негодования.
— Я, конечно, понимаю, мисс Дарби, что вы испытываете стресс…
Я фыркаю и отворачиваюсь к окну.
— Но, возможно, нам следует поговорить о деле вашей сестры более подробно. Что вы знаете о «Двух мельницах»?
— Это ресторан.
Он кивает.
— Ну да. А вам известно, что именно там Анжела ужинала с Себастьяном Бронном в ночь перед ее исчезновением?
Я медленно оборачиваюсь.
— Что?!
На самом деле это не такой уж и большой сюрприз для меня, я прекрасно знаю, что Анжела иногда ходила туда с Себом, просто не хочу этого показывать инспектору. Я поднимаю глаза к потолку: интересно, слышит ли нас сейчас Жан-Люк?
Валентин сверлит меня взглядом, словно мы находимся в комнате для допросов в полицейском участке.
— Что вы думаете о Бронне?
— Я думаю, Анжела много для него значила. А почему вы спрашиваете?
Инспектор выдерживает паузу ровно столько времени, чтобы у меня в мозгу зашевелилась холодная струйка беспокойства.
— Вы знали, что он служил в Афганистане?
— Нет… я… я думала, это его брат.
— Они оба там были. Батист Брони умер от отравления горчичным газом. Старое химическое оружие, также известное как иприт. Батист и Себастьян работали в разных военных госпиталях.
Валентин наблюдает за мной, как за подопытной крысой, отмечая малейшее изменение мимики. У меня голова идет кругом. Почему Себ не рассказал, что был на войне? Мы провели вместе целый день и даже говорили о его брате за кальвадосом. Что он хотел скрыть?
Инспектор достает блокнот и делает в нем заметки огрызком карандаша.
— Его уволили со службы за нарушения. Я надеялся, что вы что-то знаете об этом.
За нарушения?!
— Нет… Я ничего не знаю. А вы выяснили, есть ли у Себастьяна алиби на время стрельбы в кампусе?
Валентин закрывает блокнот и застегивает эластичный ремешок.
— Хотите верьте, хотите нет, мисс Дарби, но это не первое мое расследование. В тот день мистер Брони работал в больнице «Пари Сен-Жермен». Есть видео с камеры наблюдения: в момент исчезновения Анжелы он покупает сигареты в киоске.
Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, курил ли он при мне. Вроде бы нет. И даже табаком от него не пахло.
— Есть ещё кое-что, — продолжает Валентин. — Кое-что новое.
— О, слава богу. Я знала, что вы пришли сюда не только с плохими новостями.
Валентин выдыхает. Он долго и задумчиво смотрит в потолок. Моя шутка про плохие новости явно не удалась.
— Это относится к параллельному делу. В рамках расследования дела о смерти вашей сестры мы проследили за тем, чем она занималась в течение нескольких дней перед исчезновением. В пятницу, двадцать девятого, она была в Сорбонне. В четверг она выходила из дому только поужинать с Бронном в «Двух мельницах». В среду заходила к Эммануэль Вуд, а во вторник ее видели на Елисейских Полях. Вы знаете что-нибудь об Эммануэль Вуд? Вы упоминали о ней в эсэмэске.