Еще нет двенадцати, а поездка в «Бимерс» займет не больше двадцати минут.
Времени достаточно.
Готовы прокачать свою вечеринку? Приготовьтесь к…
Как только я въезжаю на парковку «Бимерс», чувствую разочарование. Я рассчитывала найти еще один ключ, сразу увидеть какую-то очевидную связь между Дарой и этим местом, но «Бимерс» похож на все остальные бары Ист Норуока, только стоит более уединенно. Орфанс Бич славится опасными течениями, и почти все заведения здесь закрылись.
Афиши в затемненных окнах рекламируют дамские вечеринки, напитки с названиями типа «Нежный сосок» и вип-тусовку с посредственным названием «Затмение». Перед стеклянной дверью даже натянут бархатный канат, который выглядит особенно нелепо, учитывая, что рядом с клубом абсолютно пусто и никто не дожидается своей очереди, чтобы войти. Один-единственный посетитель в грязных джинсах и майке с надписью «Будвайзер» задержался на парковке, чтобы выкурить сигарету и поговорить по телефону.
Я наблюдаю, как будвайзер тушит окурок в урне, предусмотрительно поставленной для этой цели у выхода, и выпускает дым через нос, как дракон. Я уже собираюсь выйти из машины и последовать за ним в бар, когда двери распахиваются, на улицу выходит вышибала, размером и формами напоминающий горбатого кита, и преграждает будвайзеру путь. Тот поднимает руку, видимо, показывает штамп, и вышибала его пропускает.
Я не подумала о том, что потребуется удостоверение личности. Но само собой, оно нужно. На секунду меня охватывает такая дикая усталость, что я подумываю развернуться и уехать домой. И пусть Дара катится ко всем чертям.
Но какая-то упрямая часть меня отказывается сдаваться так быстро. К тому же, насколько я знаю, у Дары нет поддельного удостоверения. Она всегда хвалится, что оно ей не нужно, потому что она может попасть в любой бар, просто пофлиртовав с охранником на входе.
Если она может, то и я могу.
Я открываю зеркало, жалея, что не раздумывая натянула простой топ с круглым вырезом, а из макияжа нанесла только немного туши и гигиеническую помаду. Я выгляжу бледной и слишком юной.
Оборачиваюсь и наклоняюсь, чтобы посмотреть, что лежит на заднем сиденье. Как и в комнате Дары, здесь валяется много одежды и разной ерунды. Я без труда нахожу расшитый блестками топ, блеск для губ и даже тройную палетку темных теней для век. Окунаю большой палец в тени и пытаюсь вспомнить, что Дара говорила в те редкие моменты, когда я позволяла меня накрасить и выходила из ванной неузнаваемой и всегда с легким чувством дискомфорта, будто она заставила меня влезть в чужую кожу. «Растушевывай снизу, затемняй складку».
Я наношу немного блеска, распускаю хвост, взбиваю волосы руками и, убедившись, что парковка по-прежнему пуста, быстро переодеваюсь. Блестящий топ Дары сидит так низко, что даже немного виден мой лифчик (к счастью, черный, а не мой любимый желтый, с пятном от кофе прямо над левым соском).
Я в последний раз смотрю на свое отражение и на секунду замираю от удивления. В одежде и макияже Дары я так похожа на нее. Представить не могла, что мы можем быть настолько похожи.
Я делаю глубокий вдох, хватаю свою сумку и выбираюсь из машины. К счастью, перед ужином я сняла шлепки, понимая, что отец обязательно отчитает меня, если заявлюсь в них в ресторан. На мне золотые гладиаторские сандалии, у которых даже имеется некое подобие каблука.
Вышибала материализуется раньше, чем я успеваю коснуться дверной ручки. Он вырастает из темноты за стеклянными створками, словно морское чудовище, всплывающее на поверхность. И вместе с ним наружу вырывается музыка: бухающие ритмы хип-хопа, женский смех и болтовня десятков пьяных людей.
– Удостоверение, – произносит он со скучающим видом.
Его глаза прикрыты, как у ящерицы.
Я сдавленно смеюсь. Звучит так, будто кто-то душит меня садовым шлангом.
– Серьезно? – Я опускаю подбородок, как это делает Дара, когда хочет что-то получить, и подмигиваю ему. При этом чувствую, что у меня от напряжения дергается левая нога. – Я всего на пять минут. Даже меньше. Просто передам подруге ее кошелек.
– Удостоверение, – повторяет он, как будто и не слышал моих слов.
– Слушай, – начинаю я. Он придерживает дверь ногой, и в образовавшемся просвете мне видна часть бара, плохо освещенная рождественскими лампочками, абсолютно не по сезону. Несколько девушек сбились в кучу и выпивают. Может, и Дара среди них? Слишком темно, чтобы разглядеть. – Я не собираюсь пить, ясно? Я просто ищу подругу. Можешь проследить. Я зайду и сразу выйду.
– Вход только по удостоверению. – Он указывает на знак на входной двери, где так и написано. Ниже прикреплен еще один знак: «Босиком, без рубашки – большая проблема».
– Вы не понимаете. – Я начинаю выходить из себя и, ослепленная этой вспышкой гнева, по какому-то щелчку невольно словно влезаю в ее шкуру. Я встряхиваю волосами и лезу в задний карман, чтобы извлечь оттуда визитку, которую нашла в комнате Дары. – Меня пригласил Андре.
