та belle.
Мой пульс учащается, но я заставляю себя улыбнуться.
— Меня чуть не стошнило, пока я спускалась в эти катакомбы. Так что, извини, больше не хочу повторять этот опыт.
— Как пожелаешь, дорогая. Но в тупике де Вальми можно увидеть такое, чего ни на одной официальной экскурсии не покажут.
Он улыбается, затем поворачивается обратно к танцполу.
’— Пойдем танцевать?
Рэп смешивается с хаус-ритмом. Мы танцуем и говорим (вернее, кричим) о Нур. Хьюго рассказывает, что они знакомы с семи лет, их родители были членами Мусульманской ассоциации Парижа. На танцполе уже не протолкнуться. Под очередную любовную балладу ко мне то с одной, то с другой стороны прижимаются разгоряченные танцем тела. На меня капает чужой пот. Справа визжит девушка. Хьюго куда-то пропадает. Я хватаюсь за чей-то локоть, чтобы не упасть, и начинаю задыхаться в приступе клаустрофобии. Вдох-выдох.
И снова вдох-выдох. Я нахожу взглядом Хьюго, он обнимается с каким-то симпатичным мальчиком, лицо которого усыпано блестками. Я подхожу к ним, чтобы попрощаться с Хьюго, понимая уже, что здесь мне ловить нечего. Мы опять целуемся в обе щеки, и Хьюго мгновенно забывает обо мне, полностью поглощенный своим партнером. Я удивляюсь, как этого пацана пустили сюда, ему явно нет еще восемнадцати.
И тут мой взгляд падает на сцену. Там стоит смутно знакомая мне женщина. Ее пальцы ловко крутят разные ручки на диджейском пульте, привычно управляя эмоциями публики. Макияж, напоминающий боевую раскраску, светится в лучах прожекторов: большие глаза, высокие скулы и ярко-зеленые губы. На голове — огромные наушники. Копна черных волос колышется в такт музыке. Время от времени женщина поднимает голову от пульта и машет кому-то в толпе. Она совсем миниатюрная.
— Хьюго! — Я оборачиваюсь и хватаю его за плечо. — Кто она?
— Диджей? Это Чин-нуазье. Легенда! Она начинала еще в восьмидесятых, на настоящих вертушках. У нее куча недвижимости в Париже, она миллиардерша. Кстати, тоже любит лазить по катакомбам.
Хьюго отворачивается к своему партнеру, оставляя меня с открытым ртом смотреть, как мадам Чан (а это именно она) заводит публику. Диджей включает ремикс песни со словами «Будут нами восхищаться или грязью обольют?», которую я уже слышала сегодня, но в интерпретации Чан она звучит намного круче, чем в предыдущем варианте. Публика на танцполе неистовствует. Без своих старушечьих очков мадам выглядит лет на тридцать.
— Chyп-noisette est trop vielle![61] — друг Хьюго приникает к моему уху, чтобы прокричать это. Я не очень понимаю, что он имеет в виду: что она сама старая или что играет старую музыку?
По его желтой бандане прыгают разноцветные огни. Хьюго игриво толкает его в плечо и говорит что-то, чего я не понимаю. Специально для меня Хьюго повторяет по слогам: «ЛЕ-ГЕН-ДА!» Следующую композицию предваряет шум ракетных двигателей, и дебаты мгновенно забываются. Мадам Чан потрясает в воздухе кулаком, заводя толпу.
Я выхожу из клуба абсолютно обескураженной. Анжела хотела показать мне мадам Чан в иной ипостаси? Свежий воздух наполняет мои легкие, изгоняя из них все лишнее. Уже около двух часов ночи, и на улицах никого нет. Вся публика переместилась в клубы и бары. Наслаждаюсь ночной прохладой и поднимаю глаза к небу в поисках знакомых созвездий. Где-то в вышине пролетает самолет.
На мгновение мой внутренний диалог затихает. Я перестаю винить себя за то, что поход в клуб оказался бесполезной тратой времени. Да и Хьюго не сказал мне ничего нового. Смотрю, как самолет пролетает над Парижем, и впервые за много дней не чувствую абсолютно ничего. Никаких мыслей, планов, разочарований, ожиданий — просто наблюдаю за огромной машиной, которая непонятно каким образом держится в воздухе и теоретически может в любую секунду рухнуть вниз, погребя под обломками не только всех тех, кто летит в ней, но и тех, кто сейчас внизу, ни о чем не подозревая, пьет чай или смотрит телевизор. Прерывая мои мрачные мысли, самолет скрывается за облаком и исчезает из виду.
Я целую минуту жду, когда он вылетит с другой стороны облака, но этого не происходит. И куда же он подевался?!
Мне нужно поймать такси. Я шарю в карманах в поисках денег, но моих сил хватает только на то, чтобы держать равновесие.
Глава 27
Ночная жизнь остается за спиной, и улица выводит меня на широкую площадь. Табличка на стене одного из зданий гласит: «Улица Муфтар». На редких скамейках валяются люди, кое-кого из них я видела в клубе. Зрелище этой общественной ночлежки несколько успокаивает: раз они чувствуют себя в достаточной безопасности, даже находясь в отключке, то и мне бояться нечего. И все же мне страшно.
