Новая внешность Лесового служила ему самым надежным пропуском. Стражники пограничной службы, главной обязанностью которых было не допустить бегства рабов из облачной зоны, не смели даже взглянуть в его сторону. Любой человек с таким цветом кожи был для них божеством, чьи помыслы неисповедимы, а поступки не поддаются логическому объяснению. При появлении Николая они старались незаметно убраться с его пути. Те нерасторопные, кому это не удавалось, пряча глаза, сгибались до земли в почтительном поклоне и ждали так, пока он не проходил мимо. Бледнолицые братья, насколько ему стало известно от «партизан», чрезвычайно редко появлялись на границе обжитой зоны, и с этой стороны не приходилось ждать неожиданностей. Когда же он приблизился к Городу, то уже совсем не опасался встреч с ними. Город был единственным большим поселением «апостолов» в этом мире (именно поэтому они не видели необходимости как-то именовать его и называли просто Город) с приличным, даже по меркам нашего мира, населением. Достаточно большим, чтобы его жители не могли знать всех горожан в лицо, как не знают друг друга жители, к примеру, Твери или Владимира.
Задачей Николая было найти по описанным доктором ориентирам дом, который «апостолы» выделили его друзьям после их чудесного приобщения к числу избранных. С этой задачей Кварацхелия справился лучше, чем с описанием маршрута через пустыню. Он не знал даже о смертельной опасности, поджидающей Лесового в солнечной зоне. Не знал ничего, кроме того, что эта зона считалась у «апостолов» запретной. И, если бы не встреча с отрядом Никитина, его миссия была бы закончена досрочно, ввиду окончательного и необратимого выхода из строя исполнителя. В Городе же доктор прожил достаточно долго, чтобы разобраться в расположении его улиц и кварталов. Он даже изобразил на бумаге некое подобие плана, который, разумеется, Лесовой не стал с собой брать, предпочел изучить наизусть.
Жили друзья не в центре, а на окраине, противоположной той, со стороны которой Николай заходил в Город. Благоразумие призывало во избежание лишних неприятностей обойти такое скопление бледнолицых и войти в Город с другой стороны, но интуиция подсказала Николаю, что опасаться нечего, и он прислушался к ней, а не к голосу разума. И не прогадал. Никто из спешивших по своим делам «апостолов» не обратил ни малейшего внимания не только на него самого, но и на его одежду. Что и немудрено, потому что на жителях Города можно было увидеть любые наряды, от костюмов с высокими ботфортами и кружевными жабо, как в фильмах про мушкетеров, до вполне современных брюк и пиджаков. Из-за этого Город напоминал огромную декорацию, построенную для съемок какого-то сюрреалистического фильма. А постоянный сумрак и алебастрово-белые лица прохожих оставляли полное ощущение, что фильм этот — из жизни клана вампиров.
Благодаря интуиции Лесовой не только сократил свой путь вдвое, но и довольно подробно рассмотрел Город. Застроен он был зданиями, не превышавшими в высоту трех этажей, с вычурной отделкой, чем-то напоминавшей стиль современного цыганского ампира. Похожий стиль можно наблюдать в любом населенном пункте страны, где существуют цыганские районы, но здешние здания были на несколько порядков богаче.
Причудливые башенки, богатая лепнина, золоченые, а скорее цельнозолотые массивные кованые ворота и решетки поражали воображение своим богатством. Сияющие даже без солнца купола из того же металла, мощенные мрамором улицы и дворы — все это должно было подавлять воображение живущих в Городе рабов, прислуги и наложниц и внушать им чувство собственной ничтожности перед сиятельными господами.
Передвигались бледнолицые по Городу исключительно пешком, поэтому народа на улицах было много. Николай внимательно присматривался к поведению горожан и пришел к выводу, что оно практически не отличается от поведения, к примеру, москвичей. Здоровались друг с другом очень немногие, а в основном проходили, не обращая на встречных внимания. Из рассказов доктора Лесовой знал, что «апостолы» воплотили для себя в жизнь общественный строй, очень похожий на тот коммунизм, который обещал советским людям Никита Сергеевич Хрущев к тысяча девятьсот восьмидесятому году, то есть «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Причем сделали это задолго до появления на свет основоположников марксизма, не говоря уж о самом кукурузном вожде. И очень легко решили все противоречия, которыми изобиловал план Никиты Сергеевича. Главным из которых был вопрос, который тот старательно обходил — кто будет убирать дерьмо за счастливыми коммунарами? «Апостолы» решили его очень легко. Кто, как не рабы-пролетарии?
Кварацхелия рассказывал о многочисленных пунктах общественного питания, разбросанных по всему Городу, где совершенно бесплатно можно было наесться от пуза, не ограничивая себя в выборе блюд. Готовили и обслуживали в этих заведениях тоже рабы. Для бледнолицых считалось позором самостоятельно обслуживать себя и вообще заниматься «низкой» работой. Дела, которыми не зазорно было заниматься «апостолам», регламентировались специальными списками. А если, к примеру, бледнолицый хотел питаться дома, он должен был завести себе повара, но ни в коем случае не прикасаться сам к сковороде или кастрюле. Даже самостоятельно налить суп в тарелку считалось признаком дурного тона и осуждалось вампирской общественностью.