Я не знаю, кто такой Андре и работает ли он тут вообще. Он может быть просто очередным скользким типом, с которым Дара познакомилась в баре. Я помню, как несколько месяцев назад видела фото некоего типа по имени Андре в телефоне у Дары. Он был одет в кожаную куртку и смотрел на нее с выражением, которое мне не понравилось. Возможно, он просто взял визитку, чтобы записать свой номер.
Но сейчас я полагаюсь на инстинкт, на уверенность, коренящуюся где-то глубоко в моей голове. Зачем записывать номер? Почему бы не прислать его по смс? Или не вбить прямо в телефонную книжку мобильника Дары?
Я уверена: в этих цифрах зашифровано послание – секретный код, приглашение, предупреждение.
Вышибала изучает визитку целую вечность, переворачивая ее снова и снова, пока я стою перед ним, затаив дыхание и стараясь не трястись.
Когда он снова поднимает на меня глаза, что-то в его взгляде меняется: он медленно скользит по моему лицу и опускается на грудь, а я испытываю нестерпимое желание прикрыться руками. У него уже не скучающее выражение лица. Теперь оно оценивающее.
– Входи, – ворчит он.
Похоже, его словарный запас ограничивается словами, необходимыми ему для работы: «вход», «удостоверение», «входи», «нет». Он еще немного приоткрывает дверь локтем, ровно настолько, чтобы я могла протиснуться мимо него. Меня обдувает потоком холодного воздуха из кондиционера и окутывает тяжелым облаком алкогольных паров. Мой желудок сжимается.
Что я творю?
Но важнее: что творит Дара?!
Музыка играет так громко, что я не могу расслышать слова, которые произносит вышибала. Он кладет руку на мой локоть и жестами приказывает следовать за ним.
В баре полно народу. В основном это парни, которым лет на десять больше, чем должно быть, чтобы так напиваться и орать. На приподнятой платформе стоят красные виниловые диваны. Один парень лапает свою девушку, пока она потягивает ярко-розовый коктейль из самого большого стакана, который я когда-либо видела. В одном углу диджей играет плохой хаус, но за баром работают все четыре телевизора. Там показывают бейсбол, как будто в «Бимерсе» еще не определились, хотят ли они быть клубом, где играют европейский музыкальный хлам, или спорт-баром. Мой датчик опасности зашкаливает. Что-то с этим местом… не так. Как будто это не настоящий бар, а просто его имитация, тщательно продуманная и призванная скрыть что-то еще.
Я сканирую толпу в поисках Дары или хотя бы кого-то, кто может быть с ней знаком. Но все женщины здесь старше, минимум двадцать с лишним. В своем дневнике Дара писала, что работает на Андре. Но все официантки тоже старше: они одеты в микроскопические мини-юбки и облегающие топы с логотипом бара. Две фары, изображенные у них на груди, явно должны напоминать соски. Все они выглядят скучающими, уставшими или раздраженными.
Я думаю о том фото Дары на диване, голова запрокинута, глаза остекленевшие, и у меня душа уходит в пятки.
Мы двигаемся по узкому коридору, который ведет к туалетам. Стены уклеены цветными флаерами: «Счастливый Час по Средам! 4 июля Бонанца! Каждое воскресенье Женские Вечеринки!» И странные одноцветные афиши, рекламирующие «Затмение». И фотографии. С одной стороны, я хочу увидеть Дару на одном из фото, а с другой стороны, надеюсь, что этого не произойдет. На стене около пяти сотен фотографий, все практически одинаковые: загорелые девушки в откровенных топах, посылающие поцелуи в камеру, и ухмыляющиеся парни с бокалами текилы в руках. И мы идем слишком быстро, чтобы я могла разглядеть больше дюжины лиц. Дары среди них нет.
В конце коридора я вижу дверь с надписью «Не входить». Вышибала стучит дважды и в ответ на приглушенную команду, которую я не разбираю, распахивает дверь. К моему удивлению, в офисе, заваленном коробками с трубочками и салфетками с логотипом бара, за письменным столом сидит женщина.
– Кейси, – обращается к ней вышибала, – тут девчонка для Андре.
Пропустив меня внутрь, он сразу же исчезает. Дверь поглощает почти все звуки снаружи, но я ощущаю басы, вибрирующие у меня под ногами.
– Сядь, – говорит эта женщина, Кейси, не отрывая глаз от экрана компьютера. – Дай мне секунду. Эта долбаная система…
Она с такой силой стучит по клавиатуре, будто хочет ее сломать, а потом резко отодвигает компьютер в сторону. Ей, должно быть, около сорока. У нее темные волосы со светлыми прядями и следы чего-то (может, шоколада?) на губах. Она была бы похожа на школьного методиста, если бы не ее глаза – яркие, неестественно-голубые.
– Ладно, – говорит она. – Чем я могу тебе помочь? Дай угадаю. – Женщина окидывает меня взглядом, задерживаясь на груди, прямо как тот вышибала. – Мне кажется, ты подходишь.
Решаю, что мне пока лучше молчать, и просто киваю.
– Тебе есть восемнадцать?
Я снова киваю.
– Хорошо, хорошо. – На ее лице отражается облегчение, как будто я прошла проверку. – Потому что это Федеральный закон, знаешь ли. Чтобы работать официанткой, тебе должен быть двадцать один год, ведь мы подаем еду. Но что касается приватных вечеринок, мы готовы закрыть на это глаза, – брюнетка говорит так быстро, что я едва успеваю следить за нитью разговора. – Теперь заполни анкету и напиши расписку, что не обманываешь нас насчет возраста.