За мной кто-то идет. Стук каблуков по булыжной мостовой перекрывает звук моих собственных шагов. Едва пересиливаю желание оглянуться. Поблизости, как назло, ни души. Все клубы и бары остались позади, а здесь нет даже ни одного ночного магазина. Все закрыто. Не видно ни одного такси. Казалось бы, для них самое время: ночные тусовщики начинают разъезжаться по домам. Невольно ускоряю шаги, понимая, что близка к паранойе. В сознании всплывают слова Валентина: «Все эти убийства безличны. Преступники похищают случайных мужчин и женщин. Не выходите на улицу».
На одной из скамеек полулежит дремлющий человек, я намереваюсь присесть рядом, чтобы подождать такси. Парень и девушка, обнявшись и спотыкаясь, идут по улице. За ними маячит фигура одинокого мужчины.
— Шейна? — Кто-то хватает меня за плечо, и я оказываюсь лицом к лицу с обладателем знакомой шевелюры.
— Жан-Люк.
Он поднимает ладони и делает шаг назад, точь-в-точь повторяя свой жест на лестнице в первый день нашего знакомства. Большие зеленые глаза кажутся карими в желтом свете уличных фонарей. Волосы растрепаны. Именно так и должен выглядеть злодей. Страх пронзает мои внутренности, я растерянно оглядываюсь по сторонам в поисках помощи: я знаю, что ты сделал!
— Рад тебя видеть, — Жан-Люк наклоняется вперед, но я делаю несколько шагов назад, чтобы сохранить дистанцию, пока не упираюсь в каменную скамью. Его лицо скрывается в тени.
— Шейна, я пытался связаться с тобой, но ты же теперь без телефона. Что-то случилось?
Его голос мягок и спокоен, но я-то знаю, что все это лишь притворство. Жан-Люк наметил меня своей целью, как только я приехала. У него что-то не получилось с Анжелой, и теперь он хочет отыграться на мне. По моей груди струится холодный пот.
— Нет, все нормально. — Я пытаюсь сохранять внешнее спокойствие. — Просто хотела побыть одна. Извини.
Делаю шаг в сторону главной улицы, жалея, что не надела обувь на плоской подошве или кроссовки вместо туфель на каблуках, но он преграждает мне путь.
Его лицо напряжено, словно он поймал меня на лжи.
— Шейна, я тебе не верю. — Он делает шаг ко мне, бросая взгляд на спящего на скамейке мужчину. — Я был в баре и увидел, как ты прошла мимо. И еще увидел, что кто-то идет за тобой.
Несмотря на теплый вечер, холодок пробегает по моей коже. Шаги, которые я слышала за спиной, были шагами Жан-Люка или того человека, о котором он говорит? Или он придумал эту историю, чтобы заставить меня снова ему доверять? Был ли этот кто-то тем фальшивым полицейским? А может, они с Жан-Люком работают вместе?
Меня снова охватывает паника, но впереди уже светятся фары. Я делаю еще один шаг, чтобы отойти подальше от Жан-Люка.
— Со мной все хорошо. Правда. Спасибо за помощь, Жан-Люк.
Мимо проходит пьяная компания. Они хихикают, издеваясь над моим акцентом: «Джайн Льюк, йе!»
Когда фары приближаются, я протягиваю руку, и такси останавливается рядом с нами. Забираюсь на заднее сиденье.
— Шейна. Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где я живу, — доносится через открытое стекло голос Жан-Люка.
Он поднимает ладонь:
— И я знаю, где живешь ты.
Я нажимаю на кнопку и закрываю дверь.
— Монмартр, s’il vous plait, — говорю я водителю. На переднем сиденье темно, поэтому я не знаю, понял ли он меня.
Мы поворачиваем налево в сторону реки. Я считаю до пяти, прежде чем осмеливаюсь оглянуться. Жан-Люк все еще стоит на том же месте. Что это, простое совпадение? И он действительно случайно увидел, как я выхожу из «Дане ла Нуи»… Или он с самого начала следил за мной? С начала этого вечера? Или, может, от самого аэропорта?
Водитель спрашивает меня что-то по-французски. Я качаю головой, и в этот момент раздается пронзительный вой. Мимо нас по главной дороге проносится полицейская машина с сиреной. Что, если это опять Валентин?
— Поезжайте за этой машиной, s’il vousplait.
Водитель смотрит на меня в зеркало заднего вида и недоумевает:
— De… quoi?[62]
— Моя сестра… — Я потираю виски. Такое ощущение, что в голове продолжает греметь клубное техно. На щеках появляется румянец, а в груди разливается неприятное тепло.
— У вас все хорошо? — спрашивает водитель по-французски. Уличные фонари расплываются перед глазами. Пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице, но усиливающееся головокружение не дает этого сделать. Он озабоченно смотрит на меня, и я говорю, что все в порядке — mal de tete, просто болит голова.
— Пожалуйста, следуйте за этой машиной. Моя сестра пропала; ей нужна моя помощь. Пожалуйста. Помогите мне найти ее.
Мое зрение затуманивается. Жара кажется невыносимой, хотя я вижу, что водитель одет в куртку.
— Ваш адрес? — пытается говорить со мной водитель. — Мисс, где вы живете?
Что-то в его голосе и акценте кажется мне знакомым, но я не могу определить, что именно. Я называю свой адрес на Монмартре и ближайшую остановку метро, чтобы водителю было легче сориентироваться. Машина резко поворачивает вправо. Моей щеки касается прохладное кожаное сиденье. Сквозь веки пробивается яркий свет. Кто-то трогает меня за плечо.