а «Стоп», оглядывается вокруг, затем нажимает на газ, и мы въезжаем на мост Пон-Неф.
— Чан, что он сказал?
Музыка начинает звучать снова, но в салоне такси повисает напряжение.
— Чан?
Она набирает какой-то адрес в браузере на своем телефоне.
— У нас проблема.
Водитель тормозит у закрытой на ночь пекарни.
Allez-y. Au revoir, mesdames[64].
Он ставит такси на ручной тормоз и машет руками, показывая, что дальше не поедет. Чан говорит ему что-то по-французски, видимо, предлагая больше денег, но водитель непреклонен. Он отрицательно качает головой и говорит что-то еще. Pas la peine. Ни за что.
Оплачиваю поездку, и мы выходим из машины. Водитель тут же выключает горящую надпись «Такси» в знак того, что закончил работу.
Чан со вздохом поворачивается ко мне.
— Повезло. Нам попался единственный законопослушный таксист в Париже.
— И что же это за закон? — спрашиваю я.
В этот момент машина отъезжает от тротуара, затем резко поворачивает налево и исчезает из ваду.
— Объявление по радио. Объявлен комендантский час. Я не помню, чтобы такое когда-нибудь случалось. Должно быть, что-то серьезное. Полиция будет задерживать и допрашивать всех, кто сейчас на улице.
Чан кивает в ту сторону, куда умчался наш водитель.
— Наверное, не хотел, чтобы его задержали.
Дерьмо.
— А как же мы?
Чан колеблется. Люминесцентная лампа страховой конторы отбрасывает красный отблеск на ее лицо. Весь тротуар засыпан мусором.
— Если ты все еще хочешь попасть в катакомбы, надо держаться подальше от полицейских. Если поймают, увидишь представление «бабка в маразме». А ты будешь моей внучкой-злоумышленницей.
На улице стоит зловещая тишина. Темные тени тянутся к нам из каждого закоулка. Чем дольше мы стоим на месте, тем выше вероятность ареста, а лично у меня — еще и депортации.
Мы стараемся идти по темным переулкам, перебегая освещенные улицы лишь тогда, когда там нет машин. Дважды где-то рядом раздаются голоса, и мы ныряем в тень. У указателя на музей Орсе я останавливаюсь.
— А разве главный вход в катакомбы не там?
Чан удивленно поворачивается ко мне.
— Мы идем не туда. Ты что, все еще не поняла? Мы войдем через один из тайных входов.
Кажется, что мы с Себом стояли перед кассой парижских подземелий целую вечность назад. Мне еще тогда вход в каменоломни показался зеленым сараем для садового инвентаря.
— Кроме того, там наверняка дежурит полиция, — продолжает Чан. — Интересно, почему они закрыли город? Это все очень странно.
Скользкий страх пронизывает меня вплоть до кончиков пальцев. Помнится, Хьюго говорил о каких-то тайных входах. Никаких блестящих перил.
— Тупик де Вальми?
— Точно. Ты уже бывала там? О…
Чан бросается в затененную дверную нишу и тянет меня за собой. Как можно плотнее прижимаюсь к стеклянной поверхности, увешанной рекламными листовками. Нас окутывает густой запах мочи. За углом что-то бормочет полицейская рация. Слышны шаги нескольких пар ног.
— Allez-y.
Совсем радом открывается дверца машины. Не дыша, я наклоняюсь вперед и вижу мужчину в форме, усаживающего женщину в грязных лохмотьях на заднее сиденье своей машины. Они уже арестовывают всех, кто находится на улице, даже бездомных. Это объясняет, почему улицы так пусты. Двигатель заводится, полицейская машина исчезает вдали. Чан кивает мне. Мы движемся, не говоря ни слова, быстро перебегая от одной тени к другой и избегая освещенных мест.
Мы прошли уже больше мили, у меня начинают уставать ноги, но я не обращаю на это внимания. Наконец Чан указывает на большую площадь.
— Вон за тем углом.
Мы бросаемся на другую сторону, но в этот момент вспыхивает прожектор и мужской голос орет нам;
— Arretez! Arretez! Police\
Чан бегом огибает каменный памятник, стоящий в центре площади, я следую за ней по пятам, сопровождаемая топотом полицейского. Она поворачивает налево и вбегает в узкий переулок напротив музея.
Судорожное дыхание разрывает ребра, я бегу за Чан, но чьи-то руки хватают меня и втаскивают в проход. Адреналин заливает мой мозг, я вырываюсь, но меня крепко держат. Полицейский пробегает мимо, руки разжимаются, и вижу, что это Чан.
— Вы еще и борьбой занимаетесь? — шиплю я. Она качает головой, прижимая палец к губам. Слева слышны голоса.
— Видишь большое дерево на берегу? — Чан жестом показывает мне, куда смотреть.
Мы стоим на крыльце ювелирного магазина. Матовое стекло не позволяет заглянуть внутрь, но и нас здесь тоже никто не видит. Я выглядываю на улицу. Каким-то чудом среди городских построек сохранился старый дуб.
— Да. Вижу. Но рядом с ним стоят двое мужчин.
Чан ругается по-французски.
— Тогда мы попали.