У Николая давно уже сосало под ложечкой от голода, но он лишь с сожалением поглядывал на открытые двери многочисленных ресторанчиков, откуда на улицу вырывались умопомрачительные запахи. Он опасался сморозить что-нибудь не принятое в этом мире, например, перепутать вилки или очередность блюд и тем привлечь к себе внимание. Вот и сейчас он с немалым усилием отвернул нос от очередной харчевни и перешел на другую сторону. Сам виноват, нужно было сорвать и прихватить с собой парочку «антрекотов». Теперь оставалось надеяться, что друзья не откажут в куске хлеба. Но сначала надо было найти их в этом проклятом Городе.
Глава 6Встреча с друзьями
— Господи, какие же у вас отвратительные рожи! — сумел произнести сквозь смех Лесовой, когда трое друзей выпустили его из объятий и перестали колотить по плечам в приступе вызванного встречей восторга.
— Да ты в зеркало посмотри, красавец! — ответил Леня Полищук, глядя на Николая со смешанным чувством радости и печали. Может быть, оттого, что последний член команды оказался вместе с ними черт знает где, без всякой надежды на возвращение домой?
— Что ты смотришь на меня, как на покойника? — Лесовой перехватил взгляд Лени.
— А кто мы есть? — ответил вместо него Дима Стрешнев. — Мы и есть живые покойники. Тебе же говорят — посмотри в зеркало! Если уж оказались на том свете… Вот только понять никак не можем, в рай попали или в ад? Если по обстановке судить да по тому, как с нами обращаются, то похоже на рай. Только народец здешний меньше всего похож на ангелов. По тому судя, что они нам тут на уши вешают, — чистые бесы. А нам приходится помалкивать и соглашаться. Иначе давно бы они нас уработали так, что и концов не найдешь. За ними не заржавеет. Эх, как иногда хочется разнести здесь все вдребезги! А потом думаешь — ну, разнесешь, а дальше-то что делать? Как втроем со всей этой сворой сражаться?
— Вчетвером, — поправил его Николай.
— Теперь вчетвером, — согласился Стрешнев. — Только что от этого изменится? Знаешь, нам как новичкам что-то вроде ликбеза устроили. Специально приставленный человечек языку местному нас учит, а еще политинформации проводит. Эти, как их, догматы в сознание вколачивает. Ну, чисто комиссар, кожана только не хватает да «маузера» на поясе! Такое несет! Никакой маньяк того не придумает, что они здесь с людьми вытворяют. Не знаю, как это у них получается, но они из людей в три секунды идиотов делают! Если бы у нас рожи вовремя не побелели, нам бы тоже мозги засрали, как всем, и в шахту отправили. Или здесь, в Городе, говно бы за ними выгребали! А комиссар этот еще намекает, что совсем скоро они всех людей оттуда сюда переселят, а сами наше место на Земле займут! Сил моих больше нет кивать, как заводной болванчик, да своим притворяться! Ну, нет, он точно дождется, возьму его как-нибудь за ноги да разорву пополам, от жопы до головы!
Лесовой посмотрел на атлетическую фигуру командира — да, этот сможет! Вот только что это даст? А Стрешнев между тем продолжал изливать накопившиеся чувства:
— Мы тут, как вместе собрались, так только и гадаем — что нам делать? Ведь эти твари не шутят! Да так пока ничего и не придумали. Сердце уже болит — живем здесь кум королю, сват министру, а своим ничем помочь не можем. Вот Леня, — он показал на Полищука, — давно говорит — был бы Колька Лесовой с нами, тот бы обязательно чего-нибудь сообразил. Может, говорит, и заявится, раз уж мы все здесь?
Полищук в подтверждение кивнул.
— Все верно! — улыбнулся Лесовой. — И я сюда заявился, и мысли кое-какие имеются.
— Откуда? — в голосе Стрешнева звучало сомнение, но глаза у него загорелись надеждой. — Что ты здесь знаешь? Сам ведь говорил, что второй день всего, как прибыл!
— Так я ведь сюда проник не случайно, — ответил Николай, — а с особо важным заданием. И имею полномочия привлечь вас к его исполнению. Но только в том случае, если вы согласитесь снова считать себя на службе.
Николай говорил вроде как с улыбкой, но слова звучали серьезно, и друзья, превратившиеся в прежних бойцов, слушали его подтянувшись, как привыкли выслушивать приказы.
Лесовой рассказал друзьям обо всем, что произошло с ним с того момента, как он переступил порог Научно-исследовательского центра специальных проектов. Об отделе аномальных явлений и его бледнолицем руководителе. О своих приключениях на Колыме и золоте, которое «апостолы» переправляют в наш мир. О попытках главы спасательного ведомства помешать агрессии бледнолицых. И, наконец, о плане действий, предложенном доктором. Промолчал лишь о визите к жене Дениса, стерве Марине, хотя о том, что побывал у Оксаны Полищук и помог ей деньгами, рассказал. Красильнико