Полина снова встала на край кровати. Металлический край, об этом она помнила. И все-таки решила рискнуть. Лучше погибнуть, пытаясь спастись, чем опустить руки и умереть от голода. Ноющие руки пришлось поднять выше прежнего. Нужно нащупать провода в изоляции над оголенными, иначе снова шибанет. Пальцы заскользили по гладкой темноте. Наконец коснулись чего-то, мгновенно увернувшегося. Вот они. Выждав секунду, Полина зажала в кулачке прорезиненные трубочки. Теперь главное, не касаясь оголенных проводов, соединить металлические кончики.
Полина перехватила одну из трубочек свободной рукой. Повела плечами, пытаясь сбросить напряжение. Сил стоять на остром краю и держать руки вытянутыми над головой оставалось все меньше. От голода голова кружилась постоянно, а не только при резких подъемах. Нужно действовать, пока не упала в обморок. Полина провела пальцами вдоль изоляции, почувствовала ее края. Развела провода как можно дальше, согнула. Медленно принялась их сближать. Вспышка. Не то электрической волной, не то взрывом страха ее отбросило назад. Ударившись о стену, она сползла на кровать.
Что-то пошло не так. Крики девушки смолкли, но музыка продолжила играть. Сверху послышался топот. Не приглушенный, как все доносящиеся оттуда звуки, а четкий. Кто-то спускался по лестнице. Полина услышала щелчки. По плитке на полу побежал отсвет фонарика. Еще одна вспышка. На этот раз долгая и слепящая до слез. В коридоре зажегся свет. Шаги уже направились обратно к лестнице, но передумали. Его рука приподняла край свитера, нырнула в карман. Он вытащил ключи. Полина затаила дыхание. Что он сделает? В ее комнатке четыре лампочки. Даже если он уберет провода от этой, у нее останется еще три попытки. Может, в этот раз контакта не хватило…
– Розетки на другом автомате, сука ты тупая. – Он схватил Полину за волосы. – Ори сколько влезет, музыку все равно не переорешь. А будешь мне еще пакостить, я тебе больше воды не принесу. Сдохнешь, а от чего, никто разбираться не станет. Поняла меня?!
– Да, – всхлипнула Полина.
Будто не услышав, он ударил ее головой об пол. Висок пронзила боль, в глазах потемнело, словно во всем подвале оборвали лампочки. Лязгнула решетка, за ней замок. Шаги отдалились и стихли. Полина лежала не двигаясь. С ней все хорошо. Она в безопасности. Внутри тепло, уютно… Темнота постепенно начала рассеиваться. Правда, свет вокруг казался мутным.
Она проморгалась. Попыталась сосредоточить взгляд на стене. Ровной и аккуратной, кирпичик к кирпичику, шов ко шву… Все выкрашено в белый, а это цвет надежды. Только в местах, где крепится решетка, краска откололась. Если бы не эта решетка, надежды было бы куда больше. Полина затаила дыхание, вглядываясь в стену прямо перед собой. Что это, рябь в глазах или… Один из анкеров попал в самый край кирпича, рядом со швом. Полина протянула дрожащую руку. Попыталась подковырнуть шов ногтем с отросшим оранжевым шеллаком. На пол посыпался песок.
– Оранжевый – цвет счастья, а белый – цвет надежды, – зашептала она, царапая шов. – Оранжевый – цвет счастья…
Вместо шва сковырнулся шеллак. Отошел пленкой, повторяющей форму ногтя.
– А белый – цвет надежды, – продолжила она скоблить, не замечая, как укорачивается ноготь.
Глава 45
Собираясь на занятие в пустой ресторан, Лиза примеряла уже третий наряд. К чему это? На улице ведь почти никого. На днях в центр города забрел медведь. Повезло, что людей поблизости не оказалось. Животное заметили на камерах с главной площади, и запись тут же разлетелась по всем пабликам. Лиза увидела ее только на следующий день. Один из однокурсников скинул видео в чат группы, а потом добавил: «Сорян, не туда». В последнее время новостями с Лизой делился только Платон, но и он уже несколько дней молчал.
Отбраковав очередной собственный костюм, Лиза переоделась в Полинино платье. Зачем? Конечно, в глубине глупой девчоночьей души она надеялась, что Влад все-таки придет. Вчера, занимаясь в пустом ресторане, она прислушивалась к каждому шороху. Ждала. Нет, она не влюбилась, просто накрутила себя. Тем, что два дня, пока они собирали террасу, Влад не пытался с ней заигрывать, он бросил ей вызов. Не специально, конечно. Хотя…
Что за ерунда по утрам лезет ей в голову? Ночами в пустой квартире она думает совсем о другом. Каждый раз порывается позвонить маме, но держится. Зато уже трижды набрала Дашу. Та, скорее всего, спит. Или вчера с ней все-таки что-то случилось… Может, позвонить еще раз? Не успела Лиза об этом подумать, как телефон зазвонил сам.
– Привет! Ну как вы?
– Нормально, – ответила мама. – Батеньку твоего домой привезли. Вытурили из больницы, даже уколы не докололи. Сказали, чтобы дома долечивался. И на том спасибо. Я тебе не говорила, пугать не хотела. Он из палаты один выжил.
– Господи, мама…
– И не говори. Как с войны вернулся. Страшный, худющий. В гроб краше кладут. Теперь мне жизни не дает. То одно ему, то другое, ты же его знаешь.
