Да, это была воображаемая Лесли. Но, может быть, где-то недалеко от него находилась и настоящая, реальная Лесли?
И пусть вовек не увядает лето…
Он взглянул на дрожавший в руках договор об аренде.
«…а также обязан всеми способами улучшать вверенное ему хозяйство и соблюдать все правила землепользования».
«Да наверное, я и в самом деле настоящий законник. — подумал он. — Еще бы, ведь я процветаю.»
Он с грустной улыбкой посмотрел на бумаги, которые держал.
Да, фермерство в наши времена стало самым неблагодарным делом, подумал он.
«Господи! Как я устал!» — подумал он.
Давно он так не уставал.
В эту минуту отворилась дверь, и вошла Джоанна.
— Родни! — строго сказала она. — Опять ты читаешь в темноте!
Она потянулась над ним, овеяв теплом своего тела, и включила торшер. Он с благодарной улыбкой посмотрел на жену.
— Дорогой, ты порой бываешь такой глупый! Сидишь в темноте и портишь глаза, когда стоило лишь протянуть руку и щелкнуть выключателем!
Джоанна обошла вокруг и села в кресло напротив. — Не знаю, что бы ты без меня делал!
— Наверняка погиб бы, раздавленный бременем дурных привычек, дорогая, — усмехнулся он.
Он посмотрел на нее и снова улыбнулся доброй, насмешливой улыбкой.
— Ты помнишь, — сказала Джоанна, — как тебе однажды взбрела в голову мысль отказаться от предложения твоего дяди Генри и вместо этого заняться фермерством?
— Да, я помню, — ответил он.
— Теперь ты видишь, как я была права? — с превосходством и самодовольством посмотрела на него Джоанна. — Ты, наверное, в душе благодарен мне за то, что я не позволила тебе совершить эту большую глупость?
Родни посмотрел на нее, восхищаясь ее самоуверенностью и неведением, любуясь по-молодому гибкой ее фигурой, ее гладким, милым лицом, ее выпуклым, не тронутым морщинами глубоких раздумий лбом. Очаровательная, милая, впечатляющая…
«Все-таки Джоанна была мне очень хорошей женой!»— подумал он.
— Конечно, дорогая! Я очень рад этому, — ласково улыбнувшись, произнес он.
— Всех нас иногда осеняют сумасшедшие идеи! — произнесла она.
— Даже тебя! — спросил Родни.
— Он спросил это в шутку, но тут же осекся, заметив, как сердито нахмурилось ее лицо. По лицу Джоанны пробежала тень, словно порыв ветра сморщил гладкую поверхность пруда.
— Иногда у каждого из нас сдают нервы, — сказала Джоанна.
Родни удивился.
— Ты знаешь, я так завидую тебе, что ты посмотрела Ближний Восток собственными глазами, — сказал он, чтобы сменить тему разговора.
— Да, мне было очень интересно. Но жить в таком местечке, как Багдад, я бы не хотела, дорогой! — возразила Джоанна.
— Интересно, на что похожа пустыня? — задумчиво произнес Родни. — Я не видел пустыни ни разу в жизни. Наверное, это удивительное зрелище? Один песок до самого горизонта… Пустота, безмолвие и яркий свет ясного солнца… У нас в Англии такого не увидишь. Мне особенно нравится представлять себе солнечный свет в пустыне. Образ солнца в пустыне просто восхищает. Должно быть, при таком свете все становится ясным и отчетливым, не так ли? Мне хочется собственными глазами увидеть эту ясность…
— Я ненавижу пустыню! — резко оборвала его Джоанна. — Я ненавижу ее! Там одна лишь пустота и нет ни капли воды!
Она оглянулась вокруг лихорадочным, нервным взглядом. «Словно перепуганное животное, которое ищет выход!»— подумал Родни.
Но тут же лоб Джоанны разгладился, она успокоилась..
— Эта обивка на кресле уже постарела и вся выцвела. Я обязательно закажу новую.
