Мы немного помолчали, затем Саша сказал:
— Ко мне сейчас первая в жизни клиентка придет. Хочешь тут побыть? Для моральной поддержки?
— Хорошо. — пожала плечами я. — Сделаю вид, что вторая секретарша.
Я уступила бывшему место шефа, пересев на кресло поближе к окну, и продолжила читать почту на айфоне. Глаза уже слезились от постоянного напряжения, а толку не было. Несмотря на многочисленных «свидетелей», на самом деле никто не видел маленькую Веронику после того, как она вышла из квартиры в тот роковой февральский день. Она словно растворилась в воздухе.
Зато ее мамашу видели многие. Я этим делом больше не занималась, но Артем уже успел съездить еще в одну гостиничку на несколько комнат, где Евгения устроила дебош и тоже скрылась, не заплатив за ужин. И теперь он планомерно обзванивал все гостиницы и заправки в соседних городах, постепенно расширяя ареал поисков. Но увы, пока что встретиться с беглой супругой у него не получалось, как и у нанятого им в городе Н частного сыщика. Евгения вела себя очень уж ловко для обычной сумасшедшей, не у каждого здорового человека хватило бы умения вот так скрываться от преследования.
Саша не издавал ни звука и, кажется, даже не шевелился, но мои размышления были прерваны визитом его клиентки — худенькой пожилой женщины с измученным лицом и покрасневшими, опухшими от слез глазами. Даже не обратив на меня внимания, она села напротив Саши и тихим, чуть прерывающимся от волнения голосом заговорила:
— Мне надо понять, чем болела моя дочка. Врачей надо судить, я добьюсь справедливости, иначе своими руками… Но я должна знать, от чего Лада умерла???
Я мигом забыла про сбежавшую Евгения, и мы вдвоем с Сашей начали расспрашивать несчастную мать. Через некоторое время я уяснила суть истории.
Примерно месяц назад у 15-летней Лады Лещевой начали сильно болеть ноги. Боль сводила икры, девочка с трудом ходила. Еще через пару дней у нее проявилась слабость, сонливость и рвота, и вскоре она потеряла сознание прямо на улице. На «Скорой» ее доставили в городскую больницу, положили в нейрохирургическое отделение. Через два дня у нее отнялись ноги. Сделали томографию, гастроскопию, УЗИ — ничего. Опухоли в мозгу не было, вообще не было никакой причины для сильного недомогания. Не было и болезней типа менингита или энцефалита. Лишь в желудке нашли небольшие изменения слизистой. Но девочка за неделю потеряла 10 килограммов, с трудом шевелила руками и еле держала голову, полностью нарушилась координация. В туалет мать носила ее на руках, пыталась кормить с ложечки, но тщетно — девочку сразу рвало, ничего из съеденного не задерживалось в желудке.
Еще через день девочка оглохла на одно ухо и потеряла голос — могла только шептать. Вечером ей стало совсем плохо, она задыхалась, сильно стучало сердце, словно собираясь выскочить из груди, мучила бессонница. Медсестра дала девочке глицин под язык. А назавтра матери сообщили, что у Лады нет никаких болезней, чистая психиатрия, и нужно ехать в психиатрический диспансер. Причем, даже не вызвали «Скорую» для перевозки, мать с ребенком, который уже почти не шевелился, поехали на такси.
В психушке матери с дочерью пришлось обойти много кабинетов и ждать по несколько часов, в том числе в коридоре на стульях. Девочка не могла сидеть, с трудом дышала, мать ложила ее на стулья и клала ее голову себе на колени.
— Наконец, одна из медсестер дала мне бланк заявления и ручку. — в монотонном голосе женщины послышались истерические нотки. — Я попыталась усадить Ладу, и тут ее лицо перекосилось в судороге. Оно мгновенно пожелтело, челюсти неестественно «переломало», словно в фильме ужасов… Я истошно заорала…
Она осеклась и надолго замолчала.
Насколько я поняла, врачи-психиатры пытались откачать девочку, делали ей искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, но увы, в психушке не было своей реанимации. А к приезду «Скорой» Лада уже умерла. В медицинском свидетельстве указали причину смерти: «правожелудочковая недостаточность», к которой привела «кардиомиопатия неуточненной природы».
— Но у Лады было здоровое сердце. — Настасья Лещева достала из кармана тюбик с таблетками и сунула одну себе под язык. — Она занималась фигурным катанием, проходила обследование в спортивной поликлинике. Я знаю, что врачи ее убили, отказавшись лечить, я не оставлю это так просто, я уже написала в прокуратуру, со мной следователь беседовал. Но что с ней случилось?
Мы с Сашей переглянулись. Как жаль, что женщина не обратилась к нам раньше, подумала я. Я бы добилась прижизненных тестов на яды, в токсикологии бы девочку спасли.
— Мы это выясним. — мягко сказал Саша. — Кто из следователей занимается вашим делом? Петровский? Напишите ему заявление с просьбой провести токсикологическую экспертизу.
— Какую? — женщина уставилась на него полубезумными глазами? — Это вы про что? У нее был какой-то вирус, я уверена.
Саша вздохнул, не решаясь расставить точки над и, вместо него ответила я.