У Лизы на глаза навернулись слезы. Бедный папочка. Ее сильный, всегда здоровый папа. В душе больший ребенок, чем она сама. Девушка не могла представить его в таком состоянии. Еще и с деньгами проблемы. Она ему поможет. Только поступит в консерваторию и сразу работу найдет. Раньше она и не знала, каково это, совмещать учебу, отнимающую все силы, и подработку. Поражалась Полиным способностям. Теперь убедилась, что и сама способна на большее.
– Да не переживай, нормально уже все. Дышит хорошо. Сил просто нет.
– А как ты? Давай я приеду помогу.
– Еще чего не хватало!
– Хотя бы поесть приготовлю. Я немного научилась уже.
– Да успокойся. Что ни сварю, папа есть не может. А как ты есть нормально будешь, когда ни вкуса, ни запаха нет? Ко мне потихоньку возвращаются уже, и то давлюсь.
– Тем более, не поймете даже, как плохо я готовлю.
Мама рассмеялась.
– Сиди дома. Это такая зараза, слов нет. И не перегружайся сильно. Отдыхай побольше.
– Некогда отдыхать.
– Тебе вечно некогда. Что ты, госы свои не сдашь? Зря четыре года училась?
– Сдам, конечно, за них я не сильно волнуюсь. А вот конкурс…
– А его не отменили разве?
– С чего ты взяла? – Сердце на мгновение перестало биться.
– Так Евровидение ж даже отменили.
– Ну это же… – начала было Лиза, но горло сжало от дурного предчувствия. – Я тебе попозже перезвоню, ладно?
– Да, давай. Папа как раз зовет, чаю просит.
Последние слова рассеялись за пределами ее сознания. Онемевшими пальцами она завершила звонок. Открыла браузер и набрала адрес сайта конкурса. Вот же, «Всероссийский Смотр-конкурс пианистов-выпускников музыкальных средних специальных учебных заведений две тысячи двадцать». Стоило пролистнуть страницу, как дыхание перехватило. «В связи с осложнением эпидемиологической ситуации в соответствии с приказом Департамента культуры города Москвы Всероссийский Смотр-конкурс отменен».
Ей это снится. Сейчас она проснется и сможет дышать. Папа ведь смог. Папа выжил, он дышит, и Лиза тоже все переживет. Так бывает. Они смотрели с Полиной фильм про олимпийского бегуна, который мечтал о победе, но во время войны попал в концлагерь. Он выжил. Полина тогда плакала, восхищаясь его стойкостью, а Лиза не могла понять, что толку от этой стойкости, если олимпийским чемпионом он так и не стал. Пришла война и сломала его спортивную карьеру. Пришла пандемия и сломала ее пианистическую карьеру.
В следующем году в конкурсе будут участвовать новые выпускники. От колледжа может поехать только один человек, ее уже не отправят. На другие приличные конкурсы девочку из Новопетровского колледжа просто не возьмут, какой бы трудолюбивой она ни была. И на вступительных в консерваторию этого никто не увидит. Не потому, что Лиза плоха. Не потому, что у нее нет связей. Просто ее не знают. Преподаватели не рискнут взять к себе на курс человека, которого впервые видят. У них достаточно выпускников Центральной музыкальной школы, которых они знают с детства. Хватает и ребят, годами ходивших к ним на репетиторство. Она сама так поступила в колледж, но ездить в Новопетровск через день было реально, а в Москву – нет.
И все-таки Лиза выживет. Вот она уже дышит. Воздух тоненькой струйкой выходит из расслабляющихся легких и потихоньку наполняет их снова. Она выживет. Но для чего? Вся ее предыдущая жизнь была посвящена будущей карьере. Она и не помнила себя ту, до музыки. Только по маминым рассказам. А что теперь? Вот она сидит в квартире, где от пианино осталась одна банкетка, а от целей – онемение во всем теле, словно оно теперь само по себе. Нет, это не по-настоящему. Когда же она проснется?!
Раздалась трель. Будильник, она спасена. Лиза выдохнула прежде, чем поняла – это не сон. Не самый страшный ночной кошмар, а явь. И наяву кто-то настырно жмет на дверной звонок.
Глава 46
За дверью стоял Платон. Сердце снова забилось быстрее. Ей нужно поговорить с тем, кто поймет. Платону не нужен конкурс, он ведь больше композитор, чем пианист. И все-таки он ее поймет. Может, даже что-нибудь посоветует.
– Привет, – распахнула она дверь.
– Привет, Лиз. Что-то случилось? – спросил Платон, заходя внутрь. – Ты мне звонила четыре раза.
– Ничего. – Лиза не смогла озвучить свою беду. Казалось, стоит произнести вслух, что конкурс отменили, и она упадет замертво, как от страшного заклятья. – Просто узнать хотела, может, ты что-то нашел.
– Еще как нашел, Лиз. Ты не поверишь.
– Меня уже, кажется, ничем не удивишь. – Девушка прошла на кухню и жестом позвала за собой Платона.
– Почему? Ты тоже что-то узнала?
– Нет, – отмахнулась она, ставя чайник на плиту. – Это я про то, как Полина из закрытой квартиры вышла.
– Вышла? Сомневаюсь. Есть тут один тип… Прикольно.
– Что? – спросила она, растапливая шоколад для фондана.
– Ну ты, и на кухне. У вас же раньше Полина только готовила.
– Да я и не готовлю, так…
– Не скромничай. Хотя ладно, скромничай, – улыбнулся он своей коронной кривоватой улыбкой, от которой Лиза обычно краснела. Но не сейчас. – Это краш просто, когда девчонка готовит, еще и не зазнается.