Родни непроизвольно поднял руку в протестующем жесте, но удержал себя.
В конце концов, почему бы нет? Обивка кресла действительно уже выцвела и из ярко-синей превратилась в бледно-голубую. А Лесли теперь уже никогда не сядет в это кресло. Лесли Аделина Шерстон навеки упокоена на церковном кладбище под тяжелой мраморной плитой. А адвокатская контора «Олдермак, Скудамор и Уитни» процветает. И фермер Ходдесдон пытается получить ссуду под вторую закладную.
Джоанна обошла гостиную, потрогала пальцем мебель, проверяя, нет ли где пыли, переставила книги в книжном шкафу, поправила безделушки на каминной полке. Да, подумала она, без нее тут некому было как следует распорядиться, и слуги, конечно же, совсем не убирали гостиную. Везде пыль, мусор, все разбросано…
— М-да, похоже, праздник окончился, — пробормотал себе под нос Родни.
— Что-что? — обернулась Джоанна. — Что ты сказал?
— Кто? Я? Ничего! — беззащитно посмотрел на нее Родии.
— Я же прекрасно слышала! — с раздражением сказала Джоанна. — Ты сказал, что праздник окончился! Ты, наверное, спишь на ходу. Тебе, наверное, приснилось, что у наших детей кончились каникулы им надо снова возвращаться в школу.
Джоанна строго посмотрела на него. Потом ее взгляд уперся в висевшую на стене литографию.
— Это еще что такое? Этого при мне не висело! — недовольно покачала она головой.
— Я купил эту картину в букинистической лавке Харли, — виноватым тоном, словно оправдываясь, произнес Родни.
— Вот как? — Джоанна с недоверием посмотрела на мужа. — Кто это?
— Коперник, дорогая, если ты помнишь астрономию…
— Какой он не похожий на себя! — удивилась Джоанна. — И дорого с тебя взяли?
— Сущие пустяки, — махнул рукой Родни. — Но главное не в этом…
А в чем, собственно говоря, главное? Может быть, главное в воспоминаниях?
«Знаешь, я почему-то подумала о Копернике…»
Он подумал о Лесли, о преступнике-муже, о том, что его постигло: пьянство, нищета, болезни, смерть.
«Бедная миссис Шерстон. Она прожила такую грустную жизнь!»
«Но сама Лесли вовсе не грустила! — подумал он. — Она с достоинством переносила бедность и нужду, труды и болезни. Она шла по жизни словно первопроходец по новым землям, пересекая бесконечные равнины, бурные реки, высокие горы…»
Родни задумчиво посмотрел на жену. Все-таки Джоанне приходится очень нелегко, подумал он. Но как она держится! Подвижная, легкая, никогда не унывающая, вечно чем-нибудь занятая… Все ей удается, любое деле горит у нее в руках! А как она выглядит! Да ей трудно дать больше двадцати восьми лет.
Неожиданно теплая волна жалости к жене нахлынула на него.
— Бедная, маленькая моя Джоанна! — с грустной улыбкой произнес он.
Джоанна с удивлением посмотрела на мужа.
— Почему бедная? — спросила она. — И потом, я совсем не маленькая!
— «Это я, бедная маленькая Джоанна…» — с грустной насмешкой повторил Родни их давнюю шутку, которую они любили повторять в молодости. — «Рядом никого нет, и я совсем одинока!»
Но вместо улыбки, которую Родни ожидал увидеть, на лице Джоанны вдруг мелькнул ужас. Она бросилась к нему, крепко обняла, сжала руками.
— Я не одинока, задыхаясь, забормотала она. — Я не одинока. У меня есть ты!
— Да, да, дорогая, — сказал Родни, словно маленькую, гладя ее по голове. — Ты не одинока. У тебя есть я.
Но Родни знал, что он говорит неправду. Он думал совсем другое.
«Ты одинока, и такою останешься навсегда, — думал он. — Но, Боже, пусть она об этом никогда не узнает!»