Я вижу, что она пытается найти выход из создавшегося положения, но не находит. С тех пор как мы познакомились, Чан постоянно проявляла великодушие, а я втянула ее в авантюру, которая может окончиться нашим арестом. Если мы сейчас выйдем, нас тут же схватят. Если попытаемся пешком вернуться на Монмартр, обязательно попадемся. Бог знает, что таит в себе французский уголовный кодекс. Может, у них и есть нечто вроде правила Миранды[65], но поди в нем разберись без переводчика.
— Чан, а мы далеко от Пантеона? Она бросает на меня косой взгляд.
— Кварталах в пяти, наверное. А что?
— Я знаю еще один вход в подземелье.
Я снова выглядываю на улицу, но Чан с силой тянет меня назад.
— Сомневаюсь. Большинство входов либо залиты бетоном, либо закрыты решетками. У этого дуба находится единственный известный мне вход в радиусе трех миль.
Меня распирает гордость оттого, что и я могу научить Чан чему-то.
— Единственный, говорите? А вот и нет!
Мы пробираемся по хорошо освещенным участкам улицы и перебегаем через каждый перекресток, только осмотревшись по сторонам. Один раз мимо нас проносится машина с сиреной. Медленно наступает утро, и как только взойдет солнце, больше не будет нужды прятаться.
У самого Пантеона я сворачиваю направо и пытаюсь вспомнить дорогу ко входу в подпольный бордель. Вот этого книжного магазина я не помню, поэтому поворачиваю обратно. А вот и круглосуточный магазин, возле которого Матье сделал одну из остановок во время экскурсии по историческим борделям.
— Шейна? — голос Чан напряжен.
Иду дальше, трусцой перебегая улицу, потом сворачиваю направо.
— Шейна, — снова говорит Чан. — Ты знаешь, что ищешь?
Кирпичная стена тянется на полквартала вдоль переулка. За ней — более оживленная улица, рю дю Ренар, та самая, где я, вырвавшись из цепких объятий Матье, поймала такси.
— Шейна, нам не обязательно идти туда, куда ходила твоя сестра.
Останавливаюсь посреди дороги, тяжело дыша.
Чан подходит ко мне с поднятыми ладонями.
— Я много говорила с Анжелой о ее исследованиях катакомб и знаю обо всех ее похождениях. Мне кажется, что нам лучше вернуться домой и немного поспать.
Хотя она говорит тихо, ее слова гулкими басами отдаются в моих ушах. Я смотрю на землю, усеянную битым стеклом и окурками, и думаю: а может, она права? Может, стоит вернуться домой? Наверное, мне уже не найти сестру. И даже если у меня получится, все равно уже не будет так, как на той фотографии из зоопарка.
— Кто-то идет.
Чан оглядывается по сторонам. Слышится звук рации, и у меня от страха сводит живот. Я бросаюсь к двери, ведущей в бордель. Она не заперта, и передо мной вновь тесная прихожая, в которую я втискивалась вместе с четырьмя парнями. Последний оставшийся бордель в городе, он обслуживает постоянную клиентуру двадцать четыре часа в сутки. И подобно крипте Нотр-Дама, соединен с катакомбами.
Я втаскиваю Чан внутрь и закрываю металлическую дверь. Увидев крышку люка, она тут же достает из рюкзака ломик и рабочие перчатки. Надев перчатки, вставляет лом в зазор и начинает действовать им как рычагом. Затем ловко просовывает пальцы под тяжелую крышку, и я следую ее примеру. Вместе нам удается сдвинуть крышку с места, и перед нами открывается вход в подземелье.
Холодный, затхлый воздух, пахнущий нечистотами, бьет мне в ноздри. За дверью слышатся агрессивные голоса. Полиция. Чан свешивает ноги в дыру и достает из рюкзака фонарик, который можно использовать и в качестве дубинки. Луч света освещает обломки камня и бетона в полутора метрах внизу.
— Ну что? Готова?
За небольшим кругом света лежит непроницаемая тьма. Меня вновь охватывает невыразимый ужас, и моя фальшивая уверенность в себе почти готова ему уступить. Я поднимаю глаза на Чан.
— После вас.
Глава 30День седьмой. Суббота
Пронизывающий холод заползает под рубашку и джинсы. Ледяной пот струится по спине. В воздухе так много влаги, что кажется, будто в горло засунули мокрый носок. Мы здесь минут пять, но все это время я борюсь с желанием броситься обратно к люку.
— Все в порядке?
Чан светит фонариком мне под ноги. Тени падают на ее лицо, делая его похожим на маску, изборожденную морщинами. Странно, при свете дня их почему-то не было видно. От страха хочется кричать, но я ведь сама заварила всю эту кашу. Считаю до десяти и немного успокаиваюсь.
Напрягаю слух, чтобы услышать, не пытается ли кто-нибудь еще открыть люк, но нас окружает полная тишина. Посветив назад фонариком-брелоком, висящим на цепочке с ключами Анжелы, убеждаюсь, что за нами никто не идет. Но Матье или Жан-Люк могут наброситься на нас из-за любого угла. Ведь Матье наверняка знает про этот вход в подземелье.
— Пойдем дальше, — наконец выдыхаю я. Если долго стоять на месте, то кажется, что потолок опускается, а стены сжимаются, подступая все ближе и ближе. Чан кивает, поворачиваясь вперед, оставляя меня наедине с моими чертовыми мыслями.