— Вы же хотите, чтобы по заслугам получили все, кто причастен к гибели вашей дочери? — она перевела на меня глаза, и я невольно вздрогнула. — Не бывает таких опасных вирусов без температуры. Врачи не сделали тех исследований, которые обязаны были сделать, и я считаю, что за это они должны ответить. Но есть человек, который вызвал то состояние, от которого погибла Лада. Будем его искать?
— Я… не верю вам! — она сжала кулаки, задрожала всем телом, начала дико мотать головой, и на мгновение мне показалось, что сейчас вскочить и кинется меня душить.
Саша вскочил с места, бросился к несчастной и крепко обнял за плечи. Я впервые порадовалась, что нахожусь в кабинете не одна. Выбежала в коридор, велела Ларисе принести кофе и графин с водой, вбежала обратно…Постепенно женщина успокоилась, судорожная дрожь прекратилась, она снова подняла на меня глаза.
— Это болезнь, врачи просто лечить не хотели. — прошептала она. — Никто не мог отравить Ладу!
Она с трудом поднялась на ноги, согнувшись, словно взвалив на спину каменную глыбу, и, медленно шаркая, вышла из кабинета. Саша беспомощно посмотрел на меня:
— Я завалил первое дело?
— Не надо было так в лоб — поморщилась я. — Оформили бы договор, и сами экспертизу бы заказали. Ну ладно, чего уж теперь, первый блин всегда комом. Каким ядом отравили девочку, как ты думаешь?
Ответить Саша не успел. Открыв ногой дверь, с гордо поднятой головой в кабинет вошла Лариса, неся на красивом подносике одинокую чашку кофе. Молча плюхнула поднос на стол, едва не разлив напиток, и так же гордо удалилась. Саша посмотрел на меня:
— Я бы на твоем месте этот кофе не пил. Не хотелось бы следующую экспертизу проводить с твоим хладным трупом.
Я невольно фыркнула, но пить мне и в самом деле расхотелось.
— А по яду… Таллий, полагаю. — продолжил Саша. — Просто достать, не имеет вкуса и запаха, прекрасно растворяется в любой жидкости. И как раз симптомы подходящие, прямо как по учебнику.
— Мы забыли спросить, выпадали ли волосы. — спохватилась я.
Саша лишь махнул рукой. Да уж, напортачил он… или мы оба?
— Ох, выгонит меня Тимофей. — вздохнул бывший супруг.
— Тебя ж Оскар сюда устроил? — усмехнулась я. — Тогда не выгонит. Кто будет с начальником СК ссориться? Ладно, сейчас напишу Оскару, будем требовать токсикологию. Даже если клиентка к нам не вернется, я хочу знать, кто убил девочку.
Но клиентка к нам вернулась на следующее утро. Без предупреждения вошла, как тень, и замерла на пороге.
— Простите, я не в себе была… — тихо сказала она. — Не могла поверить, что…
— О чем вы говорите, мы все понимаем! — бросился к ней Саша. — Садитесь, продолжим беседу. Кстати, экспертизу мы уже заказали, она состоится в рамках уголовного дела.
Лещева села, ссутулилась и проговорила:
— Лада говорила, что у нее во рту горько, что она зря так много кофе пила… Но она у меня кофеманка… была. Она по три чашки пила зараз, и ничего. А тут все во рту горчило…
— За сколько дней до появления первых симптомов она пила горькое кофе? — насторожился Саша.
— Не помню… За день, или за два… Я и вообще забыла об этом, а вчера, как на вас накричала, вдруг и вспомнила… Что она еще сказала, что теперь долго кофе в рот не возьмет, так ей нехорошо.
— Скажите, а волосы у нее вылезали в больнице? — встряла я. Саша неодобрительно покосился в мою сторону, но промолчал.
— Волосы? — мать вздрогнула и подняла на меня глаза. — Клоками лезли. Но она вообще вся бессильная была, у нее ногти отслаивались, и волосы расчесывать невозможно было, просто на расческе все оставались. Это от истощения, верно?
Не отвечая, я продолжала расспросы:
— Теперь постарайтесь припомнить, это очень важно. Где и с кем Лада пила кофе в тот день, когда он сильно горчил?
— Я уже пыталась вспомнить. — прошептала мать. — Не получается. Она со школы тогда пришла, может, с одноклассницами?
— Понятно. Вы только не волнуйтесь. — попросила я. — Сейчас мы запишем номер школы, класс, имена подружек. И на днях будем все про тот день знать. А пока вы на другой вопрос ответьте: кто мог желать… плохого вашей дочери?
— Никто! — горячо ответила Настасья. — Я потому вам и не поверила. У нее не было врагов, только подруги!
Я про себя подумала, что иногда подруги могут быть и похлеще врагов. Например, если понравился один и тот же парень. Но все же… отравление таллием — слишком сложный способ сведения счетов для школьниц. Надо бы поискать кого-то постарше.
— А отец Лады… он живет с вами? — осторожно спросил Саша, словно вновь прочитав мои мысли. Надо же, как они у нас сходятся!
— Он умер три месяца назад. — отрезала Лещева. — Но я не хочу о нем говорить. Он уже давно оставил меня, женился на молодой потаскушке.
Мы с Сашей снова переглянулись. Ну, кто задаст следующий вопрос:
— И как решили вопрос с наследством? — спросила я, поняв по злобному виду супруга, что у него просто не поворачивается язык. Но мы как хирурги — приходится резать скальпелем по живому. Только наркоза нет…